WHERE THERE’S A WILL

Copyright © 1940 by Rex Stout

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

All rights reserved

© Е. А. Копосова, перевод, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство Иностранка®

Глава 1

Я опустил на стол справочник «Кто есть кто в Америке» за 1938–1939 годы, потому что держать его в руках в такой жаркий день становилось тяжело.

– Их зачали через равные промежутки времени, – возвестил я. – Если они не приврали, подавая сведения о себе, то Эйприл сейчас тридцать шесть лет, Мэй – сорок один, а Джун – сорок шесть. Каждые пять лет по дочке. Очевидно, родители начали с середины календаря и двинулись к началу, и так же очевидно, что первую дочь они назвали Джун, потому что она родилась в июне тысяча восемьсот девяносто третьего года. Но следующе имя уже указывает на некоторую работу воображения. Сдается мне, это мама постаралась. Вторая девочка появилась на свет в феврале, но назвали ее Мэй…

Ниро Вулф с закрытыми глазами откинулся на спинку кресла, и ничто не указывало на то, что он слышит меня. Тем не менее я продолжал. В этот знойный июльский день, несмотря на шикарный ланч, поданный Фрицем, жизнь меня не радовала. Отпуск у меня закончился. Новости из Европы были таковы, что хотелось понатыкать вдоль побережья через каждые десять ярдов столбики с табличками: «Частный берег. Акулам и государственным деятелям вход запрещен». На моих руках красовались бинты, покрывая те места, куда меня до крови искусали канадские черные мухи. Хуже всего было то, что Ниро Вулф ударился в фантастические траты, остаток на банковском счете достиг небывалого за последние годы минимума, а наш сыскной бизнес загибался. И сугубо из чувства противоречия, вместо того чтобы разделить со мной тревогу о состоянии дел, Вулф на этот раз занял позицию непротивления естественному ходу жизни. Чем довел меня до белого каления. Может, он и впрямь настолько эксцентричен, чтобы с наслаждением испытывать на себе любимом «новый курс» и деятельность АОЗ – Администрации общественной занятости. Что до меня, то я готов видеть в этой аббревиатуре только один смысл – Арчи Озабочен Зарплатой.

Так что я продолжал зудеть:

– Все зависит от того, что их гложет. Наверняка что-то весьма болезненное, иначе они не стали бы в полном составе просить вас о встрече. После смерти их брата Ноэля у них не должно быть проблем с финансами. Ноэль здесь тоже упомянут. – Я хмуро уставился на справочник. – Ему было сорок девять лет, то есть он опережал Джун, старшую из сестер, на три года. Ноэль был правой рукой Каллена в адвокатской конторе «Дэниел Каллен энд компани». Всего добился сам, начав работать в фирме в тысяча девятьсот восьмом году курьером за двенадцать баксов в неделю. Об этом писала позавчера «Таймс» в некрологе. Вы читали? – Вулф не шелохнулся; я скорчил гримасу и продолжил: – До их прихода еще минут двадцать, поэтому, так и быть, поделюсь с вами плодами своих изысканий. В журнальной статье, которую я раскопал, куда больше информации, чем в «Кто есть кто», там приводится масса интересных и красочных подробностей. Например, то, что Мэй носит хлопчатобумажные чулки с тех пор, как японцы бомбили Шанхай, или что мамочка была потрясающей женщиной, поскольку произвела на свет четырех экстраординарных детей. Лично я никогда не понимал, почему в подобных случаях подразумевается, что вклад отца ничтожно мал, впрочем сейчас у нас нет времени обсуждать это. Как-никак мы встречаемся не с отцом, а с его экстраординарными детьми. – Я перевернул страницу журнала. – Подытожим, что нам известно о Ноэле, который скончался в этот вторник. Похоже, на его рабочем столе в офисе «Дэниел Каллен энд компани» на Уолл-стрит был установлен ряд кнопок – по одной для каждой страны Европы и Азии, не говоря уже о Южной Америке. Стоило ему нажать на кнопку – и правительство соответствующей страны тут же подавало в отставку, не забыв осведомиться у Ноэля, кого бы он хотел видеть на их месте. Нельзя не согласиться с тем, что это экстраординарно. Старшая дочь Джун родилась, как я уже говорил, в июне тысяча восемьсот девяносто третьего года. В возрасте двадцати лет она написала дерзкую, сильно нашумевшую книгу под названием «Скачки без седла», а годом позже еще одну, «Приключения одной пташки». Затем она вышла замуж за блестящего нью-йоркского адвоката по имени Джон Чарльз Данн, который в настоящий момент занимает пост Государственного секретаря Соединенных Штатов Америки. На прошлой неделе он послал в Японию очень убедительное письмо. Журнал утверждает, что стремительной карьерой он во многом обязан своей необыкновенной жене. И тут снова мамочка постаралась. Джун на самом деле тоже уже мама двоих детей: сына Эндрю, двадцати четырех лет, и дочери Сары, которой двадцать два. – Я переменил позу, закинув ноги повыше. – Два других экстраординарных ребенка по-прежнему носят фамилию Хоторн. Мэй Хоторн никогда не была замужем. Ее уже можно привлечь по антимонопольному закону за использование такого количества мозговых извилин. К двадцати шести годам Мэй произвела революцию в коллоидной химии. Не знаю, в чем это проявилось, что-то связанное с пузырьками и каплями. С тысяча девятьсот тридцать третьего года она является президентом колледжа Варни и за эти шесть лет увеличила его фонды на двенадцать миллионов баксов, переключившись с коллоидного на колоссальное. Итак, мы видим, что у нее экстраординарный интеллект.

