Нью-Йоркская трилогия

Бессмертный шедевр братьев/сестер Вачовски "Матрица" вышел в далеком 1999 году и навсегда изменил не только наше представление о стандартах фантастики в кинематографе, но и подсознательное отношение к окружающему миру. Мы вполне допускаем, что живем в матрице, каким бы невероятным ни было это допущение. Дежавю и странные совпадения мы шутливо объясняем матричным сбоем, но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. То есть, если бы мы узнали, что мир цифровых иллюзий - не фантазия киношников, а нечто вполне реальное, то, думается мне, мы не сильно бы и удивились. И вполне естественно предположить, что, как и в фильме, среди нас живут те, кто знает, что матрица существует. Пол Остер - один из них.

Если серьезно, то я не удивлюсь, что Вачовски почерпнули свою идею в первой части "Нью-Йоркской трилогии" - "Стеклянном городе". Там есть крошечный эпизод, в дальнейшем не сыгравший никакой роли, когда главный герой, полуписатель-полусыщик Квинн идет на вокзал встречать предмет своей слежки - престарелого Питера Стиллмена, недавно вышедшего из тюрьмы. Квинн легко находит объект, бомжеватого с виду мужчину с явными странностями в поведении. Но когда наш детектив уже готовится пойти по следу, то внезапно замечает человека, идентичного Стиллмену внешне, только гораздо более благополучного, хорошо одетого, ухоженного. Некоторое время Квинн разрывается между ними, не понимая, кто же из них настоящий Стиллмен и за кем ему надо следить. Выйдя из вокзала, Стиллмены направляются в противоположные стороны, и Квинну все-таки приходится сделать выбор. Он следует за Стиллменом номер 1, в то время как Стиллмен номер 2 навсегда исчезает со страниц произведения. Повествование развивается в определенном направлении, но выбери Квинн другой вариант, весь событийный ряд мог бы быть иным. Чем вам не матричный сбой, и чем вам не синяя и красная таблетки?

История не терпит сослагательного наклонения, но литература еще как терпит, будучи по сути великолепным его отражением. Каждый рассказ начинается с того, что автор говорит себе: "А что, если?.." А что, если однажды малоизвестному писателю детективов, прячущемуся за псевдонимом, ночью позвонят и предложат вести расследование? Что, если его перепутают с кем-то другим, то ли персонажем его романов, то ли настоящим сыщиком, то ли попытаются убедить его самого, что это случайность и его перепутали? Что, если этот малоизвестный писатель Квинн решит притвориться этим сыщиком по имени Пол Остер и вступить в предложенную игру? Что, если ему надо будет следить за человеком, решившим провести жуткий эксперимент над собственным ребенком, и что если бесчеловечному эксперименту можно найти оправдание?

"Стеклянный город" - лишь первый роман из загадочно-блистательной "Нью-Йоркской трилогии", но уже практически с самого начала он задает тон всему произведению. (А произведение действительно едино; конечно, вы можете прочитать какой-нибудь один из романов, но лишь при полном и последовательном чтении можно попытаться понять, подчеркиваю, попытаться, замысел автора). "Матрица" - не единственная возникшая у меня киношная ассоциация, она скорее привязана к некоторым поворотам сюжета. Что же до атмосферы, здесь безраздельно правит Дэвид Линч. Больше всего мне вспомнился "Малхолланд Драйв", снятый, кстати, в 2001 году, то есть через 15 лет после выхода романа Остера. Заторможенные персонажи, совершающие необъяснимые поступки, атмосфера постепенно усиливающегося абсурда, обязательная детективная линия, ведущая в никуда - у двух мастеров много общего. Преследуют ли они одни и те же цели? Я не берусь анализировать Линча, мне хватает завораживающей картинки, но порассуждать о Поле Остере попробую.

