Аккуратные, точные движения и никакой скованности.

И фигура… Да-а-а… Мой взгляд скользнул по его широким плечам, отмечая чёткие линии мышц. Спорт он точно любит. Крепкая спина… Взгляд соскользнул вниз. Вздохнула. Ещё раз.

Никогда не думала, что мужской зад может быть таким привлекательным. Нет, в самом деле. Подперев подбородок рукой, буквально пожирала глазами мужчину.

Он слишком быстро обернулся. Знал, что я смотрю на него. Вот был зад, и резко стал перед. Интерес не угас. Даже наоборот. Секунда, две, три…

Чёрт! Обернулся же и смотрит на меня. Подняла взгляд.

Егор Аркадьевич, прислонившись спиной к столешнице, мирно пил свежезаваренный кофе. В его глазах была лёгкая смешинка и ни капли укора.

Ай-ай-ай! Заливаясь краской, стыдливо прикрыла глаза рукой. Неловко как-то вышло.

Боже, я совсем потеряюсь на его фоне… Стало стыдно за себя и свой внешний вид. Никогда не думала, что выгляжу так безобразно.

Молчание стало напрягать. Я стеснялась что-либо спросить, а мужчина не считал нужным первым начинать разговор.

– У вас красивый дом.

– Спасибо. На втором этаже ещё лучше…

Сердце ёкнуло. Ведь на первом не было ничего, кроме кухни и холла, значит, на втором – спальня? Кровать с бархатным балдахином и резной спинкой… Свечи… Эх, куда же меня понесло?

– Давай сначала просто поговорим. Считай это небольшой вводной лекцией.

Я утвердительно кивнула.

– Все наши встречи будут происходить только по предварительной договорённости. Сессии. Каждую сессию мы будем с тобой тщательно обговаривать, по крайней мере, первое время. Пока ты не поймёшь, что тебе нужно. Вот поэтому я задам первый важный вопрос: тебя погружать сразу или вводить постепенно. Оба метода имеют право быть. Но от этого зависит наш дальнейший путь.

Нервно облизнув губы, задумалась. Я такая мямля. Конечно, погружение было бы предпочтительней. Но что, если…

– Наверное, сразу.

– Хорошо.

Мужчина снова отхлебнул кофе.

– Всё, что будет происходить на сессии, должно приносить удовлетворение не только мне, но и тебе. Если что-то не нравится, ты должна сразу сказать об этом. Я не фанат деспотичного принуждения и насилия вообще. Но думаю, ты себе явно не садиста искала. Мне больше нравится воспитывать и взращивать. Так что не стесняйся и говори сразу. Всё понятно?

– Да.

– Как я и сказал, ты можешь стать моей нижней. Она всегда подчиняется своему хозяину или господину, называй как хочешь. Слова не важны. Важен сам процесс – подчинение и угождение. Но, мы, конечно, будем обсуждать сессионные эпизоды. Может оказаться, что определённая практика совсем тебе не нравится. И это нормально. – небольшая пауза, очередной глоток и он продолжил. – Есть два стоп-слова. Первое означает, что в данный момент тебе не нравится то, что я с тобой делаю, но ты хочешь продолжить. Второе – это конец сессии. То есть после того, как ты скажешь его, сессия заканчивается.

– Первое – поменять правила игры, второе – конец, окончательный и бесповоротный?

– Да, но только конкретной сессии, а не сессий вообще.

– Ясно.

– Каждый сам выбирает для себя, что будет стоп-словом. Если мне что-то не понравится, в первую очередь спрошу тебя. Так что будь откровенной, это в твоих интересах.

– Имбирь и мята. – я выпалила, едва дослушав мужчину.

Чёрт.

– Извините.

Но Егор Аркадьевич, казалось, не заметил этой моей оплошности. Он продолжал пить кофе.

– Первое – имбирь, второе – мята?

Как странно, что именно эти слова пришли мне на ум. Тогда в кафе я пила имбирно-мятный лимонад. С чего всё началось…

– Да.

– Отлично. – он кивнул и поставил пустую чашку в раковину.

– Наши с тобой встречи будут носить, как это говорится, конфиденциальный характер. Но, будут моменты, когда мне потребуется твоё послушание вне сессий. Есть правила непреложные, их нельзя нарушать. И ты должна быть готова к этому. Каждое ослушание и проступок наказуемы. И поверь, наказания тебе совсем не понравятся, – стальной блеск в глазах заставил судорожно облизать губы. – Сегодня ты в этом убедишься. Ты же прекрасно знаешь, что…

–… перебивать нельзя, – я испуганно зажала ладонью рот, но было уже поздно.