Я был неточен, говоря, что две другие сестры по-прежнему носят девичью фамилию. В случае с Эйприл правильнее сказать «опять» вместо «по-прежнему». Когда в тысяча девятьсот двадцать седьмом году она штурмом брала Лондон, то взглянула на распростертых у ее ног аристократов и выбрала герцога Лозано. Четыре других герцога, несколько графов и баронов, а также два «мыльных короля» покончили жизнь самоубийством. Но увы. Три года спустя, беря штурмом Париж, она развелась с Лозано и вновь стала Эйприл Хоторн как в частной жизни, так и официально. Она единственная актриса из ныне здравствующих и уже почивших, которая сыграла и Джульетту, и Нору. В настоящее время она штурмом берет Нью-Йорк – в восьмой раз. Могу подтвердить это лично, поскольку месяц назад я заплатил спекулянту пять долларов пятьдесят центов за билет на «Омлет». Если помните, я и вас уговаривал посмотреть этот спектакль, исходя из того, что раз Эйприл Хоторн стала признанной королевой американской сцены, то вы просто обязаны ее увидеть.

Вулф даже бровью не повел. Никак мне было не расшевелить его.

– Конечно, – с сарказмом произнес я, – просто возмутительно, что эти экстраординарные девицы Хоторн не проявили ни капли уважения к вашему праву на частную жизнь и намерены заявиться сюда прежде, чем вы переварите ваш ланч. Не важно, что у них за проблемы, не важно, если их брат Ноэль оставил каждой из них по миллиону и они хотят заплатить вам половину этой суммы за то, чтобы вы приставили хвост к их банкиру, – все равно им следовало соблюдать правила элементарной вежливости. Когда Джун позвонила утром, я сказал ей…

– Арчи! – Вулф открыл глаза. – Я понимаю: ты называешь незнакомую тебе миссис Данн по имени, потому что считаешь, будто меня это раздражает. Да, меня это раздражает. Не делай так. Заткнись!

– Я сказал миссис Данн, что с их стороны это недопустимое посягательство на ваше неотъемлемое право сидеть здесь в покое и наблюдать за тем, как наш банковский счет исчезает в сгущающихся сумерках медленного, но неминуемого угасания вашего интеллекта и плачевного коллапса вашего инстинкта самосохранения…

– Арчи! – Вулф стукнул кулаком по столу.

Пора было отступать, но от этого неприятного маневра я был спасен появлением Фрица Бреннера в проеме распахнувшейся двери. Фриц сиял, и я мог догадаться почему. Вероятно, посетители, о приходе которых он собирался возвестить, показались ему весьма многообещающими клиентами в плане их платежеспособности. В старом доме на Тридцать пятой улице рядом с Гудзоном, где жил Ниро Вулф, не было других секретов, кроме профессиональных. Я, будучи его секретарем, телохранителем и главным помощником, по долгу службы не мог не знать, что наши финансы оскудели до предела, но и Фриц Бреннер, повар и мажордом, и Теодор Хорстман, хранитель знаменитой и очень дорогой коллекции орхидей, которую Ниро Вулф содержал в оранжерее на крыше, тоже об этом знали. Так что Фриц, очевидно, сиял оттого, что внешний вид троицы, о прибытии которой он объявил, предвещал самый крупный гонорар, какого мы не видели уже много недель. Он с шиком представил гостей.