На первый взгляд, перед нами классический детектив с весьма ощутимым налетом нуара. Одинокий писатель, загадочный телефонный звонок, роковая красавица, запутанное дело. Прямо слышится знаменитая мелодия из классического фильма про сыщика, пусть комического, но и такого же недотепистого, как и наш герой. Но нет. Дело не столько запутанно, сколько бессмысленно, равно как и многие события «Трилогии». Надо проследить за человеком, чтобы он не совершил преступление, которое он совершенно явно не собирается совершать. Во второй части автор обходится даже без роковой красавицы: детектив и задание, которое не понятно, на кой черт выполнять. Наиболее осмысленным и логичным предстает «Запертая комната», вернее, логичной она кажется до тех пор, пока читатель не тормозит и не задает себе вопрос: А почему герой, он же рассказчик, ведет себя таким образом? Что толкает его сначала в одном, а потом в совершенно противоположном направлении? Видите, как упорно я стараюсь не касаться сюжета, дабы не проспойлерить вам детективные многоходовочки? Но это чистый троллинг с моей стороны, ибо никакой это к черту не детектив. Я вот сейчас возьму и солью вам всю концовку: нет, убийца не дворецкий, кто убийца вообще не известно, равно как неизвестно, было ли убийство вообще. Остер начинает каждую из частей с завлекалочки, чтобы, когда читатель сообразит, что все это развод чистой воды и детективом здесь и не пахнет, было уже поздно. Он на крючке.

Тем, кто внимательно читал шедевр позднего творчества Остера «4321», будет легче: они поймут, что в своем дебюте автор просто-напросто задал вопросы, на которые попытался ответить в зрелом возрасте. Как любой разумный человек, Остер пишет о том, в чем разбирается лучше всего, ну или по крайней мере, старается разобраться – о себе и о своей работе. Пол Остер пишет о Поле Остере, запуская его и на страницы книги (здесь очень напомнило Филипа Рота, эти двое вообще похожи темами творчества, хоть и совершенно разные в подаче материала). Детектив-сыщик отнюдь не случаен, и очень скоро он превращается в соглядатая. Почему? Да потому что у писателя работа такая – наблюдать за людьми и записывать, что они делают. Не знаю, как вам, а мне персонаж из песни The Police, секущий каждое дыхание и каждое слово, меньше всего напоминает влюбленного и больше всего - следака на задании. Но самый сухой отчет можно превратить в увлекательный роман, если наблюдать за объектом правильно. А еще увлекательнее роман станет, если правильно наблюдать за собой. В «Трилогии» Остера все за кем-то следят, не всегда зная, зачем, но эта слежка их трансформирует, объект слежки влияет на субъект гораздо больше, нежели наоборот, таким образом превращаясь в субъект. Сложно? Да, читать эту книгу было одновременно сложно и увлекательно. Увлекательно – я трижды купилась на обещания автора, что это детектив и в конце концов нам всё расскажут и объяснят (а вот фиг вам). Сложно – эта книга заставляет работать мозг. Не в смысле обработки фактов, хотя их здесь тоже предостаточно, взять хотя бы историю архитектора Бруклинского моста или теорию о врожденном языке. Мозг здесь кипит, пытаясь считать всевозможные смыслы сквозь весьма плотный текст. Тема языка и называния предметов (посмотрите на кровать и хорошенько подумайте, почему этот предмет называется кроватью, логично ли его так называть, не лучше ли было бы назвать его как-то иначе, а кроватью назвать совсем другой предмет, не торопитесь, подумайте) всплывает здесь неоднократно. На ней сюжетно построена первая часть, формально – вторая, связана с ней и третья. Тема зеркала и двойника не нова в литературе, здесь она звучит громче остальных, здесь она основная, хоть и не единственная. Автор словно играется с ней: что если я смотрю на себя в окно? Что если я говорю с собой по телефону? Что если я потерял себя давным-давно и вот наконец нашел? Тема наблюдения… Признаюсь, она меня немного напугала. Остер демонстрирует, как наблюдение может затянуть человека, изменить его сознание, превратить в собственного раба, практически зомби, намекая нам, что писатель не властен над собой, не он выбирает, писать ему или не писать, писательство решает за него. Писательство – это не карьера, не выбор и даже не призвание. Это нечто неотвратимое и необратимое, как сами жизнь и смерть. Примерно таким же образом действует книга и на читателя: нечего не понимающим зомби он бредет за мыслью писателя, словно обладающего магией бокора.