– Отлично, второе наказание ты себе обеспечила.

Ноги стали ватными, в голове зашумело. Наказание? Сегодня?

Чёрт, дурочка, что ты хотела? Назвался груздём – вперёд! Какое по счёту предупреждение, а я всё язык за зубами удержать не могу.

– Сейчас ты новичок в начале пути. Да, по своим предпочтениям ты – нижняя. Но ты не рабыня, я не люблю это слово, оно недостаточно ёмко обозначает характер взаимоотношений. Скажем так, пока ты – никто. Если захочешь – станешь рабыней, а, может, нижней в полном смысле этого слова. Меня будешь называть мастером. И запомни: моё слово непоколебимо. Ослушание равно наказанию. Думаю, ты это быстро усвоишь.

Мужчина скрестил руки на груди, а я неотрывно смотрела в эту синюю бездну его глаз. Точно, удав на кролика. Внутри всё замерло и даже ничего не пошевельнулось, словно мы сейчас совсем обыденные вещи обсуждаем. Как борщ варить, а не тематические БДСМ-отношения.

В животе громко заурчало. Блин…

– Ты завтракала?

Я задумчиво кусала верхнюю губу. Вот такие переходы от скользких тем к обычным вещам сбивали с толку. А его нет. Для него всё – обыденность. Это для меня экзотика, неизвестный запретный плод, а он его наелся на сто лет вперёд.

– Нет… – мой шёпот затерялся в шуме воды. Мужчина мыл за собой чашку.

Из нижнего шкафчика он достал сковородку и тяжело опустил её на камень столешницы. Затем были куриные яйца, зелень, болгарский перец, лук, помидоры и ветчина. Я заворожено наблюдала за тем, как он выуживал всё это из двустворчатого хромированного холодильника. Откуда? Сумка была совсем маленькая. Кто-то ещё бывает в этом доме? От этой мысли мне стало неуютно, и я поёжилась как от внезапного холода.

Мужчина повернулся ко мне спиной и уверенно застучал ножом по разделочной доске.

– Ты же читала о Теме? Хоть что-нибудь. Какие-то представления у тебя должны быть. – спокойно вернулся к разговору, продолжая доносить до меня свою мысль.

– Да, – я допила чай и теперь не знала, куда деть свои руки.

– Есть такая вещь, как табу. И это тоже важный момент. Ты знаешь, что такое табу?

Слово было мне знакомо, но что оно означает в контексте БДСМ?

– Само слово знаю.

– Это те практики, действия, девайсы, да что угодно, в общем-то, что ты никогда не захочешь испытать на себе. Кое-что мы с тобой уже обсуждали…

Да. Было странно о таком говорить при первой встрече, но Егор Аркадьевич сразу выстроил рамки, в которых он… эм… работает. И это меня, конечно, смутило.

Первое: никакого экстремального физического насилия. Для меня само то физическое насилие являлось экстремальным, а тут. Где была граница этой экстремальности? В чём она состояла? Резать и бить не будут? Или будут, но без последствий? Я терялась в догадках

Второе: никакой крови. Вот это меня неимоверно обрадовало. Не вампир и не маньяк. Потому что я находила в сети многое, что вызывало у меня рвотный рефлекс: прокалывания, крюки и прочие мясницкие увлечения. Бр-р! Да, свою «шкурку» мне портить совсем не хотелось.

Третье: секс. Точнее, его отсутствие. Вот это конкретно взорвало мой мозг. Что первым ассоциируется с БДСМ? Да. Он самый. А тут… Это было странно. Но сейчас для меня более чем приемлемо. Я совсем не представляю, как заниматься этим без чувств. Тревожный звон колокольчика прошлого старательно заглушала. Сама себе противоречила, ну и пусть. Когда-нибудь я смогу разобраться в себе. Надеюсь. Это был очередной убедительный довод в его пользу.

Вот теперь всё это оказалось в таинственной оболочке под названием «табу».

– Я не знаю. Честно. Точно не фанатка прокалывания и прочего… У меня и серёжек-то нет. И не люблю вид крови. Да и не так много читала… Мне нравится сам момент… подчинения.

Боже! Я сказала это? Не верю своим ушам. Пунцовая краска залила моё лицо, а от жара бросила в пот.

– Когда от меня ничего не зависит… Это заводит.