Вулф без всякого энтузиазма велел привести их в кабинет. Я снял ноги со стола.

Хотя экстраординарные сестры Хоторн не слишком походили друг на друга, я, рассаживая их по стульям и тактично изучая, решил, что они, пожалуй, и правда дочери одной и той же потрясающей матери. Эйприл я уже видел на сцене; теперь же, при ближайшем рассмотрении, я готов был признать, что она могла бы взять штурмом и кабинет Ниро Вулфа, появись у нее такое желание. Она выглядела страстной, капризной, прекрасной и сногсшибательной. Когда она поблагодарила меня за придвинутый стул, я решил, что женюсь на ней, как только накоплю достаточно денег на новые ботинки.

Мэй, гигант мысли и президент колледжа, удивила меня. Она выглядела вполне милой. Позже, узнав, как решительно у нее сжимаются губы и каким непререкаемым бывает ее тон при необходимости, я кардинально пересмотрел свою оценку, но тогда она показалась мне просто милой, безобидной и моложе среднего возраста. Джун (для вас миссис Данн) отличалась большей стройностью, чем младшие сестры, чуть ли не худобой, седеющими волосами и беспокойными горящими темными глазами – глазами человека, который никогда не был и не будет полностью удовлетворен. Общим в их внешности был, пожалуй, лоб – широкий, довольно высокий, с выраженными височными впадинами и хорошо заметными надбровными дугами.

Джун представила всех присутствующих: сначала себя и сестер, затем двоих пришедших с ними мужчин. Их звали Штауффер и Прескотт. Штауфферу, наверное, еще не исполнилось сорока, он был лет на пять старше меня и выглядел бы недурно, если бы так не напрягался. Он как будто стремился соответствовать чему-то. Второй мужчина, Прескотт, около пятидесяти лет, роста был пониже среднего, с округлым брюшком, судя по которому шнурки на ботинках его обладатель завязывал с определенным трудом. Конечно, со сферическим великолепием Ниро Вулфа это брюшко не шло ни в какое сравнение. Я вспомнил, что видел портрет Прескотта в газете, где объявлялось о его избрании на какой-то пост в Адвокатскую палату. Значит, это Гленн Прескотт из юридической фирмы «Данвуди, Прескотт энд Дэвис». Одет он был в рубашку и галстук от «Мецгер» и костюм, который стоил полторы сотни баксов; в петлице пиджака красовался цветок.

Из-за этого цветка в самом начале беседы произошел небольшой инцидент. Я уже давно перестал гадать, что является истинной причиной подобных выходок Вулфа: хочет он лишний раз продемонстрировать свою эксцентричность, или ему действительно интересно что-то узнать, или таким способом он рассчитывает выиграть время, чтобы оценить собеседников, или еще что-то. Так или иначе, но не успели все рассесться по местам, как Вулф нацелил взгляд на Прескотта и вежливо спросил:

– Это центаурея?

– Прошу прощения? – Прескотт не сразу сообразил, о чем речь. – А-а, вы имеете в виду цветок у меня в петлице. Не знаю. Я просто выбираю в цветочном магазине что-нибудь подходящее.

– Вы носите цветок в петлице, не зная, как он называется?

– Конечно. А что в этом странного?

Вулф пожал плечами:

– Я никогда раньше не видел центаурею такого оттенка.

– Это не центаурея, – нетерпеливо вмешалась миссис Данн. – У центауреи цианус лепестки гораздо плотнее…

– Я не сказал «центаурея цианус», мадам. – В голосе Вулфа слышалось раздражение. – Я имел в виду центаурею лейкофилла.

– Никогда не слышала о такой. В любом случае это никакая не центаурея лейко-что-то-там. Это диантус супербус.

Эйприл рассмеялась. Мэй улыбнулась ей, как Эйнштейн улыбнулся бы котенку. Джун метнула взгляд в сторону младшей сестры, и Эйприл прекратила смеяться и произнесла своим знаменитым переливчатым голосом:

– Ты победила, Джун. Это диантус супербус. Я не имею ничего против того, что ты всегда права, честное слово, но, если что-то кажется мне забавным, я не могу не смеяться – таков мой характер. И могу ли я поинтересоваться: меня притащили сюда для того, чтобы выслушать лекцию по ботанике?

