25

ЧТОБЫ РАБОТАТЬ ЗДЕСЬ, НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО БЫТЬ СУМАСШЕДШИМ. НО ЭТО ПОМОГАЕТ!

В некоторых офисах табличку с таким девизом вешают шутки ради, но здесь ее не было. Чтобы работать здесь, нужно было действительно быть сумасшедшим. На полном серьезе. Сумасшедший здесь, наверное, высшая квалификация, думал Гарет Дюпон. Он и был таким, и прекрасно это знал. Принимал наркотики, отсидел за причинение тяжких телесных повреждений — тот хмырь заслужил свое за то, что клеился к его девушке в баре, но, может быть, оно и не стоило двух лет в тюряге и судимости в придачу.

Ему исполнилось тридцать три. Он был смазливый, смуглый, с роскошными темными волосами — испанские гены матери, — накачанный — не щадил себя в спортзале — и страстный фанат сальсы.

Гарет Дюпон неплохо заработал на аферах с продажей акций по телефону — почти все ушло в нос, — до пятницы сбывал изоляцию для перекрытий, а теперь, в начале новой недели, после «банковских каникул», продавал рекламные площади в спортивных журналах для базирующейся в Брайтоне компании «Маунтинпик паблишинг». Была у него и побочная работа, приносившая время от времени очень неплохой доход. И еще он много разговаривал с Богом. Бог иногда отвечал, но все же не так часто, как хотелось бы. В последнее время, решил Дюпон, Господь был определенно им недоволен. И вполне справедливо. Но, с другой стороны, нельзя же всегда быть совершенством. Бог должен это понимать.

После школы Дюпон подумывал, не податься ли в монахи. Но в последний момент осознал, что слишком любит женщин. И выпивку. И кокс. И деньги, чтобы все это покупать. Тяга, однако, осталась. На данном этапе телепродажи приносили хороший доход, что было как нельзя кстати, потому что к концу недели он всегда оказывался на мели, а после долгого уик-энда уж тем более. С пустым карманом и больной головой. Сегодня в карманах даже не звенело, а похмелье оказалось на редкость тяжелым.

А тут еще любовь.

Так ведь для чего еще нужны выходные, если не для этого? Погулял, выпил — сходи в церковь. Вот только чем меньше об этом говоришь, тем лучше. И вообще, он начал приходить к выводу, что церковь — это все же не его. Какое удовольствие сидеть со старушками в приколотых к голове шляпках и престарелыми ректорами со щелкающими челюстями? К Богу можно обратиться и без церкви, так ведь? Бог внутри тебя: в твоем сердце, в голове, в глазах.

Бог был и в видениях Суки Янь. Китаянка из Америки, она работала здесь на одну Ай-Ти-медиакомпанию. Они познакомились в пятницу вечером в брайтонском баре «Богемия». Потом спали до раннего субботнего утра и большую часть оставшегося уик-энда трахались до умопомрачения, подзаряжаясь всем, что вдыхалось и глоталось.

Осталась, правда, одна проблемка — кое в чем он ей приврал. Не сказал про дамочку, с которой встречается, про то, что квартира не его собственность, что он ее только снимает и на данный момент ему даже нечем заплатить за следующий квартал, который наступит через семь недель. А еще соврал насчет отличной работы в медиабизнесе. Хотя «Маунтинпик» ведь медиакомпания. Типа того.

Здесь, в офисе на втором этаже промышленного здания у входа в порт Ньюхейвена, что в десяти милях к востоку от Брайтона, их было шесть команд по пять человек в каждой и менеджер. Все мужчины. Все в рубашках с короткими рукавами, некоторые с приспущенными галстуками, другие с расстегнутыми воротничками. Все сидели за современными столами. Никому, кроме сидевшего на другой стороне босса, Алана Прайора, не было еще и тридцати пяти. Перед каждым — плоский экран, клавиатура, телефон, кофе и несколько бутылок воды. На часах полдесятого, и Гарет провел за столом всего лишь тридцать минут, а чувствовал себя так, словно с утра прошло уже несколько часов. Девять звонков — и ни одной продажи. Может, сейчас повезет.

