Цитаты из книги «История Рильке и Родена. Ты должен измениться»

«Если бы они работали только по вдохновению, строительство никогда бы не закончилось», – думал Рильке.

Роден пребывал на пике сил, когда открыл неизвестному поэту двери в свой мир; сначала Рильке вошел в него в качестве назойливого ученика, а спустя три года и в качестве самого доверенного помощника. И все это время он записывал изречения и остроты своего учителя, а затем в измененном виде они часто доходили до Каппуса. Как итог, голос Родена отчетливо слышится на страницах писем, его мудрость эхом переходит от Рильке к Каппусу и к миллионам жаждущих молодых людей, которые читали «

Рильке, который видел, что страх смерти сделал с Роденом, считал, что есть лишь один способ достойно встретить свой конец – принять его, как должное.

Их замысел очарователен, легкость исполнения демонстрирует богатство твоего внутреннего видения; композиция неизменно подчеркивает превосходство сделанного тобой выбора». Если бы на листы из этой серии могли взглянуть два разных художника одновременно, то, по его мнению, они испытали бы «совершенно несходную, но при этом одинаково сильную радость».

В ответ Рильке спрятал лицо в ладонях. Нет ничего значительного в смерти на войне, сказал он. Единственное, чему стоит принести в жертву даже жизнь, – это искусство. Бронза Родена, мрамор Микеланджело, темное море Дуино – вот ради чего стоит сражаться, объяснял он Кесслеру. А война – это занятие для бесталанных.

В искусстве, как с запозданием начал понимать Рильке, нет ничего скрытого: в нем нет бога, нет тайны, которую надо раскрыть, и, в большинстве случаев, оно не приносит даже награды. Есть лишь одно – процесс творчества.

Фрейд настаивал на том, что радость, которую дарит красота, перевешивает печаль от ее потери. Да, красота не вечна, но ведь и печаль не остается с нами навсегда, она уходит так же внезапно, как и появляется. Любой конец влечет за собой новое начало, говорит Фрейд, а с ним и возможность строить «на более надежной почве, и прочнее, чем раньше».

Война сделала нашу страну снова маленькой, а остальной мир снова далеким. Она украла у нас многое из того, что мы любили, и показала нам эфемерность многого из того, что мы считали постоянным». Но, в отличие от Рильке,

. Не в силах вынести приближение горя, он выстраивал свою защиту, состоявшую в отказе от восхищения красотой мира. Нельзя ведь горевать о гибели того, что никогда не любил.

В эссе о преходящем он писал, что поэт не просто предчувствовал смерть – он предчувствовал траур, который она принесет с собой