– Тебя никто не тащил, – возразила старшая сестра. – Во всяком случае, не я.

Мэй подняла руку, останавливая сестер:

– Вы должны извинить нас, мистер Вулф. Наши нервы на пределе. На самом деле мы хотели бы получить у вас консультацию по крайне важному делу. – Она посмотрела на меня и улыбнулась так мило, что я улыбнулся ей в ответ. Затем она опять обратилась к Вулфу: – И крайне конфиденциальному.

– Все в порядке, – заверил ее Вулф. – Мистер Гудвин – мое второе «я». Без него я ничего не смог бы делать. А экскурс в ботанику – исключительно моя вина, я первым заговорил на эту тему. Расскажите об этом крайне важном деле.

Прескотт произнес с сомнением в голосе:

– Может быть, я объясню?

Прикурив от зажженной спички, Эйприл помахала ею, чтобы она погасла, и, щурясь от сигаретного дыма, мотнула головой в сторону Прескотта:

– Да ни за что! Ни один мужчина не сможет ничего объяснить в присутствии нас троих.

– Наверное, будет лучше, если Джун… – предложила Мэй.

Миссис Данн без дальнейших проволочек заявила:

– Речь идет о завещании нашего брата.

Вулф нахмурился. Он ненавидел распри из-за завещаний и однажды дошел до того, что заявил одному потенциальному клиенту, что не желает играть в перетягивание каната, где вместо каната – кишки мертвеца. Тем не менее он без излишней грубости спросил:

– Завещание вызывает какие-то сомнения?

– Да. – Голос Джун был резок. – Но сначала я бы хотела сказать следующее. Вы детектив. Нам не нужен детектив, но я настояла, чтобы мы обратились к вам. И не из-за вашей репутации, а скорее благодаря тому, что вы однажды сделали для моей подруги, миссис Ллевелин Фрост. Тогда она еще была Гленной Макнейр. Также я слышала, как высоко отзывается о вас мой муж. Насколько я понимаю, вы сделали что-то невозможное для Госдепартамента.

– Благодарю вас. Но, – напомнил Вулф, – вы говорите, что вам не нужен детектив.

– Не нужен. Но мы очень нуждаемся в услугах способного, проницательного, сдержанного и не слишком щепетильного человека.

– У нас это называется дипломатия, – сказала Эйприл, стряхивая пепел с сигареты.

Ее замечание было всеми проигнорировано.

– В услугах какого рода? – поинтересовался Вулф.

Я решил, что лицу Джун требуется кое-какая корректировка. У нее были глаза ястреба, однако нос, которому следовало в таком случае напоминать клюв, был всего лишь прямым красивым носом. Я предпочитал смотреть на Эйприл. Но говорила Джун:

– Боюсь, это услуги совершенно необычного свойства. Мой муж говорит, что нам поможет только чудо, но он всегда был осторожным и консервативным человеком. Как вам известно, три дня назад, во вторник, скончался наш брат. Похороны состоялись вчера после полудня. Мистер Прескотт – адвокат моего брата – собрал нас вечером, чтобы ознакомить с завещанием. Содержание этого документа шокировало и изумило нас – всех нас без исключения.

Вулф издал звук, которым, как я знал, он выражает свое отвращение, однако люди, малознакомые с ним, могли принять это хмыканье за выражение сочувствия. Тем не менее Вулф сухо произнес:

– Такого рода шока можно было бы избежать, если бы налог на наследство составлял сто процентов.

– Возможно. Вы говорите как большевик. Но дело не в размере ожидаемого наследства, все гораздо хуже…

– Позвольте, – негромко перебила сестру Мэй, – в моем случае дело как раз в размере. Брат говорил, что оставит научному фонду нашего колледжа миллион долларов.

– Я всего лишь хотела сказать, что мы не гиены! – нетерпеливо воскликнула Джун. – Ни одна из нас не рассчитывала на скорое наследство от Ноэля. Конечно, мы знали, что он богат, но ему было всего сорок девять лет, и на здоровье он не жаловался. – Она обернулась к Прескотту. – Думаю, Гленн, вы сможете точнее перечислить мистеру Вулфу основные пункты завещания.

Юрист прочистил горло:

– Должен еще раз напомнить вам, Джун, что как только о завещании станет известно…

– Мистер Вулф сохранит все в тайне, не так ли?

– Разумеется, – кивнул Вулф.