Гарет пососал корку на костяшке сбитого пальца на правой руке и набрал номер, перенося всю ответственность за исход разговора на Бога. Как ни крути, а Господь изрядно ему задолжал. «Это — за тобой, Господи», — прошептал он одними губами и закрыв на секунду глаза.

Женский голос, резкий, острый. Уже по тому, как отвечают, можно определить, легко пойдет дело или трудно. Здесь он сразу понял — с этой придется попотеть. Гарет Дюпон посмотрел на лежащий перед ним текст и, взяв нужный тон, легкий и беззаботный, начал читать:

— Привет, это Гарет Дюпон. Я звоню от имени гольф-клуба северного Брайтона. Могу я поговорить с хозяином бизнеса или кем-то, кто отвечает у вас за маркетинг и рекламу?

На другом конце молчали. Уж не повесила ли эта корова трубку?

— Уточните, пожалуйста, вы по какому делу?

Гарет перескочил глазами к разделу, где рассматривалась такого рода ситуация, и, сохраняя бодрый тон, принялся читать вслух:

— Причина, по которой я вам звоню, заключается в том, что через пару месяцев мы выпускаем официальный корпоративный проспект-ежегодник для гольф-клуба северного Брайтона и проводим массированную дистрибуционную кампанию. В программу включены тысячи домов и большая часть находящихся в этом районе бизнесов, включая, разумеется, и сам клуб.

— Наш бизнес никакого отношения к гольфу не имеет, — холодно ответила она.

— Ну, вы так не думайте. Меня попросили найти крепко стоящие на ногах бизнесы и предложить им возможность расширить сферу деятельности. Имея в виду ваше конкретное направление, мы полагаем, что в данном случае имеем идеальное совпадение интересов. Наша целевая аудитория — богатые, влиятельные люди, способные оплатить предоставляемые нами услуги. Меня просили особенно тщательно удостовериться в том, чтобы нашими партнерами были только надежные, профессиональные компании. Дело в том, что в рамках каждой публикации должно быть не более одного представителя каждой профессии или направления деятельности. Таким образом, все ваши конкуренты исключаются, и вы становитесь единственной открытой для обращения компанией.

— У нас похоронный бизнес, — ответила собеседница. — С какой стати нам рекламировать себя в проспекте гольф-клуба?

— В клубе немало пожилых членов. Рано или поздно они умрут. Сейчас я в общих чертах…

В трубке щелкнуло.

Вот стерва. Бросила трубку.

«Большое тебе спасибо, приятель», — мысленно обратился к Богу Гарет. Потом перешел к следующему имени в списке, отпил воды и набрал номер.

К пяти часам, когда работа уже пошла на спад, Гарет Дюпон продал полстраницы компании в Портслейде, занимающейся настилом полов. Не самый лучший старт на новой работе, но, может быть, завтра будет лучше. Должно быть.

Он вышел из офиса, надел «рэй-баны» — солнце еще светило вовсю, — забрался в арендованный черный «порше»-кабриолет, повернул ключ и опустил крышу. Посидел задумчиво. Подумать было о чем: плата за квартиру, очередной взнос за «порше». Может, немного помолиться? Он уже давненько этого не делал по-серьезному. С другой стороны, разозлив Бога, с молитвой торопиться не стоит. Лучше подождать в сторонке.

Он поехал в сторону Ньюхейвена, потом, уже в городе, свернул на прибрежную дорогу, которая вела домой, в Марина-Виллидж. У газетного киоска в глаза бросился баннер «Аргуса» с большими черными буквами:

УБИЙСТВО МАКУИРТЕР — НАГРАДА В 100 000 ФУНТОВ

Не обращая внимания на машину сзади, Гарет Дюпон ударил по тормозам и вильнул к бордюру. Заскочил в магазин, купил газету и, стоя у входа, пробежал глазами заметку под сенсационным заголовком, словно не замечая образовавшейся на узкой улице пробки.

