Paula Fox

Desperate Characters

* * *

Copyright © 1970 by Paula Fox

Introduction copyright © 1999 by Jonathan Franzen

© Евгения Макарова, перевод на русский язык, 2021

© Издательство «Лайвбук», оформление, 2021

* * *

Отзывы о книге Полы Фокс «ОТЧАЯННЫЕ ХАРАКТЕРЫ»

Захватывающе, элегантно… Свободная, но пронзительная проза Фокс, незаметно переходящая от настоящего к прошлому, от внешнего к внутреннему, раскрывающая затаенное отчаяние, абсурд и скрытое насилие, спрятанные в самых обыденных словах и рутине, делает эту зарисовку из жизни актуальной во все времена. Отлично.

Чарльз Вайнкофф, Entertainment Weekly

«Отчаянные характеры» продолжают значительную американскую литературную традицию короткого романа, примерами которой являются «Билли Бадд», «Великий Гэтсби», «Подруга скорбящих» и «Лови момент»… Беспощадная и блестящая книга.

Ирвинг Хау, The New Republic

Фокс – писательница – это чуткий, пристальный взгляд. Ее образы ранят плоть, разъедают сетчатку… Проза Фокс причиняет боль.

Уолтер Кирн, New York

Книга «Отчаянные характеры» с ее острыми оживленными диалогами и гулкими мрачными паузами – это мастерски созданное беспощадное напряжение. А картины нью-йоркской жизни, мелькающие на фоне всё более сужающейся зоны безопасности Бентвудов, нарисованы безошибочно и могли бы принадлежать перу Дон Пауэлл, если бы она дожила до конца шестидесятых… Для меня эта книга – сокровище.

Джонатан Летем

Одна из лучших вещей современной литературы – оригинальная, неувядающая, полная ума, точных жизненных деталей, напряженности современной борьбы за выживание: смелая, остроумная, пугающая и совершенно замечательная.

Ширли Хаззард

При всей своей краткости, «Отчаянные характеры» – это маленький шедевр, откровение… которое захватывает сознание читателя тонкой ясностью метафор и пугающей вязкостью кошмара… Это выдающийся образец страстной сдержанности и контроля.

Пёрл К. Белл, The New Leader

Безжалостным взглядом документалиста Пола Фокс… ставит перед читателем проблемы и не дает никаких рекомендаций… Искусная настойчивость, с которой мисс Фокс исследует жизнь своих персонажей, приковывает внимание.

Питер Роули, New York Times Book Review

Этот совершенный роман о боли так же понятен, так же правдоподобен и так же целителен, как горячечный бред.

Фредерик Буш

Пронзительный портрет современной пары, стоящей на грани… Беспредельно честный, блестяще написанный, страстный.

Джон Гэбри, New York Newsday

Блестящий спектакль, совершенно опустошающий в своем искусном изображении жестокой нью-йоркской жизни.

Альфред Казин

Почти совершенное произведение, завоевывающее доверие и уважение читателя с самого первого предложения… Тонкая, прекрасно написанная проза… Каждое предложение приносит удовольствие – удовольствие от знакомства с автором, который знает человеческое сердце… Роман «Отчаянные характеры» можно с наслаждением прочитать в один присест.

Дайан Коул, The Georgia Review

«Отчаянные характеры» – шедевр экономной прозы… Читая эту клаустрофобную поразительную книгу, можно только гадать, кто же заблуждается более фатально – отчаявшиеся персонажи эпохи Бентвудов или гиперуверенные герои нашего времени.

