Raymond Carver

WILL YOU PLEASE BE QUIET, PLEASE?

Copyright © 1976 by Raymond Carver

From FURIOUS SEASONS AND OTHER STORIES:

Pastoral, Furious Seasons

Copyright © 1963 by Raymond Carver

WHAT WE TALK ABOUT WHEN WE TALK ABOUT LOVE

Copyright © 1981 by Raymond Carver

All rights reserved

Перевод с английского Ирины Бессмертной, Александры Глебовской, Виктора Голышева, Григория Дашевского, Вадима Михайлина, Максима Немцова, Ивана Ющенко

Издание подготовлено при участии издательства «Азбука»

© И. М. Бессмертная (наследник), перевод, 1987

© А. В. Глебовская, перевод, 2007, 2024

© В. П. Голышев, перевод, 2024

© Г. М. Дашевский (наследник), перевод, 2007

© В. Ю. Михайлин, перевод, 2007, 2024

© М. В. Немцов, перевод, 2024

© И. Б. Ющенко, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка®

* * *

Да помолчи уже, наконец^[1]

Эта книга – для Мэриэнн

Жирдяй^[2]

Сижу за кофе с сигаретами у подруги Риты и выкладываю ей.

Вот что я ей выкладываю.

К концу безлюдной среды Херб подсаживает мне на участок толстяка.

Жирнее этого толстяка я в жизни не видала, хоть на вид он и опрятный, вполне прилично одет. У него все большое. Но лучше прочего я запомнила пальцы. Когда подошла к столику возле него обслужить пожилую пару, перво-наперво эти пальцы и заметила. В три раза больше, чем у обычного человека, – длинные, толстые, сливочные пальцы.

Занимаюсь другими столиками, компания из четырех деловых людей, очень придирчивые, еще одна четверка, три мужчины и женщина, и вот эта пожилая пара. Леандер налил толстяку воды, а я пока не подхожу, даю ему время, чтобы все обдумал.

Добрый вечер, говорю. Принять у вас заказ? – говорю.

Рита, какой же он огромный, просто громадина.

Добрый вечер, отвечает. Здрасьте. Да, говорит. Мы, кажется, уже готовы заказывать, говорит.

Так вот он и разговаривает – странновато, понимаешь. И то и дело чуть отдувается.

Думаю, начнем мы с салата «Цезарь», говорит. А потом тарелку супа – и хлеба с маслом побольше, будьте любезны. Каре ягненка, наверное, говорит. И печеной картошки со сметаной. Насчет десерта мы позже подумаем. Большое вам спасибо, говорит и возвращает мне меню.

Господи, Рита, но эти пальцы у него.

Я спешу на кухню и передаю заказ Руди, а тот принимает и рожу корчит. Ты же знаешь Руди. Он за работой всегда такой.

А из кухни выхожу, и Марго – я же о Марго тебе рассказывала? Та, что за Руди гоняется? Марго мне говорит: Кто это твой жирный друг? Настоящий жиртрест.

Вот поэтому все. Думаю, на самом деле поэтому.

«Цезарь» я ему делаю прямо за столом, он за каждым моим движением наблюдает, а сам между тем хлеб мажет маслом и выкладывает куски на одну сторону, и все время эдак пыхтит. А я так взвинчена или что еще, – в общем, я ему стакан с водой опрокинула.

Ох, простите, говорю. Так всегда бывает, если торопишься. Простите меня, пожалуйста, говорю. На вас не попало? – говорю. Я сейчас мальчика позову все убрать, говорю.

Пустяк, говорит он. Все в порядке, говорит – и пыхтит. Об этом не беспокойтесь, мы не против, говорит. Улыбается и машет, пока я за Леандером иду, а когда возвращаюсь подать салат, вижу, что толстяк уже съел весь хлеб с маслом.

Чуть погодя я ему приношу еще хлеба, а он уже салат доел. А ты же сама знаешь, какие порции у тех «Цезарей»?