Гэвин Дейли, брат Эйлин Макуиртер, убитой на прошлой неделе в своем особняке на Уитдин-Роуд, объявил о награде в 100 000 фунтов за информацию, которая приведет к аресту и обвинительному приговору для убийц его сестры.

Он продолжал читать. В конце заметки приводились два телефона: один в управлении уголовных расследований и второй для анонимных звонков в «Краймстопперс».

Гарет Дюпон ухмыльнулся. Иногда человеку просто везет! «Спасибо, Господи», — беззвучно поблагодарил он. Все прощено!

26

Криминалисты закончили свою работу в доме его сестры, и оцепление было снято. Шесть часов вечера. Ясное небо. Гэвин Дейли сидел в своем «мерседесе» в конце ведущей к особняку подъездной дорожки.

По обе стороны от дорожки, с небольшим интервалом друг от друга, были установлены желтые полицейские знаки с одинаковой надписью:

Вы находились здесь между 18.30 и 22.30 в прошлый вторник, 21 августа?

Вы видели здесь фургон?

Если да, пожалуйста, свяжитесь с полицией и попросите соединить вас с оперативным штабом — 01273 470101.

Гэвин Дейли распорядился отвезти его к дому. Там он вышел, отпустил шофера, сказав, что вызовет его, когда понадобится возвращаться, обошел дом и поднялся на крыльцо.

Рука заметно дрожала, пока он вставлял ключ в замок; в горле застрял комок.

На пороге старик задержался, словно не решив, хочет ли входить. Но дела не отложишь.

Вечер выдался теплый, и сад полнился птичьими голосами, стрекозами, осами; с соседнего участка доносился шелест разбрызгивателя. Согласно календарю, лето заканчивалось через несколько дней. Сколько их ему отмерено увидеть? Сколько бы он хотел?

И хотел бы вообще?

Все, кого он когда-либо любил, умерли. Мать — под пулями в собственной спальне. Отец — уведен в ночь. Он проводил в могилу двух жен и зятя. И теперь, когда коронер даст разрешение, похоронит сестру.

Гэвин Дейли не знал, сколько осталось лет, прежде чем сын отвезет его на кладбище. Он еще подвижен, несмотря на палку, а благодаря мастерству местного пластического хирурга выглядит лет на двадцать моложе. Проблемы с сердцем решены посредством тройного шунтирования. Правда, теперь появилась стенокардия. Простату ему удалили. Он достиг того, что называют зрелой старостью. Но зрелым себя не чувствовал. Скорее гнилым.

И не сдержавшим слова.

Гэвин Дейли повернул ключ, толкнул дверь и осторожно вошел, ступая на положенные криминалистами подножки. Дом встретил его запахами, от которых печаль только углубилась. Запах старости. Мебельной политуры. Ветшающих тканей. К старым добавились теперь и новые, принесенные экспертами с их химикалиями. Он посмотрел на пустое, более темное, чем остальной пол, место, где десятилетиями стоял красивый столик. Посмотрел на прямоугольники на стенах, где висела собранная сестрой коллекция прекрасных картин. Его окружала тишина, такая давящая, что он ощущал ее как тяжелое пальто на плечах.

Тетя Уна взяла за обыкновение каждое воскресенье водить их с сестрой в церковь. Но ребенком времени на религию у него не находилось. Теперь его было еще меньше. Да, случалось, что он был счастлив. Или, по крайней мере, доволен. Считался одним из крупнейших игроков на поле антиквариата. Ему это нравилось — увлекательно, приятно для самолюбия, новые знакомства. Но над всем этим висело и облако печали — им с Рут так и не удалось завести детей. Имя Дейли останется жить с его сыном-идиотом от первого брака с Шинед.