Нет, ещё и говорить продолжаю. Бодро и уверенно. Кошмар. Такое ощущение, что это не я. Кто-то другой, чужой, в моём теле. Эта двойственность сбивала с толку.

– Ты не сказала ничего нового. Ладно. Кажется, я знаю, чем мы с тобой сегодня займёмся.

 Поставил передо мной тарелку с вкусно пахнущей едой.

– Приятного аппетита!

* * *

Полупустая комната озадачила меня. Кровати здесь не было. Деревянные рабочий стол и стул, в таком же стиле, как и кухонная мебель. Высокий книжный шкаф во всю стену. Тяжёлые портьеры шоколадного цвета скрывали окно. Кресло с кожаной обивкой соседствовало с похожим небольшим диваном. Толстый пушистый ковёр с длинным ворсом был единственным светлым пятном. Вся комната казалась достаточно мрачной, гнетущей. Недостаток света делал её и вовсе пугающей. Или это просто моё волнение рисовало картину застенок и казематов.

Создавалось чёткое ощущение вечера или ночи, хотя сейчас, дай бог, полдень.

Оглушающая тишина только добавляла таинственности. Не зная, чем себя занять, я подошла к шкафу. Хм.

Классика, зарубежная и отечественная. Философия. Много философии. Психология? Да, и большинство имён мне неизвестны.

Перебирая пальцами корешки книг, я немного успокоилась. Вся литература стояла в строгом порядке. Каждая полка посвящена своей теме. Есть и современная литература, художественная. Складывалось ощущение, что эти книги никто не читает. В моей голове не укладывалось, как человек может одновременно читать Шекспира, Вальтера Скотта, Достоевского и Тургенева, перемежая это Гегелем и Кантом. А на соседней полке «Инсургент» и «Вселенная Стивена Хокинга», и вся трилогия Ларссона «Миллениума». Ну и отечественных авторов штабеля. Как?

Словно сорока, тащит всё блестящее в дом…

Небольшая книга на верхней полке привлекла моё внимание. Я аккуратно вытащила её.

«Тотем и табу» Зигмунда Фрейда. Хм, это то, о чём я подумала?

Открыла книгу и пролистала пару страниц. Заумный, научный текст. Так, вторая глава.

…Табу – полинезийское слово, которое трудно перевести, потому что у нас нет больше обозначаемого им понятия…

Прочитав фразу, задумалась. Ладно, перескочила на другой абзац.

…Для нас значение табу разветвляется в двух противоположных направлениях. С одной стороны, оно означает – святой, освящённый, с другой стороны – жуткий, опасный, запретный, нечистый…

Хм. Это для меня он опасный, а для него священный? Странная аналогия получилась. Может не стоит воспринимать всё так буквально?

…Ограничения табу представляют собой нечто иное, нежели религиозные или моральные запрещения. Они сводятся не к заповеди бога, а запрещаются собственно сами собой…

…Запреты табу лишены всякого обоснования. Они неизвестного происхождения. Непонятные для нас, они кажутся чем-то само собой разумеющимся тем, кто находится в их власти…

Текст казался мне слишком старомодным и странным. Но зерно разума там явно было. Сейчас я действительно во власти своей похоти и старых, нерешённых проблем. Отец психоанализа говорит о невротических заболеваниях, значит, всё из детства? Я пытаюсь решить какие-то проблемы, скрытые от меня?

Совсем смешно получается: лечение невроза старыми способами.

Пролистала её, изредка останавливаясь на интересных страницах. Со вздохом открыла самый конец. Почему эта книга? Почему она?

– Ты готова?

Гром среди ясного неба. Выронив книгу, я едва не завалила шкаф, вцепившись в него обеими руками.

Егор Аркадьевич стоял в дверях и спокойно смотрел на меня. Его взгляд был каким-то гипнотическим, иначе как объяснить то, что я мгновенно успокоилась. Мандраж был, как некий отголосок. Но даже он отошёл на второй план.

– Да, наверное.

– Отлично.

Он вошёл внутрь и закрыл за собой дверь.

– Что ты тут читала? – мужчина присел на корточки передо мной, подняв книгу с пола.

Я наклонилась, забирая томик Фрейда у него из рук. Он коснулся моей ладони, нежно, ненавязчиво, словно проверял её на гладкость. Мне не хватило сил остановить его, потому что это было… приятно. Никто и никогда не трогал меня так. Уважительно, чувственно.

Не хватал, сжимая пальцы. Не было грубости и пошлости. Странная эстетика, с лёгким, чарующим привкусом. Мне это нравилось.

