Ожидая боли, с силой закусила губу, но… Ничего не произошло. Красные капли странной жидкости будто впитались в мою кожу, полностью растворившись и став со мной единым целым.

Страшилище вышло через ограду и вплотную приблизилось ко мне. Багровые потоки устремились ко мне, испугавшись, зажмурила глаза. Зловонное горячие дыхание коснулось моего лица.

– Я… пойду… с… тобой…

Приоткрыв один глаз, увидела лицо, слепленное из черепичных осколков. Пустая дырка вместо рта еле шевелилась. Огарки почти догорели, и взгляд теперь был тусклым и спокойным.

– Пугало?

Стало совсем темно. Поднялся сильный ветер, но пламя огарков спокойно разгоралось, успокаивая меня своим мерным теплом.

Бардовая жижа уже собралась большой лужей у моих ног. Словно оживая, она лизала мои ноги, моментально впитываясь в мою кожу. Поднималась вверх странными, едва блестящими пятнами, не оставляя и следа на туфельках и одежде.

Ветер усиливался, и я, не дыша, всё ещё смотрела в это уродливое, но почему-то теперь совсем не страшное лицо. Резкие порывы трепали подол платья и туго заплетённые косы.

– Как… ты… сказала?..

– Пугало, – осмелившись, коснулась рукой гладких черепков и с удивлением заметила, что рваная рана рта изобразила что-то похожее на улыбку. – Ты – Пугало. Зачем тебе идти со мной?

– Одна… не… справишься… – не замечая смрада и откровенной вони, равнодушно смотрела прямо в те впадины, что заменяли этому чучелу глаза. – Не… дойдёшь…

– Не дойду? Куда?

Пугало не ответил на мой вопрос, только выпрямился и направился к ручью. Стряхивая с себя оставшиеся капли, я торопливо побежала за ним.

– Куда мы идём? И зачем?

Чучело, хрустя соломой и чавкая стекающей жижей, упрямо шло к Жёлтой дороге.

– Куда я не дойду?

– К… замку…

– Замку?

Протянутая ладонь, набитая соломой, к удивлению оказалась очень тёплой и мягкой, совсем не мерзкой на ощупь, как могло показаться на первый взгляд.

С такой поддержкой мне стало не так страшно.

Ветер с корнем вырывал засохшую пшеницу и поднимал в воздух комья земли, пыль, ветки и жухлые листья. Но нас он не трогал. Словно мы были под невидимой защитой.

Когда мои туфельки звонко цокнули о знакомые жёлтые кирпичи, Пугало повернул ко мне свою большую голову и тихо прошелестел:

– Не… отпускай… меня…

В ответ я крепче сжала его ладонь, и мы уверенно двинулись вперёд. Туда, где бушевал ураган, в самое его сердце.

Я упрямо сжала губы и нахмурилась. Мне было не страшно.

***

2002

Тяжёлые шаги гулко отдавались в полупустом доме. Потолок нещадно скрипел, покрывая меня толстым слоем пыли.

Сонно потерев глаза, осмотрела комнату и не заметила ничего нового: старое эмалированное ведро в углу вместо туалета, миска с засохшими остатками еды у самой двери и привычная темнота. На улице всё ещё ночь. Иначе светлые полоски уже расчертили бы пол знакомым узором.

Мне было так хорошо и тепло, что я лежала не шелохнувшись. Даже голод отступил. И пить совсем не хотелось.

Какой странный сон…

В последнее время он снится мне всё чаще и чаще. И я совсем не понимаю его. Сейчас так даже просыпаться не хотелось.

Потерев руку и оттянув цепь в сторону, перевернулась на другой бок и попыталась снова заснуть. Глаза горели, мягкое тепло разливалось по телу, но сон всё никак не приходил.

В какой замок он собирался меня вести?

Что в этом замке?

И этот Пугало, который чучело, тот самый Пугало? Или я просто так назвала его. Первое слово, пришедшее в голову.

Что если мне остаться во сне? Возможно ли это? Что было бы дальше? Куда он отведёт меня? Интересно, как бы всё сложилось, не сверни я с Жёлтой дороги… Или Пугало сам бы меня нашёл?

Шаги наверху стихли. Испуганно подняв голову, прислушалась ко всему, что происходило в доме. Ничего.

Странное чувство тревоги и страх завладели мной. Обхватив себя руками, уткнулась носом в матрас и замерла.

Мама, как же мне страшно! Почему ты меня не ищешь? Почему не заберёшь отсюда? Ты же знаешь, кто забрал меня… Мама!

Глотая жгучие слёзы, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала, торопливо шмыгая носом. Я позволила себе непозволительную роскошь, как любит говорить Пугало. Сейчас никого нет рядом, никто не услышит и не увидит моих беззвучных всхлипываний.

