1. ГЕОГРАФИЯ

1.1 Нога. Лондонские заметки

Однажды, в 22-05,

к исходу четверга

по Ватерлоо-бридж гулять

отправилась НОГА.

И кто ее увидел вдруг

не верил, как и Вы:

НОГА пошла гулять без рук,

без плеч, без головы.

Взлетали брызги у моста,

висел над Темзой смог.

НОГА гуляла без зонта!

Без шляпки!! Без сапог!!!

Высокий джентльмен с цветком

сказал, повысив тон:

"Нога гуляет босиком,

а это – "моветон".

Констебль сунул в рот свисток,

но тут же опустил:

закон вечерний выгул ног

пока не запретил.

Для всех Британцев испокон

законность дорога:

пока не запретил закон,

гуляй – хоть ты нога.

А старый герцог Как-Его

цедил сквозь сжатый рот:

О, демократы! До чего

вы довели народ!

Ах, если б знал об этом Том,

ленивый Том О-Нил!

Вторую ногу перед сном

он, верно бы, помыл.

Но он мытье ноги отверг,

отправился в кровать,

и, после дождичка в четверг,

она пошла гулять.

А ветер песню пел свою,

по Темзе волны гнал…

Назавтра "Таймс" дала статью

и вот ее финал:

"Мы чтим традиции веков.

И да хранит нас Бог,

и от ленивых дураков,

и от немытых ног!"

1.2 Песенка об летней Одессе. 1975

Был день невыразимо обаятельным

И рыжий кот, не выспавшись с утра,

Дискантом сиплым звал подруг старательно

На свежесть крыш из душного двора.

У Дюка негр невыясненной нации

Бренчал себе на банджо целый день,

А празднично умытые акации

Как изумруды рассыпали тень.

Была как будто пьяная Одесса

От солнца, от любви и от жары.

Скажите, неужели это признаки прогресса,

Что кончились те самые дворы?

Там не бывало СПИДа или стресса,

И были в моде шляпы и белые штаны,

Ах, если б все могли тогда хоть год пожить в Одессе,

Конечно, в мире не было б войны.

Кудряшки в папильотках и в халатике

Глядели будто на экран в кино,

И лузгали подсолнух из листочка математики,

Выплевывая шелуху в окно.

А во дворе, присевший на скамеечке,

В футболке полосатой, как спортсмен,

И в белой (ну конечно же!) фуражечке-копеечке,

слюнявил папироску джентльмен.

Была как будто пьяная Одесса

От солнца, от любви и от жары.

Скажите, неужели это признаки прогресса,

Что кончились те самые дворы?

Там просто деньги не имели веса,

И добрым людям снились лишь цветные сны,

Ах, если б все могли хоть год пожить в Одессе,

Конечно, в мире не было б войны.

Любовь бродила вдоль прибоя парами

И весело визжала детвора.

Поэзия витала над бульварами,

Как будто Пушкин здесь прошел вчера.

На школьницах как флаги вились бантики

И смех звучал как гром или стрельба.

Ах, в целом мире нету столько в воздухе романтики,

Какая здесь у каждого столба.

Была как будто пьяная Одесса

От солнца, от любви и от жары.

Скажите, неужели это признаки прогресса,

Что кончились те самые дворы?

В них спросят просто так, из интереса:

«А шо, в Нью-Йорке, много ли шпаны?»

Ах, если б все могли тогда хоть год пожить в Одессе,

Конечно, в мире не было б войны.

Вдали сверкали паруса на лодочках

Арбузы шли пятак за килограмм,

И жарились бычки на сковородочках,

А запах разносился по дворам.

Давно ушли те пятьдесят советские

И только в ностальгии иногда

Вдруг оживают в памяти те дворики одесские

Те неправдоподобные года.

Была как будто пьяная Одесса

От солнца, от любви и от жары.

Скажите, неужели это признаки прогресса,

Что кончились те самые дворы?

Одесса до Парижа стоит мессы,

И счастливы те люди, что в Одессе рождены.

Ах, если б все могли тогда хоть год пожить в Одессе,

Конечно, в мире не было б войны.

1.3 Чешский Крумлов

Как будто время строит глазки,

А Провиденье чистит карму.

Страна средневековой сказки

Наполнена неясным шармом,

где в прошлое зовут ступени

и камни ратуши старинной,

И романтические тени

Плывут за лодкой Лоэнгрина

1.4 Старая Прага

Черепичные крыши,

шпили Тынского храма.

Осенённая свыше

Влтавских струй амальгама,

звоны Чешской Лоретты,

Плески волн под мостами…

Старой Праги секреты

тихо тронешь перстами.