Вы очень любезны, говорит. Хлеб у вас великолепный, говорит.

Спасибо, отвечаю.

Ну, он очень хорош, говорит, и мы не шутим. Нечасто удается нам такое удовольствие от хлеба получить, говорит.

А вы откуда? Спрашиваю. По-моему, я вас тут раньше не видела.

Такого не забудешь, вставляет Рита, хмыкнув.

Из Денвера, отвечает.

Я больше насчет этого ничего не говорю, хотя мне и любопытно.

Суп ваш будет готов через несколько минут, сэр, говорю, а сама иду последние штрихи добавить с этой моей компанией деловых, очень придирчивых.

Подаю ему суп, а вижу – хлеб опять исчез. Он последний кусок в рот кладет.

Поверьте, говорит, мы не всегда так едим, говорит. И пыхтит. Вы уж нас извините, говорит.

Вообще не берите в голову, пожалуйста, говорю. Любо-дорого, когда человек ест и ему нравится, говорю.

Не знаю, говорит. Наверное, так с вашей точки зрения. И пыхтит. Поправляет салфетку. А потом берется за ложку.

Боже, ну и жирный! говорит Леандер.

Что ж ему с этим поделать-то, говорю, поэтому закрой рот.

Ставлю ему еще корзинку с хлебом и побольше масла. Как вам суп? спрашиваю.

Спасибо. Хороший, говорит. Очень хороший. Вытирает губы и промокает подбородок. Как считаете, здесь тепло или мне одному так кажется? – спрашивает.

Нет, тут тепло, отвечаю.

Может, мы тогда пиджак снимем, говорит.

Не стесняйтесь, говорю. Человеку должно быть удобно, говорю.

Так и есть, говорит, это очень, очень точно, говорит.

Но потом я вижу, что он все еще в пиджаке.

Мои большие компании уже ушли, пожилая пара тоже. В заведении пустеет. К тому времени, как я подаю толстяку каре и печеную картошку, а с ними еще хлеба и масла, он остается один.

На картошку ему наваливаю побольше сметаны. Сметану посыпаю беконом и резанцем. Приношу еще хлеба и масла.

Все в порядке? спрашиваю.

Прекрасно, отвечает – и пыхтит. Отлично, благодарю вас, говорит – и опять пыхтит.

Приятного вам ужина, говорю. Поднимаю крышку с его сахарницы и заглядываю в нее. Он кивает и не сводит с меня глаз, пока не ухожу.

Теперь-то я знаю, что мне чего-то надо было. Только не знаю чего.

Как там старый мешок кишок поживает? Ты с ним все ноги себе стопчешь, говорит Хэрриет. Сама знаешь, какая она, Хэрриет-то.

На десерт, говорю я толстяку, есть «Зеленый Фонарь Особый», это такой пудинг с подливой, или чизкейк, или ванильное мороженое, или ананасный шербет.

Мы же вас не задерживаем, а? спрашивает он, пыхтя и с озабоченным видом.

Нисколечко, отвечаю. Конечно ж нет, говорю. Не спешите, говорю. Пока выбираете, я вам еще кофе принесу.

Будем с вами честны, говорит он. И на стуле елозит. Нам бы хотелось «Особого», но еще мы бы, может, взяли и вазочку ванильного мороженого. С капелькой шоколадного сиропа, если угодно. Мы же вам сказали, что проголодались, говорит.

Я иду на кухню разобраться с десертом сама, а Руди говорит: Хэрриет сказала, у тебя там толстяк из цирка. Это правда?

А Руди уже снял и фартук, и колпак, если ты меня понимаешь.

Руди, он жирный, говорю, но дело тут не только в этом.

А Руди только смеется.

Как по мне, так она в жир втюрилась, говорит.

Берегись, Руди, говорит Джоэнн, которая только-только в кухню входит.

Я уже ревную, говорит ей Руди.