Можно поплакать ещё чуть-чуть, а потом нужно будет торопливо утереть лицо и постараться выглядеть как обычно. Иначе…

Иногда я мысленно говорила с мамой. Мне казалось, что она должна слышать меня, должна чувствовать, что происходит со мной, что я ощущаю. Что таким образом я дам ей подсказку, где меня искать.

Я ей рассказывала, какие книги читаю. Что мне принесли поесть. Чем здесь пахнет. Если к полумраку комнаты я уже давно привыкла, то запахи стали моим единственным окошком в большой мир, ставший для меня недоступным.

Когда снег сошёл, и началась явная капель, я слышала ароматы свежей травы, мокрой земли и талого снега. Стоило только закрыть глаза, как я видела всё то, что творилось снаружи дома. Пусть окна были закрыты, пусть стены скрывали меня от окружающего мира, но они не могли сдерживать эти тонкие ароматы. Подползая поближе к окну, я пыталась разглядеть хоть что-то, прижималась носом к малейшей щёлочке и вдыхала свежий, чуть холодноватый ночной воздух.

Я рассказывала маме, как вкусно пахнет сирень. Те дни были для меня самыми тяжёлыми. Ведь мама пахла так же. Это были её любимые духи. Грызя одеяло, я ревела, вспоминая родных и понимая, что Пугало прав. Я больше никогда их не увижу.

Он говорил мне это раз за разом. Это не было устрашение, нет. Словно готовил меня к чему-то другому. И просил меня повторять имена каждый вечер, чтобы я не забыла. Чтобы я помнила.

Поэтому почти каждый вечер я слала маме мысленные письма, рассказывая ей всё, что впечатлило меня сегодня.

Прошла весна, прошло лето со вкусными ароматами костра и дыма, жареного мяса, которого мне никогда не доставалось. Осень постучалась в ставни сырым, мерзким холодом и проливными дождями.

Говорить с мамой я не прекращала, но это становилось делать всё труднее и труднее.

Меня никогда не найдут.

Я никогда не увижу маму.

Сейчас мне так страшно. Будто я вернулась назад, в те первые дни, когда не понимала, что происходит и как дальше жить. Когда Пугало ещё не научил меня всему тому, что может пригодиться в стенах этой комнаты.

Как бы мне хотелось, чтобы он сейчас зашёл в комнату.

Он единственный, кто никогда не обижал меня.

Но его нет. Как и мамы.

Я совсем одна.

Скоро начнётся зима. И здесь станет совсем холодно. И запахов больше не будет. Снег не пахнет…

Эта странная, непривычная тишина напрягала меня. Обычно дом полнился шорохами, вздохами, шагами. Здесь всегда кто-то был. Пусть даже Пугало и пропадал на целые недели.

Пару раз, когда Пугало заходил ко мне в комнату, я видела других мужчин. Не тех, что были тогда той страшной ночью, нет. Какие-то другие. Они никогда не заходили ко мне.

А сейчас стало совсем тихо. Будто в доме кроме меня никого нет. Или…

Может, это Пугало?

Нет, у него очень громкие и уверенные шаги. Здесь он никогда не прятался и не старался ходить тише.

Скрипнула половица. Едва слышный треск дерева, и на меня снова посыпалась пыль. Человек направился к лестнице.

На дворе была глубокая ночь, в этом я не сомневалась, ведь сейчас те самые страшные, холодные и тёмные часы. Приглушённые ковром шаги уже уверенно приближались к лестнице.

Почему он не спит?

Поэтому я проснулась?

Закутавшись плотнее в одеяло, затаила дыхание и со страхом вслушивалась в эти тихие, привычные звуки.

Что-то было не так.

Но я всё никак не могла понять, что же.

Внутри всё буквально кричало о том, что сейчас случится что-то страшное, непоправимое. Как тогда. Я же ведь не смогла заснуть, когда мои похитители подожгли дом. Это сейчас я поняла, что это не везение. Тогда что-то уберегло меня. И в этот страшный момент это что-то пытается в очередной раз предупредить меня.

Поглядывая на дверь затравленным взглядом, я даже забыла, что иногда нужно дышать. Просто смотрела на облупленную, покосившуюся деревянную дверь и ждала. Чего-то. Или кого-то.

Шаги приближались к моей комнате.

Он решил зайти?

Внутренне я ждала, что это Пугало. Что это он среди ночи просто решил меня проведать. У него такое бывало. Особенно когда пил. Именно тогда от него начинал исходить этот мерзкий, едва сладковатый запах.

