«Сатирикон» отзывы и рецензии читателей на книгу📖автора Петрония Арбитр, рейтинг книги — MyBook.

Отзывы на книгу «Сатирикон»

4 
отзыва и рецензии на книгу

Hermanarich

Оценил книгу

Когда я первый раз читал Сатирикон (случилось это когда мне не было 18, и это была вторая моя книга из античных времен, после «Дафнис и Хлоя» Лонга ) я, признаться, побаивался. Побаивался именно расстояния, отделяющего читателя от писателя – две тысячи лет это вам не кот чихнул. Тем более, что за плечами уже были «Декамерон» и «Гаргантюа и Пантагрюэль» . Но совершилось чудо, что может подтвердить любой читающий - расстояние, отделяющее современного человека от Боккаччо и Рабле намного больше, чем расстояние от Петрония. И знаете что? Сатирикон был и остается самым лучшим произведением античной литературы, которое я прочитал (а с тех пор я прочитал немало). Если бы существовал литературный джинн, и ему можно было бы загадать любое желание из литературы – мое желание было бы, пусть откопают где-нибудь библиотеку, и там будут все таблички с романом Петрония. Не жалкие обрывки, которыми мы сейчас довольствуемся, а именно все.
Много лет после этого я возвращаюсь к данному произведению, и оно не теряет для меня актуальность и интереса, и, что самое главное – известные мне способы «проникновения» в анатомию данного текста, похоже, не работают. По крайней мере тот обычный набор скальпелей, которые я используются, требуют другой манеры применения.
Самая главная отличительная черта произведения (если на секунду забыть, что ему больше 2000 лет), это то гармоничное смешение высокого и низкого, поэтического и вульгарного, разврата и любви, нравственности и глубочайшего морального падения. Казалось бы, много таких произведений, которые пытаются сочетать – но у них не получается это сделать легко и естественно. У меня есть объяснение – Сатирикон написан во времена, когда тема, условно, гомосексуальность главных героев (и много чего еще. Как, например, тема скотоложества у Апулея ) не была табуированной общественной культурой и моралью. Когда вы читаете даже «фривольные» новеллы Боккаччо (в сравнении с античной литературой в целом, типа комедий Аристофана , или отдельных произведений, типа «Золотого осла» Апулея – Боккаччо завзятый моралист и скучный брюзга) – вы ощущаете, что они написаны уже в традиционной христианской культуре, и главные герои хоть и скандализируют читателя своими историями, но все-таки сам момент скандализации идет именно на основе их четкого понимания запретного и допустимого. Это как четкое представление слепого, что где-то рядом есть стена – как-бы нарочито легко он не двигался, мы чувствуем в его движениях, что он осторожен. Он не видит стены, но она есть – и в реальности и, что самое главное, в его голове. Но этой стены еще нет у Петрония – нормы общественной морали, привнесенные иудаизмом и закрепившиеся в христианстве, вообще не имеют особого значения для интеллигента из Рима I в. н.э. (времена Нерона).
Разумеется, плотно разрезавший автора и последующего читателя изменившийся культурный код не может не ставить в тупик. Кто-то может увидеть там порнографию или пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений (хотя по тем временам они были вполне себе традиционные, по крайней мере общество относилось к ним совершенно иначе). Кто-то – чистую историю любви. Кто-то – авантюрно-плутовской роман. Но это все-равно попытка подтянуть большой текст, фактически, из другого мира, под наши имеющиеся и сформированные в определенной культурной среде представления. Прокрустово ложе сегодняшней «большой» литературы со всем литературоведением оказывается слишком мелко для самого древнего в истории человечества романа. Даже вопрос формы данного произведения, равно как и его жанрового определения, дискуссионный, и решен скорее волевым актом, чем консенсусом филологов и литературоведов.
Разумеется, вынесенные из своей культурной среды, фактически, «инопланетный» роман, оказывается крепким орешком не только для читателей и литературоведов. Вспомнить фильм Феллини, чтоб понять, что режиссер просто не знал, как подступиться к такому произведению – даже для прославленного режиссера-итальянца (итальянцы – наследники того самого древнего Рима, если что) это оказалось невыполнимой задачей именно в плане органичного воспроизводства той культурной ткани, из которой плетет повествование Петроний. И если мечты Энклопия о своем «юном» друге Гитоне у Фелинни это вызов, то у Петрония это просто жизнь – простая и органичная, и оттого такая, которая не может эпатировать (но все-таки эпатирует нас, людей из другой эпохи).
В результате получается странная вещь – первый роман оказывается шире последующей литературы. Причем жалкие обрывки трех глав, известные нам, шире по всем фронтам – по литературным приемам (эти постоянные скачки от высокой поэзии «под Гомера» до низких и бездарных стихов; от высокого описательного штиля возвышенных чувств до грязных похотливых мыслей), по форме (что это? Роман – не роман. Повесть – не повесть. Поэма – не поэма), по содержанию (на обложке +18, хотя ставить надо +21, а по современным российским меркам вообще сжечь). Каким инструментарием его исследовать? Скальпель мой не то чтоб туповат, а просто не той формы – ткань повествования им нормально не разрезается. Собственно, любой современный писатель, реши он написать эту историю сейчас – неминуемо столкнулся бы с «неестественностью» повествования. Писать историю про воров, убийц, мошенников, осквернителей храмов, гомосексуалистов, педофилов (и все в одном лице) невозможно без осознания эпатажа темы. Внутренний барьер в голове, созданный культурой, – намного крепче любых других барьеров. В итоге и получается тот самый странный и неповторимый, в современной культуре, текст. Всегда, когда читаешь, думаешь – смог бы или не смог сделать что-то подобное – вот сделать подобный текст я бы не смог.
Произведение это, прочитанное еще в молодости, стало для меня огромным источником житейской мудрости. В каком литературном произведении я мог бы узнать стопроцентную истину, подтверждаемую мной в жизни многократно – что если у мужчины «большое орудие», то он никогда не пропадет, и всегда будет хорошо устроен, и что «большое орудие» намного выгоднее чем большой ум? А? Кто мне сказал бы эту правду? А за истинность этого тезиса я ручаюсь больше чем на 100% - личных примеров из жизни тому было предостаточно (не спрашивайте меня, что мне помогло в жизни больше, но знайте, что большой ум несет больше проблем для человека, его карьеры, жизни в современном социуме, чем большой уд. И да, уд несет несравненно больше плюсов, чем ум– здесь за 2000 лет вообще ничего не изменилось).
Отдельные пассажи книги просто шокируют – насколько это точно и актуально:

«- Не понимаю, как это бедность может быть сестрой высокого ума…»

Ну т.е. фраза «Если ты такой умный, то почему такой бедный» была афоризмом еще во времена Христа.

«- Скажи, пожалуйста, что это за болезнь у тебя? Неполных два часа говорил я с тобою, и за это время ты произнес больше поэтических слов, чем человеческих. Не удивительно, что народ преследует тебя камнями.»

Любой, кто встречался с людьми, считавшими себя поэтами, знаю, что они невыносимы в попытках ознакомить тебя со своими стихами, и да, желание гнать их камнями возникает очень быстро.
Примеров таких «житейских» наблюдений в Сатириконе десятки, если не сотни. Поразительно – он описывает наш мир, но делает это так, как я никогда не видел. Такой близкий, и такой далекий.
Для всех ли эта книга? Нет, не для всех. Я боюсь, огромное количество людей просто не сможет абстрагироваться от сюжетной канвы повествования – кстати, подозрительно низкие оценки для такого искрометного романа. Прочитанный данный роман в молодости расширяет мировоззрение, но, когда оно уже закостенело, – сокрушение его явно не будет безболезненным. Возможно, это, отчасти, объясняется тем, что наш человек просто не ждет подвоха от «старой книги» - раньше то все были духовнее, честнее, добрее и умнее (и уж понятно, что гомосексуализм занесли проклятые американцы, чтоб русский народ не размножался – очевидно же). Модернистский (для эпохи написания Сатирикона) тренд на романтизацию архаики – это тоже неотъемлемый атрибут христианского понимания исторического процесса.
Это самый древний роман, известный человечеству, и сохранившийся в таком виде, когда мы можем хоть немого прочувствовать и сюжет, и главных героев. И знаете – это один из лучших романов именно на основе того, во что превратилась литература позже, при христианстве. Как Голливуд мы ругаем за шаблонные сюжеты – дескать, где разнообразие? Но почему мы не ругаем литературу – ведь получается, что современная высокотехнологическая литература это и есть Голливуд – та же шаблонность сюжетов, то же «тупое» деление на обычный фильм и порнографию, и, если в одном появляются элементы другого, – мы все относим к одному жанру. Неудивительно, что японцы, у которых в голове полярность не так ясно выражена (сказываются культурные различия) – таки смогли сделать что-то похожее на новое слово в искусстве (я про аниме), а современный кинематограф делится на качественный оригинал (мэйд ин Голливуд), и дешевые подделки с периферии. Благодаря Сатирикону этот процесс становится нагляден еще и в литературе.
Этот роман дышит жизнью – это не картонные фигуры Рабле, это не боязливый морализм Боккаччо, вообще, без этого средневекового душка, так характерного для Чосера – это нечто большее, нечто куда более сложное и интересное, потому что иное. Может, когда познакомимся с инопланетянами – они расширят наше понимание литературы еще раз. Пока же чего-то более «иного» чем этот «привет из прошлого» у нас нет. К сожалению. Эх, джинн, найдись пожалуйста, я загадаю тебе желание выдать мне оставшиеся главы.
Да, и экранизировать Сатирикон нормально мог бы только Пьер Паоло Пазолини. У всех остальных бы не вышло, а у Пазолини бы получилось.

