станичником сидел. Молчали оба. Он – хуторец мой, годами много старше, а чинами не вышел: всего только приказный. Подошел он ко мне, бутылку выставил, вина стакан нацедил: «Выпьем», говорит, «Гаврилыч»… Я молчу «Что», говорит, «али не пьется?». «Не пьется»… Понял он меня, ваше превосходительство, насквозь меня понял. «Ничего», говорит, «Гаврилыч, ты не жалкуйся… Все мы потеряли… Хутора, курени наши пооставляли, Тихий Дон спокинули. Матерей, жен бросили… Большакам, мужикам на разгром Дон сдали… Так, что