По ту сторону свечного ящика

Стали на нашем приходе жалобы поступать на свечниц: мол, хамство, грубость и все такое. Вот и подошел я как-то к настоятелю: «Батюшка, – говорю, – назначьте меня, такого хорошего и замечательного, этим вашим свечником: я вам вмиг все исправлю».

– Или сам исправишься, – поддержал священник. – Вперед – на амбразуры! Только не осуждай никого!

– Нет, я только их жить поучу.

– Ну-ну. Бедняга, – это уже полушепотом, сострадательно и вдогонку.

Фиаско первое. Дисциплина

С первых часов стояния за «ящиком» мне это батюшкино сострадание вспомнилось. И не вдруг. Если к началу службы подходили вполне добродушные, деловые и знакомые прихожане, которые несколько удивленно улыбались, видя старого знакомого на новом месте, говорили четко и ясно, брали свечи и отходили к своему привычному месту в храме, то к концу богослужения увеличился поток нервно опаздывающих людей. Таких, которые опаздывают всегда и сознательно. Тишины в храме уже не было, разобрать потуги бедного чтеца донести до молящихся слова молитв к Причастию не представлялось возможным за заполнившим церковь гомоном новостей, обсуждений выборов и планов на «сейчас-из-церкви-выйдем-куда-пойдем?». Даже слова настоятеля, вышедшего из алтаря и призвавшего паству внимать словам молитв и помнить, что мы готовимся к великому таинству, подействовали лишь минуты на три. На четвертую зашли новые опаздывающие, не успевшие еще поделиться новостями.

Так или иначе, служба закончилась. Прошли молебны и панихиды, храм опустел. «А вот сейчас начнется самое тяжелое», – трижды повторила скромная девушка Наташа, помогавшая мне разобраться со свечами, просфорами, записками и т.д., глядя на мою ошалевшую физиономию. «Что же может быть тяжелее, – подумал я остатками мозга, – праздных разговоров за литургией и невозможности услышать молитвы?»

Фиаско второе. Люди

Они, как известно, разные. Чаще всего – хорошие и добрые. Чаще всего, по-своему. После службы нужно было оборонять храм от беспризорников, стремившихся украсть деньги из кружек для пожертвований или сами кружки. Еще нужно было постараться отогнать от церкви дурно пахнущих, криминального вида бомжей, справлявших нужду на стены церкви и сквернословивших.

– Милостыню они здесь собирают, – сказала добросердечная Наташа, – кто-то и сжалится.

– Так ведь они ее пропивают!

– Бывает!

Потом пришла тетенька в сапогах и серьгах, которой срочно надо было «разменять пять штукарей» (так и сказала – «штукарей»).

– Простите, – говорю, – здесь не банк, да и денег таких нет.

– Это в вашей-то РПЦ?! Да у вас денег немерено! У вас тут вообще все должно быть бесплатно!

Положение спасла Наташа; она выложила какие-то бумажки: «Вот – счета за отопление и электричество. Впечатляет, правда? Оплатите их раз в месяц – и вы обязательно будете получать свечи без всякой платы». Впечатлили все-таки, видать, листочки: дама даже извинилась. «А я счета специально попросила копировать, – объяснила мудрая Наташа. – Многим помогает, кстати».

Пришел молодой мужчина. Долго стоял у иконы. Неумело крестился. Потом подошел к «ящику». «Мне свечку, пожалуйста», – вымолвил глухо. Свечу взял, снова подошел к иконе, поставил, снова долго стоял. Подошел: «Я с Кавказа приехал. Снайпер я». И начал рассказывать – выговориться воину нужно было. Всего разговора передавать не буду, но слова в память врезались: «Знаешь, как себя чувствуешь, когда в оптический прицел видишь, как “дух” твоего солдата режет, а ты его достать из винтовки не можешь – слишком далеко?..» Много рассказывал. То снова отходил к иконам («Я знаю, меня Богородица спасла. И не одного меня – многих»), то святой воды просил попить, потом сидел на скамейке – ждал священника. К счастью, батюшка вовремя подошел – ушли на исповедь. «Еще “афганцы” приходят, – тихо сказала Наташа. – Полицейские, бывает, спецназовцы. Пожарные, которые детей из огня спасали. У нас аптечка всегда полная – мало ли что с кем станет…»

Фиаско третье. Рецепты успехов и спасения

– Кому надо молиться, чтобы дочь в институт поступила? – спросила женщина, всерьез обеспокоенная образованием дочки, но, увы, не очень разбирающаяся в христианстве.

– Как кому? Богу! – отвечаю.

– Какому?

– Один Бог вообще-то, – говорю. (Наташа отвернулась и, похоже, улыбается.)

– Молодой человек, я вас конкретно спрашиваю: какому богу надо молиться, чтобы дочь поступила в институт?!

Кому смешно, кому – хоть плачь…

…«Что лучше: простая или заказная литургия?», «А сорокоуст правда действеннее панихиды?», «А за какую записку просфору дают?» – и так далее и тому подобное. Таких вопросов за все дни, пока был свечником, я наслушался вдоволь. И никак, ну никак не смог научиться на них отвечать. Одна из моих коллег, сменивших Наташу, умудрялась отвечать так, что люди выбирали те из пожертвований, которые были больше всего.

– А для чего это надо? – спросил наивный свечник.

– Не нужны большинству людей, приходящих сюда, рассуждения – большинству нужно быстро и правильно «вложить средства», понимаешь?

– Нет.

– Иди чаю выпей.

Чаепитию помешала просьба продать двенадцать одинаковых свечей. Ну пожалуйста – двенадцать так двенадцать. Я было направился к лотку со свечками, но коллега моя вдруг напряглась:

– А вам, простите, зачем? – спросила она молодую женщину.

– Мне бабушка так сказала.

– Простите, бабушка или бабка?

– Ну бабка, ну и что? Она мне сказала эти свечки купить, зажечь, а потом ей принести – она с меня порчу снимать будет.

– Да вы что? Это ж опасно. Это же предательство!

– Кого? Кого предательство-то?

– Да Христа же.

И свечница минут сорок с молодой женщиной разговаривала. Та свечки все же купила. Но сказала, что в храме их поставит. Дай Бог!

– Мне сто свечей. Быстро! – бросив интересного и редкого цвета купюру на прилавок, сквозь угол верхней толстой губы процедил сверкающий дяденька. – Быстро, я сказал. Я те деньги плачу, понял? Кто у вас тут дома освящает? Вы на мои деньги все тут живете, ясно?

– Не, не ясно. Вы кто?

– Я?! Кто?! – тут остановить дяденьку было уже невозможно.

Был бы храм полон, все бы узнали, кто он, этот дяденька, «такой есть», «чё он может реально порешать», и «скока он добра ваще делает», и сколько колоколов его «уже с того света вызвать должны» – столько их он уже наотливал-нажертвовал. С другой стороны, и польза немалая: лучше понимаешь горькую иронию и боль Пушкина, писавшего про то, как смиренно и земно кланялся Кирила Петрович Троекуров, стоя на службе, когда диакон на ектении возглашал «…и о благотворителях святаго храма сего». Каждому времени – свой Кирила Петрович Троекуров…