7 декабря 2018
LiveLib

Поделиться

angelofmusic

Оценил книгу

Дитя Парнаса и арапа
(Известный нам как Нашевсё)
Пытался победить сатрапа
Или как Че, иль как Басё.
Стремясь снискать вниманье света
Отрывок о судьбе поэта,
Которого Нерон убил,
Он набросал, да и забил.
И вот онегинской строкой
Я расскажу из жизни Рима
Быль, где текут неутомимо
Пиры, сатира и яой.
Последний пункт, вам, не тая,
Сознаюсь, привлекал меня.

Петроний, добрый мой приятель
Ещё с моих младых ногтей,
Глава всех оргий и мечтатель
Немало мне смутил ночей.
Но как сказал однажды Сади:
"Побойтесь тех, кто любит сзади"
(Когда он очень сильно пил
И не такое говорил).
Друзья Озона и Ван Сента!
Пока нам рыжий депутат
Не выписал в тюрьму мандат,
Отгубим сладости момента:
Главгер в романе прохиндей,
Воришка, лицемер и гей.

Пока ты шоке, мой читатель,
Я ненадолго отвлекусь,
Тщеславье - вечный подстрекатель,
Мне делает ужасный кусь.
Рэйф Файнс, быть может, мимоходом,
Заметит рецу; пред народом
Онегина зело любя
Экранизирует меня.
О, бархатные кресла Каннов
Седалища, как геи, ждут,
Да и софиты там и тут
Мерцают в глубине стаканов,
Звенят бокалы, лёгкий жар
И нега славы - щедрый дар.

Теперь работать всё же нужно,
Чтоб подсластить себе сей час,
Спонтанно, быстро, ненатужно...
Я с оргии начну рассказ,
Что прервала дыханье ссоры,
Которой предавались воры,
Чей век воспел "Сатирикон":
Аскилт, Энколпий и Гитон.
Ревницев всё ж таки уняли,
Приапа жрицы в свальный грех
Влекут любителей утех.
Анализ сделаю в финале.
Уверен, ты сюжет срамной
Запомнишь сам, само собой.

Янтарь на трубках Византия,
Бежит, пенясь, сатирион,
Теперь излишества стихия -
На пир позвал Трималхион.
Мы все глядим в наполеоны,
Закон диктуют миллионы
И, как сказал о том Плутарх:
"Всяк нувориш - уж олигарх".
Тот шик уже почти блевотен,
Болит живот, дрожит рука,
Себе налью я коньяка,
И ты, мой друг, коль не бесплотен,
Налей, как завещал поэт,
Советское или Моэт.

Рыдает, свесившись с Парнаса,
Фебос, глядя, как повара
Из зайца делают Пегаса,
Из теста прилепив крыла.
Слепили рыбу из свинины,
Сребра побили словно глины,
Изобретатель средь затей -
Его величество плебей!
Ты скромный ныне обитатель
Надменной, может быть, Москвы,
Родился на брегах Невы,
Иль хоть бывал там, мой читатель.
Раба богатого ты нрав,
Узнал, хоть раз сей увидав.

Театр уж полон; ложи блещут:
Алмазы, злато, всё кипит,
Лакеи строем, все трепещут,
В айфон хозяин говорит.
Он матерится непрестанно
Балет смотреть ему уж странно,
Хотел, чтоб выступал сейчас
Тимати иль Михайлов Стас.
Антракт и он совсем уходит,
Шофёры ждут вокруг огней,
Всяк службой хвастает своей,
В душе при том господ поносит.
Хозяин вышел. Лимузин
Обдал грязюкой ряд машин.

Глядит на всё надменно, властно:
"Готов ли мир к ногам упасть?"
Глядят статуи безучастно,
Они-то знают, кто здесь власть.
А дома гости для банкета,
Рабу желают многи лета,
Ему даруют поцелуй
Босс, мент, блудница и холуй.
Бомонд суров. Желанье света:
Омары, лобстер, фуагра,
В бочонках подана икра.
По окончании фуршета
Велит подать в свой кабинет
Тотчас нажаренных котлет.

