, почти истерической жалости к себе, Катя остановила взгляд на таком знакомом, уже привычном и все еще чужом лице Паши Дубровина и подумала: хорошо, что он здесь.
Занавес упал. Зал побил в ладоши, вежливо и вяло. На поклон вышли всего один раз. Наспех сняв грим и переодевшись, Катя выбежала на улицу и сразу, как всегда, увидела черную «восьмерку» в глубине двора. Паша стоял, прислонившись к машине, и курил.
В театре давно знали Дубровина в лицо, многие здоровались с ним почти как со своим. Но, когда на глазах у охранника и нескольких артистов, выходивших вместе