Отзывы на книгу «Тонкая серебристая нить»

Очень проникновенно написано! Сильно! Речь идет о временах чеченских войн - первой и второй (и еще летней), и акцент сделан не на исторических событиях типа "в таком-то году была битва под ... и командовал ...", нет! Акцент сделан на человеческих судьбах, чувствах - простых мирных жителей. Во время этих войн люди жили, справляли свадьбы, отмечали какие-то свои памятные дни, любили, рожали, растили детей... Это очень чувственно. И в это время боевики и солдаты дрались, убивали, порой сметая и простых людей тоже (читай: мирное население). И даже дети играли в войну. А еще в этой книге описаны законы гор: как там обращались с девочками, как заставляли их выходить замуж не по любви и как отец или брат относились к той, которая даже просто заговорила во дворе с незнакомым мужчиной без их разрешения. Интересно описана и жизнь одной местной проститутки. Это вовсе не ругательство, а лишь название ремесла, которое девушка выбрала. Но ее не трогали, потому как она делилась в такое трудное время едой с жителями. Она имела доброе сердце, и, хотя ее ремесло там считается очень серьезным грехом, она сумела найти и свою радость - ей нагадали, что хоть первая половина жизни была ее темным пятном, то вторая будет светлой. Потом, по сюжету, она исчезла - может, нашла себе мужчину, уехала и родила ребенка - такой женщине нельзя рожать в той среде, где она находилась, а тут, возможно, повезло, когда она уехала. Конечно, общество со своими законами - порой жестокими и консервативными - все равно страдало от войн. Бывало, что воюющие путали мирных граждан с террористами либо были свои национальные неприязни - ты русский - значит ненависть направлена на тебя. Или, наоборот - ты нерусский.
Это жестоко, но это - быль, когда мирный человек заходит в свой дом и внимательно смотрит под ноги, чтобы не задеть нить, направленную от взрывчатки, приготовленной для врага. вооруженного террориста.
Действительно, книга не зря получила премию.

Эта прекрасная проза - свидетельство неисчерпаемой силы человеческого духа.

Рассказ Полины Жеребцовой, давший название сборнику. Опубликован на snob.ru

Тонкая серебристая нить.

Смерть — мой союзник, мой партнер по игре в шахматы, мой надежный ненавистный друг и самый любимый враг. Когда смерть рядом, жизнь видна по-другому: ясность и понимание становятся безграничными. Стоит ей отлучиться — обманчивый иллюзорный мир вторгается в мои откровения, туманит сознание.

Мы познакомились с ней уже давно, в моих детских снах. Мы сражались, вели философские беседы, блуждая по мирам сновидений, пока однажды она не постучала в мою дверь наяву: началась Первая чеченская война.

Я смотрела на растерзанные трупы людей и животных на улицах своего города, и приходило четкое понимание: смерть идет чуть позади — за моим правым плечом. Она хотела забрать и меня, но что-то все время мешало ей. Настойчиво, будто в этом был хоть какой-то смысл, я писала дневник, в котором были уже тысячи страниц...

А она, наверное, ждала последней.

Она криво усмехается, когда кто-то говорит, что ненавидит войну. Ведь она-то знает: мир за всю историю человечества на нашей планете был только сто лет.

Смерть не любит слабых духом, жалеет немощных, испытывает сильных.

На войне происходит много странных и необъяснимых вещей, о которых слагают легенды.

Я научилась слышать, как летит пуля, рассчитывать по секундам, когда и где упадет снаряд, открывать рот, если глубинная бомба падает на соседскую пятиэтажку, чтобы не лопнули барабанные перепонки.

Мертвых жителей в городе куда больше, чем живых, если война настоящая. Поэтому грани миров между живыми и мертвыми быстро стираются, и приходит понимание, что нет никаких мифических «мы» и «они». Есть «они», которые только что были «мы». И есть «мы», которые в любую секунду могут стать «ими».

Бродящий по руинам сумасшедший философ, герой моего романа, сгоревшего в печке из нескольких битых кирпичей, что стояла рядом с нашим подъездом, как и положено герою, остался внутри войны. Затерялся в том времени и пространстве, откуда исчезла я — чумазая четырнадцатилетняя девчонка с осколками в ногах, одетая в тяжелые от постоянного холода и сырости вещи, сноровистый зверек, умеющий спать прямо на снегу и вынюхивать еду в развалинах.

На войне нет закрытых дверей: они выбиты взрывными волнами; нет преград ни в чужие дома, ни в другие измерения. И когда кто-то из Верхнего мира с сумасшедшей последовательностью каждые несколько часов гасит свет в нашем, Нижнем, следует твердо помнить, что множество «шутников» в военной форме выходят на пустые улицы. Иногда они минируют помещения: вдруг кто-то взорвется?

Поэтому, заходя в руины, бывшие некогда жилыми домами, в поисках консервов или подгнившей сырой муки, следует двигаться очень медленно, смотреть перед собой и под ноги. Если заметишь тонкую серебристую нить — не стоит ее задевать: это твой билет в один конец.

Таких нитей оказалось великое множество; они, словно паутина, окутали многие квартиры, и несколько раз мне удавалось перешагнуть через них: не подвел Союзник, идущий невидимо рядом. А мой Город стал серебристым коконом, раскачивающимся на невидимой черной нити, натянутой между Там и Здесь.