В столицах мог таких ты встретить,
Не изменился человек,
Но в скобках должен я заметить,
Что был честнее римлян век.
Представь, чтоб в современном мире
Хозяин честно, как в сортире,
Скрывать не думал от гостей,
Что путь лежал через постель.
А в Риме можно, и хозяин
В ответ своей жене на брань:
"Ну, трахнул, был грешок, отстань".
И вновь мальчишку обнимает.
За то, что жертвовал собой,
Он заслужил эфебов строй.

Во сне мне, может быть, не снилось,
Из тех, что довелось встречать,
То, что им членом приходилось
Себе дорогу пролагать,
Жену и мужа ублажать,
Друзей, знакомых, чернь и знать,
Царя, и конницу, и рать.

Не надо нам ругать разврата
И ты меж шлюхами ликуй
(Читатель ждёт немного мата?
Так на, извольте, вот вам ничего).
Аскилт скотина и предатель,
Гитона свистнул. Мой читатель,
В романе ор, а мой коньяк,
Всё не закончится никак,
Как и рецензия. Гитона
И я б похитил средь полей.
Ты мне ещё стакан налей,
Красив ты, как царей корона,
Мой мальчик, коньяка податель...
Чегот я пьян...
Прости, читатель.

* * *

Мне дорог день и нужно время,
Меня, как прежде, реца ждёт,
Похмелье - безрассудных бремя,
Мешает сильно сесть за Ворд.
Кефир открыт, стакан наполнен,
Мой мальчик благости исполнен
И шаловливая рука
Облегчит муки сушняка.
И каждому такой спасатель,
Необходим; и наш покой
Любовь венчает. Боже мой!
И ты устал, и я, читатель,
Я постараюсь поскорей
Покончить с рецею моей.

Варкалось. Злыдней зелюков
Ты разогнать, конечно б, мог,
Коль спас бы мюмзей от оков
Иль будь ты хливкий, как шорёк.
Энколпий же вернул Гитона
И с ним спасаясь от закона,
Со стариком-поэтом в ночь,
Уплыли от Аскилта прочь.
Мальчишки встретили хозяев,
По членам их узнали те,
И в сей моральной чистоте,
Чуть оргия вмест нагоняев
Случилась; но вот финт судьбы...
Зачем весь бред читаешь ты?

Ведь прочитать сие брифли
Мы б в Википедии смогли.

Он бунтовщик, как и Гевара,
Петроний - наш герой, друзья,
Да, он в бою, кипит где свара,
Как, может быть, хотел бы я.
Нерона мог царём представить,
А после тайно обесславить,
(Несносно, согласитесь в том,
Прослыть средь римлян дураком).
Разврат там извратил сакральность,
Пресыщен Рим там красотой,
Уроды правят бал; чужой -
Любой, кто ценит идеальность;
Киркеи явное уродство,
Средь плебса ей дало господство.

Нерон услышал обращенье:
"Ведь так сложилось, милый друг,
Ты царь говна, тебе презренье,
Поскольку ты и сам говнюк".
Его пример - другим наука,
Что жизнь? А жизнь такая сука...
Ведь так пришлось, что всяк народ
Всё возвеличивает сброд.
Хлеба и зрелищ! Вот порука,
Что даже оперный злодей
Отрадой станет всех очей,
Отрадной станет даже мука;
Поставь арену и обед -
Восславят смерть, восславят бред.

Народа знать не стоит мненья
("Тот слишком лыс, сей слишком пьян"),
Ведь для народа, без сомненья,
Всяк недостаточно тиран.
Патриций не пример для плебса,
Но всё же волею Зевеса,
Из века в век всяк узнаёт:
Себя, правителя, народ...
Кто стал тузами, кто нулями,
Роман влечёт и тех, и тех:
Кого влечёт содомский грех,
Кого сатира над царями.
Любовь, любовь - вот наша честь...
Кончаю!
Страшно перечесть...

Мусью Рэйф Файнс в своём вояже,
Визитом нас своим почтил:
Всё веривелл, приветлив был,
И подношенья принял даже.
И до всего ему есть дело..
На берегу Невы стоит,
Опершись чем-то на гранит,
на стих мой смотрит о*уело
И тихо шепчет: Holy shit!