И уйдешь, чуть смущенный,

и влюбленный до жути.

Вроде и посвященный,

но не понявший сути.

1.5 Португалия Сabo da roca

Мыс Рока – самый западный мыс Евразийского континента.

Португальский поэт Луис Камоэнс писал:

«Это место, где земля кончается и начинается море»

Флегматично шкурой шевеля

словно пес, извечный лежебока,

море лижет ступни мыса Рока,

"Места, где кончается земля"

Вздыблен указующим перстом,

точкой, разрешеньем в древнем споре

(небо – камни, человек и море),

обелиск, увенчанный крестом,

словно твердь небесную вспоров

на глазах зевак незнамой нации.

Вот тебе и точа бифуркации,

точка сопряжения миров,

главная для всех материков.

Где судьба – совсем не то, что кажется,

где сплетенный узел не развяжется

ныне, присно, до конца веков

1.6 Мурмáнская ночь

Старое название Мурманска «Мурмáн», а Баренцево море называли когда-то МурмАнским, Студёным, а вплоть до 19 века Русским.

Из Мурманска в Архангельск я плыл (то есть «шел») на очень чистенькой и ухоженной двухмачтовой парусно-моторной шхуне с женским именем, позабыл каким.

В Мурманске полярный день заканчивается в июле, но и в сентябре ночь, хоть и темная, но короткая. И при этом небо кажется даже более близким и звёздным, чем в Крыму.

Возможно потому, что воздух очень чист.

Неспешные волны ласкались о борт

как будто в прибрежной лагуне.

Мы шли из МурмАна в Архангельский порт

на пахнущей деревом шхуне.

Урчал, как котяра под лаской, мотор,

на мачтах огни засветили.

Пах солью и свежестью темный простор,

расслабленный в неге и штиле.

Я в разных морях ночевал на воде:

Аральском, Каспийском и Черном.

Но так ощущать не случилось нигде:

уютно и очень покойно.

На вантах плескались живинки огня

святого защитника Эльма.

И звёздная зыбка качала меня,

и сказки мурлыкала нельма.

А месяц шатало как пьяный баркас,

и падали звёзды на воды.

Нисходит, наверное, в жизни лишь раз

Такое единство с природой.

И был я так счастлив, что просто невмочь,

и чувства утихли не вскоре.

Спасибо за эту волшебную ночь,

Студёное Русское море!

1.7 Сны в пустыне о Таиланде

Коан: «Ты можешь услышать хлопок двух ладоней, когда они ударяются друг о друга, – сказал Мокурай. – Теперь покажи мне хлопок одной ладони»

Круглолицая луна

улыбнётся над лагуной

словно Будда дум полна.

И уйдет походкой лунной

по дорожке полной сна.

На дорожке полной грёз

бьёт послушника даос

по щеке ладошкой бойкой.

Ученик внимает стойко,

тем хлопкам одной рукой*,

демонстрируя покой.

И буддийские монахи,

с повтореньем слов и поз,

под смешки и охи-ахи

признают, что прав даос.

На аллее вернисаж:

голосочком нежно-звонким

в школьных формочках девчонки

(плоский, как доска корсаж)

предлагают вам массаж.

Здесь все просто: баш на баш.

Ночь певуча и пахуча.

Запах рыбы дразнит нос.

Тай прекрасен и непрост.

Экзистенция научит

всякий шанс ловить за хвост.

Гаснут угли. Кофе стынет.

Мягкий ветер. Тишина.

Я опять в своей пустыне.

Надо мной молчит луна.

Мимолетная, как чудо,

вдруг, на диске неземном,

промелькнёт улыбка Будды

каплей масла над блином.

Эфемерный призрак сна.

То ли было, то ли будет…

Тай, – волшебная страна

1.8 Пирамиды и песнь вечности

Я получил египетскую визу.

Потом пришел русскоязычный гид,

и вот мы едем на машине в Гизу,

чтоб ощутить величье пирамид.

Они стоят, огромные до дрожи.

Величье с нищетою на виду.

Я ощутил, как все это похоже

на наш развал в двухтысячном году.

Побитый сфинкс и треснутые своды,

щербатость пирамидовых хребтов,

как трупы наших строек и заводов,

которых кто-то сбросил со счетов.

С верблюдом в пестрой упряжи, с кистями,

Бредет, прикинут словно бедуин,

проталкиваясь резво меж гостями

знакомый по Одессе армянин.

В галабие, и кýфие с агáлем*.

Верблюд бредет за ним, как верный пёс

– Здоров, Сурен! Тебя-то в эти дали

в таком прикиде как шайтан занёс?

– Здорово, Пиня! Ты ли в самом деле?