Эндрю О’Хехир, Salon Magazine

Предисловие

Этому нет конца:

перечитывая «Отчаянные характеры»

При первом прочтении «Отчаянные характеры» – это роман-саспенс. Софи Бентвуд, сорокалетнюю жительницу Бруклина, кусает бездомный кот, которому она дала молока, и следующие три дня она гадает, что принесет ей этот укус: смерть от бешенства? уколы в живот? вообще ничего? Движущей силой книги является холодящий душу ужас Софи. Как и в более традиционных саспенс-романах, на карту поставлены жизнь и смерть, а также, возможно, судьба свободного мира. Софи и ее муж Отто – представители передовой городской аристократии конца 1960-х годов, когда уклад жизни крупнейшего города свободного мира, кажется, рушится под завалами мусора, рвоты и экскрементов, вандализма, мошенничества и классовой ненависти. Давний друг и партнер Отто по юридической фирме Чарли Рассел увольняется и обрушивается на Отто с яростной критикой его консерватизма. Отто жалуется, что неряшливая деревенская кухня напоминает ему о смерти – и, похоже, именно это он видит повсюду в меняющемся мире. Софи мечется между своим ужасом и странным желанием, чтобы ей причинили вред. Она боится боли, но не уверена, что не заслуживает ее. Она цепляется за мир привилегий, даже когда он ее душит.

По ходу дела, страница за страницей, вы наслаждаетесь прозой Полы Фокс. Ее предложения – это маленькие чудеса емкости и конкретики, сами по себе крошечные романы. Вот, например, момент укуса:

Она улыбнулась, размышляя, как редко этому животному доводилось испытывать дружелюбное человеческое прикосновение – скорее всего, никогда. Она всё еще улыбалась, когда кот вдруг вскочил на задние лапы, выпустил когти и бросился на нее; она улыбалась вплоть до той секунды, пока он не вонзил свои зубы в тыльную сторону ее левой ладони и не вцепился так крепко, что Софи почти упала ничком, ошеломленная и испуганная; помня, что рядом Отто, она душила крик, рвущийся из ее горла, и пыталась выдернуть свою руку из этого клубка колючей проволоки.

Описывая этот драматический момент как серию телодвижений, словно под микроскопом, Фокс дает пространство каждому аспекту многогранной личности Софи: ее либеральности, ее привычке к самообману, ее уязвимости и прежде всего ее самосознанию замужней женщины. «Отчаянные характеры» – редкий пример романа, в котором в равной мере представлены обе стороны брака: и ненависть, и любовь; и она, и он. Отто – мужчина, который любит свою жену. Софи – женщина, которая в шесть утра понедельника выпивает рюмку виски и смывает грязную воду в кухонной раковине, «издавая громкие детские звуки отвращения». Отто достаточно жесток, чтобы сказать: «Желаю удачи, приятель», когда Чарли уходит из фирмы; Софи достаточно жестока, чтобы спросить его позже, почему он это сказал; Отто в ужасе от того, что она это спросила; Софи в ужасе от того, что привела его в ужас.

Когда я впервые прочитал книгу «Отчаянные характеры» в 1991 году, я влюбился в нее. Мне показалось, что она определенно превосходит все романы современников Фокс – Джона Апдайка, Филипа Рота и Сола Беллоу. Она казалась неоспоримо великой. Поскольку я узнал в браке Бентвудов собственный проблемный брак, и роман наводил на мысль, что страх перед болью более разрушителен, чем сама боль, а мне очень хотелось в это верить, я почти сразу же перечитал его. Я надеялся, что при втором прочтении книга действительно может подсказать мне, как жить.

Ничего подобного. Наоборот, книга стала еще более загадочной – в меньшей степени уроком, в большей степени переживанием. Стали проявляться ранее незаметные скопления метафор и тематических нюансов. Мое внимание привлекло, например, предложение, описывающее наступление рассвета в гостиной: «Предметы, очертания которых становились четче в зарождающемся свете, таили какую-то темную, тотемную угрозу». Также и при втором прочтении каждый предмет в книге начинает проступать, будто в свете восходящего солнца. Куриная печень, например, представлена в первом абзаце как деликатес и центральный элемент трапезы – как сущность цивилизации старого мира. («Вы берете сырой материал и преобразуете его, – замечает либерал Леон много позже в романе. – Это и есть цивилизация»). Через день после того, как кот укусил Софи, и они с Отто начали готовить ответный удар, остатки печени становятся приманкой для поимки и убийства дикого животного. Приготовленное мясо по-прежнему является сутью цивилизации, но насколько более жестокой видится цивилизация теперь! Или проследим за едой в другом направлении: мы видим, как потрясенная Софи субботним утром пытается поднять себе настроение, потратив деньги на посуду. Она отправляется в «Базар Провансаль», чтобы купить сковородку для омлета, предмет реквизита в ее «призрачной мечте о быте» по-французски – легком и облагороженном. Сцена заканчивается тем, что продавщица вскидывает руки, «словно отгоняя злые чары», а Софи ретируется с покупкой, почти комически символизирующей ее отчаяние, – песочными часами-таймером для яиц.

