Империя - это нечто большее, чем кучка ученых.
Лингвистическая криптоистория от Ребекки Куанг. Крипто - значит "скрытое", а криптоистория - это когда автор говорит: "Забудьте, чему вас учили и что, как вам кажется, вы знаете о мире. На самом деле все было так, так и так, а реальностью управляют вот эти скрытые силы". Выстраивая совершенно невероятную конспирологическую систему, в которую хочется верить, как сделали Джон Краули с "Эгиптом" или Лазарчук и Успенский с "Посмотри в глаза чудовищ".
Мир "Вавилона" практически не отличается от нашего, кроме лингвистической магии перевода. Тут смотрите, какая штука: перевод без искажения невозможен, между понятиями, даже самыми простыми, нельзя поставить знак равенства. Каждый народ наполняет их естественными для себя смыслами, возьмем такое, казалось бы, всеобщее, как хлеб: для бывших советских людей это кирпичик, для француза багет, для таджика лепешка. Понятно, что это грубое приближение, но суть ясна: и вода, и воздух в переводе не идентичны, что уж говорить об отвлеченных понятиях. Магия в истории Куанг аккумулируется в том самом семантическом "кармане", а если каждое из пары слов двух языков еще и обладает дополнительными значениями, включая словесные игры, архаизмы, омонимию, жаргон, etc - то все они обогащают семантический ряд, делают магию более действенной.
Технически это выглядит как гравировка слова с переводом на двух сторонах серебряной пластины (можно на посеребренной, да хоть на дощечке, но эффект на порядок усиливает именно серебро). С ним транспорт едет быстрее, лампы светят ярче, еда вкуснее и сытнее, обучение эффективнее и качество жизни в целом лучше. Оружие стреляет дальше и более метко. Именно на эффекте серебряных пластин построена в романе британская экспансия. Магия возобновляемый ресурс и работает лишь тогда, когда слово награвировано человеком, владеющим обоими языками равно хорошо, механическое копирование не дает эффекта.
А для того, чтобы усилить рычаги воздействия на покоренные и ограбленные колонии, Империя привлекает на службу представителей коренных народов, которых с младенчества воспитывают билингвами. Выученный язык не раскрывается в полноте усвоенного естественным путем. Полукровка из Кантона, который станет для нас Робином Свифтом, рос в трущобном районе, однако с английской бонной, которой кто-то платил за неотлучное пребывание с ним; пережил всех родных, погибших от холеры, был спасен английским профессором посредством серебряной облатки; вывезен в Лондон, где с ним занимались преподаватели классических языков. После поступил в Оксфорд на факультет Вавилон (да-да, по ассоциации с Вавилонской башней и проклятием смешения языков). Здесь и башня своя имеется - самое высокое здание в Университете.
Все прочие оксфордцы, в том числе столпы академической науки, лишь приложение к балаболам - так называют студентов и профессорский состав Вавилона. Не случайно, именно на них зиждется здание британского могущества. Назвать их положение привилегированным, значило бы сильно преуменьшить: отдельные комнаты, жизнь на полном обеспечении, недурная стипендия - при том, что прочие платят за учебу колоссальные суммы. А студенческое братство: индиец Рами, чернокожая гаитянка Виктуар, и дочь адмирала Летти (попавшая сюда за языковую одаренность и взамен погибшего брата) - очень скоро становится подлинной семьей не только для Робина, но и для всех его друзей.
А теперь немного аналитики, прежде, чем перейти к грустному. Концепция, приводящая на память "Игру в бисер" Гессе восхитительна; магическая академия, хотя и смыленная тысячей клонов "Гарри Поттера", весьма недурна; мотивы "Тайной истории" тоже изрядно растиражированные подражателями. выглядят несколько утрированными и ненатуральными, но все это можно было бы оправдать, когда бы не чудовищный финал. В котором пепел Клааса начинает стучать в сердца тройки друзей, принадлежащих к угнетенному оксфордскому меньшинству, составляющему большинство в нашей студенческой компании. Превращая хорошую книгу в беззастенчиво манипулятивный, скверный по исполнению, навязчивый до назойливости, нудный перечень преступлений, совершенный англичанами в отношении покоренных народов.
С примерно третьей части роман становится прокламацией, авторка, словно бы не замечая этого скатывается в обратный расизм, обвиняя белых во всех бедах этого мира и бездарно сливая финал. Впрочем, для Куанг характерно яркое начало, которое вырождается в невразумительное нечто, с "Опиумной войной" было то же: мощный зачин и груды разлагающихся трупов с кровью-кишками-добротой в конце. Не говоря о том, что написание подобного романа сегодня, когда колониальная система уж семь десятков лет, как почила, требует примерно нулевого уровня гражданского мужества. Все равно, что пинать мертвого льва (sorry за невольную ассоциацию с двуспальным английским лёвою)
История на глазах уплощается и схематизируется, амбивалентность героев упразднена за ненадобностью, прежде логически непротиворечивый мир становится историей с притянутой за уши каузальностью. Нет, дорогая Ребекка, пытки ломают людей и заставляют отказываться от надстройки идеалов ради базиса выживания, Оруэлл с Комнатой 101 описал это как есть, не как у вас, хотя история с наручниками подозрительно напоминает также испытание ящиком боли из "Дюны". Ну-да, мы уже привыкли, что вы тащите отовсюду - лингво-семантическая концепция тоже. будем честны, восходит к "Посольскому городу" и отчасти к "Городу и городу" Мьевиля. Не страшно, суть ведь не в том, чтобы застолбить за собой участок абсолютной оригинальности, мир стоит на плечах гигантов. Важнее сделать это хорошо, наполнить аутентичным смыслом, с гравированными пластинками вам удалось, а дальше - нехорошо, воля ваша.
Тем не менее, книгу стоит иметь в читательском активе, а если вы воспринимаете тексты на слух, аудиоверсия, начитанная Амиром Рашидовым, хороша.