Ты что полегче у меня спроси.

А мы с верблюдом тут фотомодели,

ну и, помалу, детское такси.

Такой вот бизнес с бедуинским кланом…

Мы закурили. Молча, не спеша.

Сурен служил на флоте капитаном,

да флота не осталось ни шиша.

Верблюд, похожий на артиста Гафта

поверх голов смотрел с презреньем вдаль.

Мы были для него деталь ландшафта.

Причем, весьма вонючая деталь.

Сурен сказал: "А время нас не красит.

Ты постарел."

"Ты тоже. Без обид.

Ведь мы с тобой не виделись лет двадцать,

короткий миг для этих пирамид."

А солнце сверху пялилось бесстыже

на пятитысяч лет щербатый след.

Я отстранённо думал: а ведь мы же

хоть как – живём. А пирамиды – нет.

Уйдут туристы, я, Сурен с верблюдом,

и на пути извилистом, крутом

при жизни каждый день нам будет чудом.

И даже (очень может быть) потом.

А здесь торчать под солнцем будут тупо,

не ощущая счастья или мук,

Труп Сфинкса, три больших ребристых трупа

и куча мелких трупиков вокруг.

*в одежду бедуинов входит длинная рубаха галабея, на которую набрасывается раскрытый спереди халат абу, большой головной платок кýфия – закрепляется на голове кольцом агáлем.

1.9 Новогвинейские припевки

ОНИ АНТИПОДЫ?

Скажите, а правда ли что антиподы

едят кверху хлебом свои бутерброды?

***

ПРОФИЛАКТИКА

К папуасу папуаска

ходит в гости только в маске.

Может, не из-за Ковида,

а чтоб повышать либидо.

***

ПОРЯДОЧНОСТЬ

Одна папуаска, чтоб сделать наколку

на день занялА у ехидны иголку,

набив же татушку всего в два присеста

иголку воткнула на старое место.

***

О КОМФОРТЕ

В хижине у папуаса

нету места для матраса.

В гамаке-то, может стать,

крокодилу не достать.

***

КАЗУАР

Птиц туристов закошмарил

и чуть что – стаёт на прю:

– Казуарил, казуарю

Пикнешь – заказуарЮ

1.10 Грустная австралийская легенда

В Австралии веселой

у моря, поутру

открыта серфинг-школа

хвостатых кенгуру

и дети-кенгурята

резвятся на песке

и с гребней волн лохматых

съезжают на доске.

Там из одной тарелки

(не удивляйся впредь)

ест сумчатая белка,

опоссум и медведь.

А в дебрях леса – буша

лохмат, начесан, хмур

висит на дикой груше

задумчивый лемур.

Недавно он объелся

зеленых груш, и вот

ужасно разболелся

к утру его живот.

И кенгуру лемура

как Айболит лечил,

он хвост его в микстуре

и день и ночь мочил.

А белочка-подружка

на старый липкий мёд

приклеила лягушку

бедняжке на живот,

и вымыв с мылом шкуру

опоссум, сев на сук,

закапал в нос лемуру

прозрачную росу.

Ужасней нет рассказа,

чем тот, как он болел.

Зеленых груш ни разу

лемур с тех пор не ел.

И помнят превосходно

приморье, степь и буш:

пусть даже ты голодный, -

не ешь зеленых груш!

В Австралии счастливой,

где эвкалипт высок,

едят квадронг и сливу,

пьют самый разный сок,

и молоко с пеленок,

пока не надоест,

но ни один ребенок,

и ни один зверенок

зеленых груш не ест!

1.11 Память о Катастрофе

День памяти жертв Холокоста и героев сопротивления (на иврите "Йом А-Шоа") является в Израиле днем национального траура. В этом году 20 и 21 апреля.

В этот день Еврейское государство чтит память шести миллионов евреев, уничтоженных германскими нацистами и их пособниками во время Холокоста (Шоа) в ходе Второй мировой войны.

В 10 часов утра звучит двухминутная сирена, которая слышна по всей стране.

Как только раздается сирена, жизнь в Израиле замирает: прекращается работа на всех предприятиях, люди останавливаются на улицах, водители паркуют автомобили на обочинах дорог и выходят из машин – все вспоминают евреев – жертв Шоа.

В Израиле свято блюдут ритуал.

Нам память сжирает улыбки гангреной

Сегодня стоял я и слушал сирену.

И так весь Израиль стоял.

И стала Земля как единый погост.

Не в фильмах. Не в библиотеке.

Мы помним. Он с нами всегда – Холокост

заложенный в гены навеки

1.12 Йерухамский вальс

В небе плывут облака бело-розовым пухом.

Жемчугом капли росы украшают траву.