Вам может показаться, что «Нью-Йоркская трилогия» - донельзя мрачное произведение, и действительно, своей доли мрачности и какой-то неамериканской криповатости у него не отнять. Но это еще и гимн городу, в котором происходят эти странные истории. Нью-Йорк, Нью-Йорк! Где еще они могли бы происходить? Если в первой половине 20-го века Меккой писателей был Париж, то на рубеже тысячелетий ею конечно же стал Нью-Йорк. Пол Остер не обещает вам полноценной экскурсии, но пробежится с вами по Манхэттену, заглянет в Риверсайд-парк, выпьет стаканчик в старой забегаловке, прогуляется по Бруклинскому мосту и может быть, если вам повезет, прокатится на пароме до Стейтен Айленд и расскажет пару анекдотов из жизни местных. Пол Остер не только философ, он еще и поэт, певец большого города. Послушайте его песни, вам понравится.

Я уже говорила, что для меня Пол Остер и Филип Рот чрезвычайно похожи, не языком, но глубинной сутью. Похожи они и тем, какое впечатление производят на меня их книги. Во-первых, и об этом я тоже уже говорила, они заставляют меня думать, анализировать. Во-вторых, они заставляют меня хотеть перечитывать. (Надо бы перечитать «Мистер Вертиго», сейчас совсем иначе на него посмотрю). В-третьих, после их книг я чувствую себя богаче и цельнее. Это моя литература, а я, увы, слишком косноязычна, чтобы объяснить, почему, используя хоть какие-нибудь выражения, помимо «нравится/не нравится». Но я буду еще. Читать, анализировать, объяснять что-то самой себе.

Самое же главное: помнить, кто я такой. Помнить, кем я должен быть. Непохоже, чтобы это была игра. С другой стороны, пока никакой ясности нет. Например, сам-то ты кто? Если думаешь, что знаешь, зачем тогда врать? У меня нет ответа. Могу сказать только одно: слушай меня. Меня зовут Пол Остер. Это не настоящее мое имя.

Вам кажется, что вы читаете трилогию, состоящую из неравнозначных по смыслу и объему частей: "Стеклянный город", "Призраки" и "Запертая комната". В аннотации вы прочитали, что это чудный образчик постмодернизма с человеческим лицом, вроде бы даже детектив, но не детектив, каждую часть вполне можно читать отдельно, читается легко (так пишут в рецензиях), смысла много (так пишут критики), иллюзии и аллюзии (так пишет переводчик), а Пол Остер пишет нечто, более всего напоминающее каляки-маляки, остающиеся на краях газет, на оборотах чеков и иногда даже обоях после вашего разговора по телефону с кем-то, кто ошибся номером, но оказался приятным собеседником: каждая линия замыкается на самой себе, любая мнимая случайность - часть великого плана, в хаотичных изгибах, прорывающих бумагу, угадываются знакомые лица, ветряные мельницы, сломанные зонтики, темные комнаты и вавилонские башни. Сам Поллок позавидовал бы вашему бессознательному, Фрейд нервно закурил бы сигару, Фаулз взял бы на заметку.

Дальше...

***

Слов очень-очень много. Но я вряд ли буду употреблять их все. Нет. Не сегодня. У меня устал рот, и я думаю, что мне пора идти.

В "Стеклянном городе" Дэниэл Куин, пишущий детективы про Макса Уорка под псевдонимом Уильяма Уилсона, соглашается вести дело, ошибочно предложенное ему как частному детективу Полу Остеру. Так, прячась за множеством имён и не до конца продуманных биографий, главный герой берётся за нелепый случай, оказывающийся непосильным для его психики. Вот такое вот Что в имени тебе моём? и Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Герои ставят под сомнение обоснованность связи между означающим и означаемым. Так чокнутый (?) профессор спрашивает, можно ли называть сломанный зонтик зонтиком, если он больше не выполняет свою основную функцию, иными словами, больше зонтиком как таковым не является; этот же профессор некогда ставил сомнительные эксперименты, пытаясь найти истинный язык, в котором слово соответствовало бы тому, что оно называет, как это было до грехопадения. Перед читателем разворачивается языковая трагедия, лингвистический детектив, полный символизма и прозрачных намеков.

Плавно, но неизбежно вопросы "Кто этот человек? Что он хочет? Зачем он здесь?" трансформируются в "Кто я? Что я хочу? Зачем я здесь?" Да и есть ли этот Я. Начав бегство от себя с псевдонима и продолжив это бегство под личиной некого Пола Остера, Куин забредает в такой темный и густой лес внутреннего я, что -

Поскольку себя Куин автором своих произведений не считал, никакой ответственности за них, в том числе и перед самим собой, он не нес. Ведь Уильям Уилсон был фигурой вымышленной и, хотя порожден был Куином, вел теперь жизнь совершенно самостоятельную. Куин относился к нему с уважением, иногда даже с восхищением, но и помыслить не мог, что он и Уильям Уилсон – одно и то же лицо. Потому-то он и скрывался под маской своего псевдонима.