Ставлю я «Особый» перед толстяком и большую креманку ванильного мороженого с шоколадным сиропом отдельно.

Спасибо, говорит он.

Всегда пожалуйста, говорю, – и меня охватывает чувством.

Верьте слову, говорит он, мы не всегда вот так едим.

А у меня – я все ем и ем, и никак не набираю, говорю. Мне бы хотелось набрать, говорю.

Нет, говорит он. Будь у нас выбор, нет. Но выбора нету.

После чего берет ложку и ест.

Что еще? спрашивает Рита, прикуривая из моих сигарет и подтаскивая стул поближе к столу. Теперь эта история становится интереснее, говорит.

На этом все. Больше ничего. Он доедает десерты, а потом уходит, и потом идем домой мы с Руди.

Ну и жирняга, говорит Руди и потягивается – он всегда так делает, если устал. А затем просто смеется и снова переводит взгляд на телевизор.

Я ставлю кипятиться воду на чай и принимаю душ. Прижимаю руку к себе посередке и спрашиваю себя, что бы случилось, будь у меня дети и один из них стал бы так выглядеть, таким жирным был бы.

Наливаю воду в чайник, расставляю чашки, сахарницу, пакет «половины-на-половину» и вношу поднос Руди. Как будто он об этом думал все время, Руди говорит: Знал я в детстве одного толстяка, пару толстяков, по-настоящему жирных. Такие бочки были, что боже мой. Не помню, как их звали. Жирдяй, только так и называли одного пацана. Мы его звали Жирдяй, этот пацан со мной рядом жил. Был соседом. А другой пацан потом возник. Его звали Хляба. Все его звали Хлябой, кроме учителей. Хляба и Жирдяй. Жалко, снимков у меня не осталось, говорит Руди.

Не могу придумать, что ему ответить, поэтому мы пьем чай, и совсем скоро я встаю, чтоб укладываться спать. Руди тоже поднимается, выключает телевизор, запирает переднюю дверь и давай расстегиваться.

Я ложусь на кровать, и сдвигаюсь на самый край, и лежу там на животе. Но сразу же, только свет гасит и забирается в постель, Руди начинает. Я переворачиваюсь на спину и немножко разжимаюсь, хоть это и против моей воли. Но вот в чем тут штука. Когда он на меня забирается, я вдруг чувствую, что я жирная. Чувствую себя до ужаса жирной, такой жирной, что Руди – какая-то малявка и вообще поди найди его там.

Смешная это история, говорит Рита, но я же вижу – она ничего в ней не сообразила.

Мне уныло. Но в это с нею я вдаваться не стану. Я и так ей слишком много выложила.

Она сидит и ждет, а сама изящные пальчиками себе в волосы тычет.

Ждет чего? хотелось бы мне знать.

Сейчас август.

Жизнь моя изменится. Такое чувство.

Соседи^[3]

Билл и Арлин Миллеры были счастливой парой. Но время от времени им казалось, что лишь их одних во всем их кругу как-то обошли, и Билл так и остался выполнять обязанности счетовода, а Арлин занималась секретарскими задачами. Иногда они об этом разговаривали – в основном сравнивая себя с соседями, Хэрриет и Джимом Стоунами. Миллерам казалось, что у Стоунов жизнь полнее и ярче. Стоуны всегда выходили куда-то ужинать, или принимали гостей дома, или в связи с работой Джима путешествовали где-то по стране.

Стоуны жили через площадку от Миллеров. Джим работал коммивояжером в фирме запчастей, и ему часто удавалось сочетать командировки с отпускными поездками, вот и в этот раз Стоуны уезжали на десять дней: сперва в Шайенн, а затем дальше в Сент-Луис навестить родню. Пока Стоунов не будет, Миллеры приглядят за их квартирой, будут кормить Киску и поливать растения.

Билл и Джим пожали друг другу руки у машины. Хэрриет и Арлин подержали друг дружку за локти и легонько поцеловались в губы.