Серый большой дом из бетонных плит был еще недавно пятиэтажкой с четырьмя подъездами, внизу, на остановке «Нефтянка». Соседи, что занимались мародерством, рассказывали, какие славные там пылесосы, ковры и посуда, но тот, кто играет в шахматы со смертью, знает хрупкость этих «славных» прочных вещей, как и тех безумцев, кто прикасается к ним. Впрочем, вещи меня никогда не интересовали. Другое дело — еда.

В городе, который находится в блокаде, в кольце, нет ни хлеба, ни риса, ни воды. Мы пили растопленный снег и все время искали хотя бы немного муки для некоего подобия лепешки.

Серый дом показался мне подходящим местом для поиска. Его верхние этажи съехали вниз, подчиняясь закону гравитации, а нижние сохранили свои очертания, словно запомнили то, чем они были когда-то.

В первом подъезде, куда я вошла, прихрамывая от боли в ногах, лежал труп мужчины в домашней одежде. Его убили выстрелом в голову. Его рот был приоткрыт, а глаза смотрели удивленно — будто он что-то хотел сказать, но не успел. Чуть дальше лежала женщина, раскинув руки, и два ребенка лет пяти-семи.

Странно, но пахло только гарью и металлом, словно убитые были андроиды. Еды на кухне не оказалось.

Пожелав мертвым утешения и радости — все же они покинули этот иллюзорный мир, где постоянно шла война, опередив меня, — я, прислушиваясь к грохочущей надо мной музыке, поспешила заскочить в другой подъезд, шатаясь от голода, так как не ела по меньшей мере четыре дня.

Там я натолкнулась на мертвую женщину с седыми волосами. И вдруг словно невидимая рука толкнула меня с такой силой, что я сразу рухнула в коридоре, не дойдя до зала. Лежа на сгоревшем, черном полу, я увидела стальную нить.

Нить была такой тонкой, серебристой, что ее нельзя было заметить, не пролейся на нее солнечный свет. Мысль, что в древних восточных трактатах из дедушкиной библиотеки я что-то читала об этом, не покидала меня. «Это то, чем душа прикреплена к телу», — подумала я, увидев, что один конец нити привязан к боевой гранате.

Через несколько дней в районе серого дома, который я покинула, не найдя никакой еды, случилась суматоха: на БТРах подъехали военные и что-то деловито втаскивали внутрь в ящиках.

Наша соседка тетя Аза, крутившаяся неподалеку, спросила:

— Что вы делаете?

— Будем взрывать! — последовал лаконичный ответ.

— Что взрывать?

— Дом! Пошли отсюда! Прочь!

Соседи поспешили ретироваться, дабы предупредить остальных, что скоро во все стороны полетят куски бетонных блоков.

Взрыв произошел ровно в 13:00 по местному времени, смешав камни и тела.

Мы не решились оставаться в своей квартире, медленно, как геологический пласт, сползающей в подвал, вышли на улицу и открыли рот. Не от удивления, конечно, — просто хотели сохранить барабанные перепонки.

Ведь от такого мощного взрыва могли рухнуть соседние здания. Они вздрогнули, но устояли.

Вниз упала только пара балконов.

Книга написана искренне, видно что человек видел все своими глазами, а не слушал где-то ушами и потом пересказывал. Очевидец с большим даром писателя. Дети и внуки будут читать и перечитывать!

Новый сборник рассказов, вышедший из-под авторучки Полины Жеребцовой, почти полностью основан на её дневниках Муравей в стеклянной банке . Только рассказы "Много у Господа светлых убранств", "Дочь Пророка" и "Река Смерти" - это отдельные художественные произведения. Независимо от степени автобиографичности все рассказы у авторки о войне, смешении религий и национальностей.

Рассказы отлично показывают, что можно сколько угодно считать себя человеком мира и просвещенно рассказывать о том, что национальность более не важна, но как только случится вспышка насилия в обществе, так первый признак по которому тебя протипируют - это твоя национальность. Как это и было в Чечне в 90-х, когда сразу всем стало понятно, кто тут тварь дрожащая, а кто право имеет (как правило право имел тот, кто о такой постановке вопроса от великого писателя никогда не слыхал). Также эти тексты хорошо показывают, что не бывает никаких "наших солдат". Бывают "наши солдаты" только для тех, под чьим контролем они находятся. А простых мирных граждан случись что сразу и пристрелят те, кто получал зарплату с их налогов. Так что всегда плохо быть нищей, без оружия, без клана и женщиной.

Что ещё могу сказать? Сюжет в "Дочь Пророка" выстроен на сказочке о прекрасном принце, который придёт и спасёт главную героиню. Есть такие мифы, которые из сознания ничто не может вытравить.

В России есть только одна Война - Великая Отечественная. Память о ней вечна и непоколебима. В сравнении с ней остальные войны остаются только датами в школьных учебниках.
Но это не значит, что в тех войнах не погибали люди, не разрушались города.
Но все же, на мой взгляд, эти рассказы больше не о войне, а о том, что хорошие и плохие люди есть везде, в любых национальностях. Не всегда сосед окажется другом, а боевик - убийцей.