***

Так проходит вечер: один читает, другой за ним подглядывает.

В "Призраках" самый что ни на есть всамделишный частный детектив Синькин ведёт наблюдение за неким Черни из дома напротив. Ничего не происходит. Вести наблюдение приходится 24 часа в сутки, что ожидать от "объекта" - неизвестно. Но работа есть работа. "Призраки" - наиболее бессюжетная, схематичная, зарисовочная, цветоживописная, но при этом серая и отупляюще депрессивная часть трилогии. В ней автор продолжает тему самоопределения и... скажем так, нахождения собственного места в пространстве окружающего и внутреннего мира. И снова, пытаясь проникнуть во внутренний мир другого человека, главный герой сталкивается с такими пустотами внутри собственного я, что -

Впервые в жизни предоставленный самому себе, он не знает, за что ухватиться, дни сливаются в один серый поток. Он всегда подозревал о существовании внутреннего мира, но для него это нехоженые тропы, темный лес. Сколько Синькин себя помнил, он всегда скользил по поверхности, мысленно фиксировал предмет, так сказать, оценивал его – и тут же переходил к следующему. Он просто получал удовольствие от окружающего мира, не задавая лишних вопросов: каков есть, таков есть. До сих пор все предметы, четко очерченные под ярким солнцем, недвусмысленно говорили «вот мы какие», каждый был самим собой, и ничем другим, так что ему не было нужды особенно его разглядывать. Сейчас, когда внешний мир, по сути, свелся к призрачной тени по имени Черни, он впервые задумывается о вещах доселе неведомых, и это тоже вызывает у него беспокойство.

И снова предметы ускользают из области называющих их слов, и это настолько пугающий процесс, что -

Синькин оглядывается вокруг, фиксируя внимание на различных предметах. Он говорит вслух: Это лампа… это кровать… это тетрадь. Не называть же лампу кроватью, а кровать лампой! Слова, как перчатки, сшиты по мерке вещей, которые они обозначают, и это доставляет Синькину огромную радость: он как будто заново доказывает существование мира.

***

...к каким последствиям может привести решение писателя поставить свое имя на обложку книги? почему писатель скрывается под псевдонимом? вообще, есть ли у писателя своя невымышленная жизнь? Мысль что-то написать под чужим именем, примерить на себя маску захватила меня, и я недоумевал, чем эта перспектива меня так привлекает.

В "Запертой комнате" за наиболее событийно насыщенным сюжетом и внятным, почти линейным повествованием автор разыгрывает всю ту же трагедию слов, авторства (в том числе собственной жизни) и личности. Главный герой берётся за пристраивание рукописей своего друга детства Феншо, который однажды пропал, бросив беременную жену Софи, оставив ей лишь долги и гору бумаг. Где Феншо? Жив он или мёртв? Гениальны его произведения или очередная пустышка? Почему из головы никак не лезет этот самый Феншо? Главный герой женится на жене Феншо, усыновляет его ребёнка, спит с его матерью и ищет, ищет Феншо, чтобы.. И настолько он пропитан Феншо, настолько настоящее и прошлое сливаются в нём воедино, настолько он похож на Феншо, что -

Мы хотим, чтобы нам рассказывали истории, и слушаем их точно так же, как в далеком детстве. Пытаясь за словами разглядеть реальный мир, мы ставим себя на место героя истории и делаем вид, будто способны его понять, – себя же мы понимаем! Обыкновенное заблуждение. Возможно, для себя мы существуем и время от времени даже приоткрываемся каким-то одним бочком, но сути, в конечном счете, нам не понять, и чем дольше мы живем, тем менее прозрачными для себя самих становимся, тем острее осознаем свою невнятность. Где уж нам пересечь границу чужого «я», если мы не способны добраться даже до собственного нутра?