Солнце взошло и от сна пробудился Ерухам,

маленький город в пустыне, в котором живу.

Старые горы и хаос изломанных линий,

Камень,верблюжья колючка – унылейший вид.

Гонят Субару овечьей тропой бедуины,

и у дороги верблюд одинокий стоит.

Кактус цветет, это вдруг, улыбнувшись, пустыня,

хочет казаться немного нежней и добрей.

Небо над нами полно столь пронзительной сини

словно вобрало ее с трех окрестных морей.

Внутренним светом горят наши грешные лица

видно до Бога и впрямь дотянуться рукой.

Я тишине у пустыни пытаюсь учиться,

вечные горы мне дарят душевный покой.

Может кому-то нужна суета Тель-Авива

пляжи Эйлата, где вечно кутит молодежь.

Только поверь, что действительно будешь счастливой

если покой в своем собственном сердце найдешь.

Днем раскалится пустыня, как адская печка.

Лето в Ерухаме – жарких хамсинов сезон.

Может у озера сыщешь в тенечке местечко:

Бегать по солнцу в такую жару не резон.

К вечеру горы дохнут ароматной прохладой

вечер у нас называют чудесным не зря.

Не сожалей об ушедшем, об этом не надо.

Просто доверься судьбе, никого не коря.

Жизнь пробегает. И бег не откупишь деньгами.

Так сбереги то что можно и нужно сберечь.

Цапля-малютка над озером режет кругами

как обещанье волнующих будущих встреч.

Солнце, цепляясь за пальмы устало садится

листья стучат – так и хочется дверь отворить,

И понимаешь значение слова "молиться"-

но не просить, а всего лишь поблагодарить.

Лента заката трепещет как алое знамя

над крепостицей – осколком прошедших веков.

Кто-то с небес с добротой наблюдает за нами

пряча улыбку в седой бороде облаков.

1.13 Мужичок с ноготок в Негеве

Однажды, в горячую зимнюю пору

я вышел с собачкой на ближний большак.

Вдруг вижу – буксирует Ладу Приору

тяжелой походкою серый ишак.

И шествуя важно, в спокойствии чинном

вдоль нового парка и древних руин

в бейсболке, кроссовках, костюме спортивном

ведет ишачонка пацан-бедуин.

– Шалом, манишма, что хорошего, мотек? *

– Шалом, все в порядке. Не стой на пути.

– Откуда дровишки? Ну, этот экзотик?

Что, в Негеве лучше машин не найти?

– Со Скорпио ночью попутал батяня:

Похожая морда, похожая дверь.

А ехать – так сильно рычит, но не тянет.

РусИ, не подскажешь, что делать теперь?

Мы с батей охотились, скажем, на волка, -

Обычай такой бедуинской земли,-

Ну зверя то взяли, да только без толку.

Батяню поймали, а мы утекли.

Тут с воем примчалась шотэра** машина.

Шотэр реготал: "Не встречал я дурней!"

Прогнал из машины отца-бедуина:

– Ну, сами угнали – и мучайтесь с ней!

* Шалом, ма нишма, мотек (ивр)– Привет, как жизнь, дорогуша

** шотэр полицейский

1.14 Древний Акко

Пепел времени -пыль да порох

в порах трещин в твоих стенах.

Акко, Акра, – преданий ворох!

Чем ты бредишь в полночных снах?

Видишь ты египтян колесницы,

ассирийских копий леса?

Может, звон монет тебе снится,

финикийские паруса?

Богател на торговле перцем

в разноречии толп людских.

Помнишь Ричарда с львиным сердцем?

Крестоносцы, ты помнишь их?

Был твой порт всем народам базаром

и весь мир в ладони держал.

И тебя ценили не даром

как в подбрюшье Востока кинжал.

Ах, как славно здесь бились турки,

прикрывая Иерусалим.

Видел ты Бонапарта фигурку?

Как он рвался к стенам твоим!

А потом и турков не стало.

Стал ты, Акко, вонючий хлев.

Лишь мослами покачивал вяло

переевший Британский лев.

Но свалил он к своей бленнорее,

от бессилия и стыда.

И освоили Акко евреи.

Окончательно. Навсегда.

Не суетно здесь, дышится сладко

Камни. Вечность. На камнях – мхи.

Рифмы сами ложатся в тетрадку.

Ну хотя бы эти стихи.

1.15 Иерусалим

Упала тьма на город трех религий,

И люди прятались в ущельях старых стен.

И каждый на себе тащил вериги

Из грязных дел, обманов и измен.

А тот, кто мог, хотя бы на мгновенье,

Взглянуть на этот город с облаков,

Во тьме узрел бы призраки