Дверная ручка пару раз щёлкнула вхолостую, прежде чем я, задрожав от страха, спряталась под одеялом. Треск дерева, гулкий, чуть шаркающий шаг и хриплое, очень неприятное и страшное дыхание. Это мужчина. Почти сразу же я почувствовала тот мерзкий запах вперемежку с запахом табака. Он будто впивался в моё лицо, лез по одеяло, нетерпеливо одёргивая его край. Я отчётливо ощущала его.

Это не Пугало.

Он бы позвал меня. Он бы не крался. Он бы…

Это не Пугало…

Одеяло, как в далёком детстве, казалось мне самым надёжным и прочным убежищем.

Я в безопасности. Пока на мне это колючее, старое шерстяное одеяло мне ничего не грозит. Это моя стена. Защита. Неприступная крепость.

Я в безопасности, в безопасности.

Закрыв уши, всё шептала эту фразу, убеждая себя в этом. Мне так хотелось верить, что это правда, что всё так и есть.

Цепь натянулась не сразу. Сначала было несколько осторожных, едва заметных и ощутимых рывков. Словно кто-то проверял, сплю я или нет.

Затаив дыхание и бесшумно шепча только одними губами, я успокаивала себя. Всё будет хорошо. Я в безопасности.

Но моя правая рука незаметно ползла вниз, за край спасительного барьера. Вот уже пальцы обдало холодным воздухом. Унимая дрожь и облизывая пересохшие губы, я начала молиться. Впервые в жизни. Я знала, что Бог есть. Но моя мама никогда не учила меня этому. Сейчас во мне проснулось что-то скрытое.

Да, я начала молиться. Шептать бессвязные, глупые фразы.

Больше у меня ничего не осталось.

Рука резко дёрнулась, и я всхлипнула от острой, жгучей боли: металл со всей силы вгрызался в моё запястье.

– Т-с-с-с! Не шуми, крошка, – сбивчивый мужской шёпот довёл меня до истерики. Поняв, что спасения нет, я просто поддалась горячей и бессмысленной панике.

Хныкая, вцепилась левой рукой в цепь и начала тянуть на себя. Но разве могла я справиться с таким сильным и жестоким противником?

Я не знала, зачем этот мужчина пришёл ко мне среди ночи, и чего он хочет. Просто что-то внутри хрустальным, тоненьким голосом говорило мне, что сейчас произойдёт что-то страшное, мерзкое и противное.

– Иди сюда…

Оглушающий грохот и пронзительный крик. Поняв, что опасности больше нет, дрожала и тряслась под одеялом.

– Сука! Сука… – крик перерос в визгливый вой. – Ты мне руку прострелил!

Очередной хлопок, и я чуть не умерла от страха. Зажав уши, вгрызлась в край матраса, стараясь не прислушиваться ко всему, что творилось в комнате.

– Падла… Какая же ты падла…

– Я тебе говорил, чтобы ты её не трогал?

Знакомый голос заметно успокоил меня. Приподняв дрожащей рукой край одеяла, я с теплотой смотрела на привычное обезображенное лицо Пугала. В руке он сжимал ещё дымящийся пистолет.

Тот же мужчина, что напал на меня, продолжал кричать и постоянно хватался окровавленной рукой за простреленной бедро. На деревянном полу была отчётливо заметна расплывавшаяся лужа крови.

– А-а-а!

Пугало подошёл ближе к раненому мужчине и наступил ногой на его колено. Противный хруст, и дуло пистолета вплотную приблизилось к лицу кричащего чудовища.

– Пристрелить бы тебя, так возни будет… Слушай меня, мразь, все мои слова понимай буквально: я сказал, малую не трогать. Что непонятного? Испортишь товар – хлопот не оберёмся.

– Ты выстрелил в меня!

– Скажи спасибо, что самое дорогое оставил. Казанова несчастный… – дуло пистолета перекочевало с лица к паху раненного.

Я закрыла лицо руками и просто ждала, когда всё кончится. Весь этот кошмар. Кусая губы и глотая слёзы, жалась к матрасу, в надежде, что всё это страшный сон. Вспомнив о спущенных штанах, поправила их одной рукой и свернулась калачиком, повернувшись лицом к стене.

Горячая мужская ладонь уверенно легла мне на голову. Почти ласковое поглаживание чуть успокоило меня.

– Малёк, ты как?

– Нормально… – я начала всхлипывать и бессовестным образом громко разревелась.

– Ну, перестань. Больше такого не будет.

Я рывком обернулась и посмотрела на скривившегося Пугало.

– Обещаешь?

– Здесь тебя больше никто не тронет… – мужчина ухмыльнулся и привычным движением взлохматил мои волосы. – А ты молодец. Так держать! Глядишь, останешься живой…

Я криво улыбнулась и шмыгнула носом.

Живой…