***
В аннотации написана правда: книга представляет из себя детектив, в который вплетено множество литературных и исторических анекдотов (от кто написал роман "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский" до поисков сквозь века и через континенты истинных названий вещей). Читатели не врут в своих рецензиях: читается легко, глаза так и скользят сквозь текст, иногда приходится возвращаться на абзац, страницу или главу назад, настолько безболезненно читается трилогия, проходит сквозь восприятие, как горячий нож сквозь масло. Критики не придумали все смыслы и слои романа: они там есть, честное слово (и символическое использование цветов, и слоеный пирог аллюзий, и деликатное вкрапление философской лингвистики, которая то ли платье, то ли костяк произведения). Да и переводчик не подкачал, ткнув читателя носом в говорящие фамилии и прочие вкусности.

Могу с чистой совестью посоветовать книгу всем тем, для кого Эко слишком лукав и мудр, Фаулз - слишком заигрался в постмодернизм и забыл про читателя, Кундера - слишком скучен, а Пелевин - слишком коммерческий и предсказуемый (стал в последние годы *добавлю с любовью*); тем, кто любит слово, живое и мёртвое, кому нравится решать кроссворды и разгадывать головоломки, у кого хорошая память на детали и имена (вы будете рады натыкаться в завершающей трилогию книге на упоминание уже знакомых фамилий, фактов и мест); тем, кто хочет только познакомиться с постмодернизмом, но сделать это максимально безболезненно.

На улице мне пришло в голову: «Если сложить все рукописи вместе, по весу как раз получится взрослый мужчина».

Вроде обычный детектив, да? Написано так легко, читается быстро. Но что-то не то. Внешних событий почти нет. Абсурд, замешанный на символизме, ткёт какой-то другой текст под оболочкой внешнего. И вот, вглядевшись повнимательнее, читатель получает очень глубокое и сильное произведение: о трагедии и о жажде одиночества, о вечных поисках и разочарованиях, о творчестве и о потере, о распаде личности и о Нью-Йорке. Маленькие мостики связей под видом внешнего бездействия, многочисленные шизофринические отражения под видом персонажей. И тут читатель понимает, что атмосфера нуара и детективная обёртка нужны лишь для того, чтобы с лёгкостью заставить его вести расследование вглубь одной личности, пытаться отыскать и понять себя.
И не было этих трёх повестей, и не было этих героев, и даже автора с его семьёй, эпизодически мелькнувших в произведении, не было. А был только один человек. Некто. Одиночество, существование вовне. Потерянность. Человек ли, текст, ли, я ли, а может некий призрак? Или все мы, или многие из нас? Выпадение из реальности и из себя. Вроде человек играет из себя детектива, следит за кем-то, просто пытается жить, но не успеешь оглянуться, как его уже засасывает пропасть собственного Я, воронка окружающего мира.
Так много всего автор попытался затронуть, что я даже и не знаю, что тут написать. Разве только одно – читайте, но будьте осторожны, если не вглядываться со всей скрупулезностью, то можно просто пройти по поверхности упиваясь пространными размышлениями и абсурдом, и так и не попытаться разглядеть, что же за ними.
Лично я увидел там человека, чья личность сливается с обществом, выпадает из него. Человека, который не может разобраться даже в себе, не говоря уже об остальных людях. Человека в вечных поисках, в попытке спасти себя от прошлого, найти своё место, найти смысл в своём существовании. И мне понравилось, как всё это было подано. Очень легко, как простой детективный роман.

Я никогда ещё не читал ничего подобного в плане структуры. Даже не знаю, какие произведения привести для сравнения: "Твин Пикс" - да нет, вроде не то, тогда может художественный фильм "Где ты, Лулу?" с Харви Кейтелем, Мирой Сорвино и Уильямом Дефо в главных ролях - пожалуй это уже ближе, но вот незадача - это фильм Пола Остера. Чем же так примечателен Пол? Автор аннотации обещает нам произведение “на стыке интеллектуального мейнстрима, детектива и магреализма”, что ж, заменяем магреализм на постмодерн (эти понятия часто путают) и получается, что в кой-то веки нас не обманули.
Я начал читать это произведение из-за названия (люблю про Нью-Йорк) и из-за картинки на книжке, но получил я нечто гораздо более глубокое и интересное. Позже продолжу своё знакомство с Полом Остером, как с кинематографистом так и с писателем.

П.С.: хочется также сказать спасибо Сергею Таску, за довольно интересное интервью, которое было помещено в начале книги. Весьма интересно, перечитал несколько раз.