Теперь, оглядывая окружающую пустоту, он вдруг подумал, что вся жизнь была чем-то вроде плохой шутки. Тестом на выносливость. И если вникнуть во всю эту ветхозаветную муть, то получается, что каждый человек — Иов.

Что ж, по крайней мере одно он сделает наверняка: вернет часы, даже если это будет стоить ему жизни. И для начала поисков у него есть имя. Имя одного паршивца.

Гэвин Дейли прошел в гостиную с бледно-зелеными флокированными стенами, зелеными диванчиками и креслами. И снова тени на стенах. Мраморная каминная полка, на которой стояла когда-то потрясающая статуэтка Джакометти, теперь была пустая, голая, если не считать одной, напоминавшей о счастливых временах фотографии в рамке.

Эйлин, красивая, черноволосая, двадцативосьмилетняя, с любовью своей жизни, Брэдли Уокером, американским пилотом, так похожим на Кэрри Гранта. В августе 1943-го он сидел за штурвалом Б-24, принимавшего участие в грандиозной и провальной операции «Приливная волна», целью которой было уничтожение нефтеперерабатывающих заводов Плоешти, в Румынии. Пятьдесят один бомбардировщик не вернулся тогда на базу, и Брэдли Уокер был в числе пропавших без вести, предположительно погибших.

Долгие годы Эйлин лелеяла надежду, что муж каким-то чудом выжил. Ей удавалось держаться, не падать духом. И у нее это получилось даже лучше, чем у него. Вот тебе и женщины, с грустью думал он. У многих из них внутренних ресурсов оказалось больше, чем у иных мужчин.

Он поднялся по лестнице на площадку, мимо радиатора, прикованной к которому Эйлин оставалась два дня, и вошел в ее спальню. После смерти мужа она поменяла двуспальную кровать на односпальную, смотревшуюся довольно странно в большой комнате, где до сих пор ощущался, пусть и слабо, ее запах. Возле подушки — мистер Стаффикинс, тряпичный одноглазый и одноухий медведь, привезенный сестрой из Нью-Йорка. Не забыть бы положить игрушку в гроб, напомнил он себе и взял с туалетного столика пару длинных черных перчаток от Корнелии Джеймс, чтобы положить их туда же. Эйлин бы это понравилось, подумал он; она всегда полагала, что женщина не может считаться должным образом одетой, пока не наденет перчатки. Он зашел ненадолго в ванную, потом спустился и повернул в ее кабинет.

Сначала Гэвин Дейли еще раз заглянул в стенной сейф — на случай, если вдруг упустил что-то в первый раз. Но там было пусто, и эта темная пустота отдалась в нем болью и гневом. Здесь лежали отцовские карманные часы. Единственная по-настоящему личная вещь, принадлежавшая когда-то ему и оставшаяся у них.

Он сел на стул у бюро орехового дерева. Черная паркеровская ручка в стакане с золотыми буквами HSBC — возможно, давнишний рождественский подарок от банка — на кожаном покрытии. Маленькие, в овальных рамках фотографии мужа, детей и ее самой. В ящиках полным-полно писем, счетов, марок. Чистый лист голубой гербовой бумаги, рядом конверт и незаполненная поздравительная открытка. Письмо, которое она собиралась написать и которое так и останется ненаписанным, и открытка, которая так и не будет послана. Дневника не было; вероятно, его забрали полицейские.

Гэвин Дейли выдвинул один из ящиков и тут же снова почувствовал, вместе со слабым древесным ароматом, ее собственный запах. Порывшись в бумагах, он достал кожаный фотоальбом с фотографиями находящихся в доме особенно ценных вещей. Делали их главным образом для страховой компании. Сестра собрала прекрасные коллекции картин, часов и мебели — все по его совету, — а некоторые вещи он купил для нее сам, по заниженной цене на договорном аукционе.