10 июля 2018
LiveLib

Поделиться

blackeyed

Оценил книгу

По-первости может показаться, что ты спутал книгу с порно-сайтом. Уже страницы с четвёртой начинается такое ХХХ, что Brazzers кажутся детскими шалостями на лужайке. И всё же книгу потому читают и по сей день, что она хоть и преступает грань фола, но делает это тонко и деликатно. Автор ни разу не ткнёт вас носом в чужие "забавы" - он сгладит углы и опишет "это" с простотой и изяществом, как будто это не более, чем гимнастическое упражнение или утренняя зарядка. И ты смотришь: уже вроде как не разврат, а эротика... А культурному воспитанному человеку - чего бы и не читкануть разочек, для разнообразия, сдержанно написанный эротический роман, не согласны? (*принимает невинный вид*)

Однако, как ни рядись в шкуру овцы, клыки не исчезнут. Переиначим: как ни закрывай руками стыда, а ты стоишь в центре города голый. Как ни вуалируй Петроний, сцен откровенного содержания много--умножить на "много". Как ни крути, а тут почти на каждом шагу гомосексуализм и педофилия, и это коробит. Это не отменяет исторической и культурной важности написанного почти 2000 лет назад произведения, по нему вполне можно делать кое-какие выводы о царивших тогда нравах (хотя даже для 1-го века оно написано очень шаловливо). Просто кажется, что порой Петроний перегибает палку (опять лезут в голову дурные ассоциации! после такого то чтива! тьфу!!). В моём издании , кроме "Сатирикона", был ещё "Золотой осёл" Апулея. Так вот Апулей видится гораздо более целомудренным, его "Метаморфозы" тоже плутовской роман, но застёгнутый почти на все пуговицы, в отличии от расхлястанного "Сатирикона", во время чтения которого то и дело округляются глаза - не от пошлости написанных запретных слов (таковых нет), а от пошлости описываемых помыслов или поступков. Какую бы цель не ставил Петроний - угодить Нерону, эпотаж, и т.д. - он всё таки проник в тему на несколько сантиметров глубже дозволенного (простите, я хотел сказать "сантимеНтов"!! Нет, не хотел, вру).
[прим. ред.: предыдущее предложение - отличный пример того, как можно переступить черту, не высказываясь прямым текстом]

Претензия №2 это необоснованность событий и сюжетных ходов. Приключения разрешаются deus ex machina и сменяют одно другое с быстротой молнии. По сути мы имеем ни на минуту не прекращающуюся кавалькаду похотливых героев, которые сладострастничают, воруют, убегают и дерутся, а промежутки заполняют красноречивыми мыслеизлияниями (и это упрёк №3, ибо, возвращаясь к Апулею, его ГГ в конце испытывает духовное очищение, а в свою очередь Энклопий и иже с ним в "Сатириконе" столь же далёки от облагораживания, как плебей далёк от Олимпа). Читать разглогольствования, меню Трималхионова пира или с боку-припёку взявшуюся поэму о гражданской войне не совсем интересно, и глаз волей-неволей останавливается на остальном - на откровенных сценах (в начале и конце). В этом плане, книга действует как шкала вашей извращённости. Скамеечная бабушка не выдержит и в негодовании бросит чтение. Обычные люди, не лишённые здоровых фантазий, как мы с вами (*перемигиваются*), на что-то облизнутся, на что-то возмущённо поднимут бровь. А ненормальные извращуги пройдут мимо, ибо и у них найдётся литература (и нелитература) покрепче градусом. Не стану скрывать, что лично я по ходу чтения вот так облизывался довольно часто, и тут всплывает вопрос: а как книгу воспримет женщина (ведь роман написан от лица мужчины, и все его половые удачи или провалы читатель-мужчина подспудно пропускает через себя [как, например, пугающая любого мужчину неудача на пол-шестого, случившаяся с героем в конце] )? Дорогое существо женского пола, прочитавшее роман! Немедля напиши, что ты об этом думаешь! А лучше позвони и расскажи! Мой телефон: 892444—

Ладно-ладно, прекращаю! Я совсем не такой сердцеед, как персонажи этой книги (хотя мне тоже хотелось бы, чтобы в меня ни с того ни с сего втюхалась потрясающая красавица-почти богиня, как она влюбилась в ГГ - причудливейший сюжетный излом, в котором не обнаруживаю ни капли логики). Но теперь я знаю, как я назову свою "одиссею", если пущусь во все тяжкие - "сатирикон". Этого, конечно же, не случится - я скромный интеллигентный парень.
Читал Петрония - "молодец, начитанный!". Узнают, про что Петроний писал - "фу, пошляк!". Так что буду хвастаться некоторым знанием античной литературы, не вдаваясь в подробности. А знания эти надо расширять, вот только хочется теперь уже чего-то серьёзного: Платона, Сократа или Гомера.

9 апреля 2016
LiveLib

Поделиться

Alex Krol

Оценил книгу

отлично
14 июля 2024

Поделиться