Хотя в этом эпизоде у Софи кровоточит рука, она упорно отрицает это. Когда я читал «Отчаянные характеры» в третий раз (задав роман студентам в рамках писательских курсов, которые тогда вел), я начал обращать больше внимания на эти отрицания. Софи выдает их почти безостановочно на протяжении всей книги: «Всё в порядке. О, ничего страшного. О, ну, это ничего. Не говори со мной об этом. КОТ НЕ БОЛЬНОЙ! Это укус, просто укус! Я не собираюсь бежать в больницу из-за такой ерунды. Ничего страшного. Уже гораздо лучше. Это не имеет никакого значения». Эти повторяющиеся отрицания отражают основную структуру романа: Софи мечется от одного потенциального убежища к другому, и ни одно из них не способно защитить ее. Она идет на вечеринку с Отто, она тайком уходит с Чарли, она покупает себе подарок, она ищет утешения у старых друзей, она обращается к жене Чарли, она пытается позвонить своему старому любовнику, она соглашается пойти в больницу, она ловит кота, она ложится в постель, она пытается читать французский роман, она бежит в свой любимый загородный дом, она думает о переезде в другой часовой пояс, она думает об усыновлении, она разрушает старую дружбу: ничто не приносит облегчения. Ее последняя надежда – написать матери об укусе кота и «задеть ту самую струну, которая отзовется в старухе презрением и весельем»; другими словами, превратить свое затруднительное положение в искусство. Но Отто швыряет ее чернильницу в стену.

От чего бежит Софи? В четвертый раз перечитывая «Отчаянные характеры», я надеялся получить ответ. Я хотел понять, наконец, счастье это или беда, что семейная жизнь Бентвудов с треском рушится на последней странице книги. Я хотел «понять» финальную сцену. Но я до сих пор ее не понял. Я утешал себя мыслью, что хорошую художественную литературу по большей части определяет то, что она не дает простых ответов на вопросы идеологии, не предлагает терапевтического лечения культурой и не идет на поводу приятных мечтаний для всеобщего развлечения. Возможно, «Отчаянные характеры» – не столько об ответах, сколько о настойчивости вопросов. Меня поразило сходство Софи с Гамлетом – еще одним болезненно рефлексирующим персонажем, который получает тревожное и двусмысленное послание, проходит через муки, пытаясь понять его значение, и в конце концов отдает себя в руки ниспосланного богом провидения и принимает свою судьбу. Софи Бентвуд получает двусмысленное послание не от призрака, а от зубов кота, и ее мучения связаны не столько с неопределенностью, сколько с нежеланием смотреть правде в глаза. В конце, когда она обращается к провидению и говорит: «Боже, если у меня бешенство, то я такая же, как все вокруг», это не откровение. Это облегчение.

Когда книгу даже на короткое время перестают издавать, это становится испытанием любви даже самого преданного читателя. Подобно тому, как мужа могут огорчать некоторые стыдливые привычки его жены, которые скрывают ее красоту, или женщина может хотеть, чтобы ее муж не так громко смеялся над собственными шутками, пусть шутки и очень хороши, я переживал из-за мелких недостатков, которые могли бы настроить потенциальных читателей против «Отчаянных характеров». Я имею в виду чопорность и безликость начального абзаца, сухость первого предложения, скрипучее слово «трапеза». Как поклонник этой книги, я теперь понимаю, что формальность и статичность этого абзаца настраивают на короткий и резкий последующий диалог («Кот вернулся»). Но что, если читатель так и не продвинется дальше «трапезы»? Я также размышлял, не покажется ли имя «Отто Бентвуд» сложным при первом прочтении.