– Да так, заинтересовалась.

Вернула книгу на место и окинула взглядом Егора Аркадьевича.

Похоже, что он даже не переоделся: чёрные джинсы, и тёмно-синяя футболка-поло. И этот настойчивый запах дерева. От этого парфюма у меня, как говорится, сносило крышу.

И вот сейчас, прошёл мимо, а я вся разомлела. Кошмар.

Мужчина направился к креслу и подвинул его ближе к центру, кивком указав мне на ковёр. Как это двусмысленно.

С трудом расставшись со шкафом, я нехотя встала на этот пушистый островок.

Егор Аркадьевич сел в кресло. Только сейчас я заметила, что за диваном стояло что-то ещё. В полумраке этого не было видно, а сейчас мне просто не удастся рассмотреть, что же там такое.

– Раздевайся.

Простое слово, спокойный тон, а я дёрнулась как от удара.

– Быстрее.

С трудом проглотив комок в горле, взглянула на мужчину. Чёрт, как ему это удаётся? Он словно истукан, ни одна жилка, ни один мускул не дёрнулись. Во взгляде же читалось такое, от чего волосы становились дыбом. Внутри шла яростная борьба. Разговоры, беседы, переглядывания – это всего лишь прелюдия. Сейчас же всё станет реальностью, о чём мы говорили. Страх и стыд, ставшие неотъемлемой частью меня всё ещё не отпускали. Но уверенность мужчины, словно волной исходившая от него, глушила всё, даже последние вопли разума.

Послушно вглядываясь в гипнотическую синеву глаз, я вцепилась в край свитера и потянула его вверх. Не зная, куда положить, просто бросила на пол и неуверенно отодвинула ногой.

Вот же блин, сказал: «одевайся теплее», а теперь вот разоблачайся. И выгляжу как клуша. Самая настоящая. Моя неопытность и лёгкая тревога выражались в крайней суетливости.

Мужчина молча смотрел на меня, положив руки на подлокотник. Я разглядывала его аккуратные пальцы, которые периодически царапали гладкую поверхность деревянной полировки.

Снять хлопковый бадлон оказалось сложнее. Я уже успела вспотеть и не один раз. Да и стыдно как-то. Неожиданно ковёр меня сильно заинтересовал. Настолько, что я очень даже им увлеклась. Слишком увлеклась.

– Тебе мало двух наказаний? – в спокойном голосе почувствовались стальные нотки.

Я испуганно подняла взгляд.

И после этого он говорит, что не садист?

Всегда смотреть ему в глаза, если не сказано иного. Теперь понятно.

Чёрт! Да что же тут понятного?

Бадлон полетел следом. Штаны на удивление легко оказались на ковре, с колготками пришлось повозиться, ведь смотреть-то нужно в глаза. Шатаясь и ругаясь про себя, сняла и их.

Отодвинув одежду ногой подальше от себя, инстинктивно скрестила руки на животе. Переминаясь с ноги на ногу, пыталась разглядеть в чернеющей бездне глаз хоть что-то. Например, одобрение. Ну или нечто похожее. Должна же я вызвать хоть какие-то эмоции.

Ничего. Разочарованно опустила взгляд, но вспомнив о непреложном правиле, вновь посмотрела ему в лицо.

– Чего ждём?

Да, говорил он именно об этом. Нижнее бельё. Но это был для меня какой-то последний порог. И переступить я его не могла. Никак.

Пронизывающий взгляд просто уничтожал все мои жалкие попытки опустить неудобный момент. Хотелось отвернуться и незаметно всё это снять. Прикрыть себя руками. Моё тело не было пределом совершенства. Я стеснялась наготы.

Оглушительная тишина была хуже крика. Мысли вперемежку толпились в моей голове. Может, в этом проблема? Я слишком много думаю? Ищу скрытый смысл, когда всё просто: кнут и пряник. И сейчас я злю очень страшного человека, в руках которого любой предмет станет кнутом. Каким же будет пряник?

Да, он страшен. Один взгляд, и я согласна почти на всё. Что о нём знаю? Вижу его второй раз, но безропотно разделась и, наверное, готова на другие безрассудные вещи. Всего лишь один взгляд.

На что он способен?

Нет, я совсем не хочу этого знать.

Доверие, тонкой нитью опутывало меня. Шаг за шагом, мужчина доказывал свою надёжность. Каждым словом, поступком, прикосновением.

Благая строгость?

Моя рука, словно чужая, потянулась к застёжке бюстгальтера.