– Развлекайтесь, – сказал Билл Хэрриет.

– Развлечемся, – ответила Хэрриет. – Вам, ребятки, тоже не скучать.

Арлин кивнула.

Джим ей подмигнул:

– Пока, Арлин. Хорошенько приглядывай за стариком.

– Пригляжу, – ответила Арлин.

– Развлекайтесь, – сказал Билл.

– А то, – ответил Джим, легонько хлопая Билла по плечу. – И еще раз спасибо вам, ребята.

Стоуны помахали, отъезжая, и Миллеры тоже помахали.

– Что ж, жалко, что не мы, – сказал Билл.

– Бог свидетель, отпуск бы нам не повредил, – произнесла Арлин. Она взяла его за руку и обхватила ею свою талию, когда они поднимались по лестнице к их квартире.

После ужина Арлин сказала:

– Не забудь. В первый вечер Киске надо дать со вкусом печенки. – Она стояла в дверях кухни, складывая скатерть ручной работы, которую Хэрриет в прошлом году купила ей в Санта-Фе.

Входя в квартиру Стоунов, Билл вдохнул поглубже. Воздух там уже застоялся и пах смутно сладко. Лучистое солнце часов над телевизором показывало половину девятого. Он вспомнил, как Хэрриет вернулась с этими часами домой, как перешла через площадку показать их Арлин, прижимая латунный корпус к себе обеими руками и разговаривая с часами через обертку, как будто они – младенец.

Киска потерлась мордочкой о его шлепанцы, а потом завалилась на бок, но быстро вскочила, когда Билл зашел в кухню и взял одну банку из тех, что выставили на сверкающей сушилке. Оставив кошку копаться в еде, он направился в ванную. Посмотрелся в зеркало, а потом закрыл глаза и после этого взглянул опять. Открыл аптечный шкафчик. Нашел коробочку пилюль и прочел этикетку: Хэрриет Стоун. По одной раз в день по назначению, – и сунул ее в карман. Вернулся в кухню, налил в кувшин воды и вернулся в гостиную. Закончив поливать, поставил кувшин на ковер и открыл шкафчик с напитками. Дотянулся вглубь за бутылкой «Чивас Ригал». Дважды отхлебнул из бутылки, вытер губы рукавом и вернул бутылку в шкафчик.

Киска спала на тахте. Он выключил свет, медленно закрыл и проверил дверь. У него оставалось ощущение, что он что-то забыл.

– Что так долго? – спросила Арлин. Она сидела, подвернув под себя ноги, и смотрела телевизор.

– Ничего. Играл с Киской, – ответил он и подошел к ней, и потрогал ей груди. – Пойдем ляжем, милая, – сказал он.

На следующий день Билл использовал лишь десять минут от двадцатиминутного перерыва, выделявшегося им днем, и ушел с работы за четверть часа до пяти. Машину он ставил на стоянку, как раз когда Арлин выскакивала из автобуса. Подождал, пока она войдет в здание, затем взбежал по лестнице поймать ее, как только выйдет из лифта.

– Билл! Господи, ты меня напугал. Ты рано, – сказала она.

Он пожал плечами.

– На работе делать нечего, – сказал он.

Она дала ему свой ключ, чтобы открыл дверь. Он глянул на дверь через площадку и только после зашел следом за нею.

– Давай ляжем, – сказал он.

– Сейчас? – Она рассмеялась. – Что это в тебя вселилось?

– Ничего. Снимай платье. – Он неуклюже схватил ее, и она сказала:

– Боже правый, Билл.

Он расстегнул на ней ремешок.

Позже они послали за китайской едой, а когда ту принесли, поели жадно, ни о чем не разговаривая, и слушали пластинки.

– Давай не забудем накормить Киску, – сказала она.

– Я только об этом подумал, – сказал он. – Схожу прямо сейчас.