В целом Фокс тщательно подбирает имена для своих персонажей – фамилия «Рассел», например, хорошо перекликается с беспокойной скрытой энергией Чарли (Отто подозревает его в «краже»^[1] клиентов), и так же, как в характере Чарли явно чего-то недостает, в его фамилии не хватает второго «л». Я восхищаюсь тем, как старомодное, смахивающее на тевтонское имя «Отто» обременяет Отто, равно как и его собственная навязчивая склонность к порядку обременяет его самого; но фамилия «Бентвуд», даже после многих прочтений, остается для меня немного искусственной, как бонсай. А еще название книги. Оно, конечно, меткое, но всё же это не «День саранчи», не «Великий Гэтсби», не «Авессалом, Авессалом!» Это название, которое люди могут забыть или спутать с другими. Иногда, желая, чтобы название было сильнее, я чувствую то особенное одиночество, которое свойственно глубоко женатому человеку.

На протяжении многих лет я продолжал периодически пролистывать «Отчаянные характеры», ища успокоения или поддержки в красоте знакомых отрывков. Однако сейчас, вновь перечитывая книгу целиком, я поражен тем, как много в ней свежего и незнакомого для меня. Например, я никогда не обращал внимания на рассказанный Отто в конце книги анекдот о Синтии Корнфельд и ее муже, художнике-анархисте. Я никогда раньше не замечал, как салат из желе и пятицентовиков, который приготовила Синтия Корнфельд, высмеивает тождество Бентвудов «еда – привилегии – цивилизованность». Или как рассказ о печатных машинках, переделанных для изрыгания бессмыслицы, предваряет заключительный образ романа. Или что, как настаивает упомянутый анекдот, «Отчаянные характеры» нужно воспринимать в контексте современной арт-сцены, целью которой является разрушение порядка и смысла. А Чарли Рассел – видел ли я его до этого по-настоящему? В предыдущих прочтениях он оставался для меня чем-то вроде шаблонного злодея, перебежчика, пропащего человека. Теперь он кажется мне почти таким же важным для истории, как и кот. Он единственный друг Отто; его телефонный звонок эскалирует финальный кризис; он приводит цитату Торо, давшую книге название; и он выносит зловеще точный приговор Бентвудам: они «увязли в тоскливом самоанализе, в то время как сам фундамент их привилегий выбивают у них из-под ног».

Однако сейчас, по прошествии лет, я не уверен, что мне вообще нужны новые детали. Как Софи и Отто страдают от слишком тесного знакомства друг с другом, так и я теперь страдаю от того, что слишком много знаю об «Отчаянных характерах». Мои заметки и несущественные сноски выходят из-под контроля. При последнем прочтении я пометил как жизненно важные и ключевые огромное количество ранее пропущенных образов порядка и хаоса, детства и взрослости. Так как книга не длинная, а я прочел ее уже полдюжины раз, я уже близок к тому, чтобы назвать каждое предложение жизненно важным и ключевым. Такое необычайное богатство, конечно же, – свидетельство гения Полы Фокс. В книге нет ни одного лишнего или случайного слова. Строгость и плотность логики такого масштаба не бывают случайными, писатель не может достичь их, одновременно позволив себе расслабиться, а своим персонажам – ожить. Перед нами роман, воспаривший над всеми остальными произведениями американской реалистичной беллетристики со времен Второй мировой войны.

Однако ирония такой насыщенности романа заключается в том, что чем лучше я понимаю значение каждого отдельного предложения, тем меньше я могу сформулировать, какому большому, глобальному смыслу служат все эти локальные значения. В конечном счете перегрузка смыслами вызывает некий ужас. Это сродни полному отсутствию