Цитаты из книг автора «Петр Алешковский»

Работали на откате, а потому с заказчиками всегда был полный альянс.

Я не ставил себе специальной задачей обелить память Василия Кирилловича Тредиаковского, и если это получилось, то невольно. Мне лишь очень хотелось, чтобы звучание его песенного языка, музыка его времени на те недолгие минуты чтения его стихов завладела благосклонным читателем, чтобы трагическая судьба его, незначительно дополненная воображением и оборванная в миг наивысшего подъема (и заката) его славы, стала более понятна на фоне удивительного века, на который я пытался взглянуть изнутри, глазами героя.

Роман о поэте обязан быть музыкальным, во-первых, потому что любой поэт рождается из музыки, во-вторых, потому что любая проза, по сути своей, тоже имеет свою мелодию, порой только едва различимую, и, в-третьих и в основных, потому что донести до современного тебе читателя почти непонятного теперь, архаичного автора можно только, на мой взгляд, настроившись на музыкальный лад его творений. Иначе язык его, доступный, близкий, понятный его современникам, будет нем сегодня, покажется скучным, а значит, и смешным. Время изменяет язык, изменяет быстро и неумолимо, но это не значит, что мы имеем право забывать его.

Люди живут лишь затем, чтобы нести знание. Выбрать пригодное и припомнить в нужный момент может только сметливый

Слово «гаджет» вызывало у него рвотный рефлекс, и они часто ругались с Ниной из-за его старомодности: ни тебе джипиэса в разведке

всё же слово, описывающее, объясняющее тленный мир, связующее его образы, законы, углы и закоулки, накрепко въедалось в отпаренную бересту или в лист дорогущей китайской бумаги, расцветало киноварью заглавных буквиц на толстом свином пергаменте

Чёртово горло Вага – река быстрая, пороги бурные, камни острые торчат. Но не так надводные опасны, как те, что под водой. Особенно в одном месте досталось новгородцам.– Это место называется Чёртово горло, – объяснил Головня. – Сколько здесь людей погибло, и не пересчитать!Перед Чёртовым горлом привал устроили. Воины отдыхают, а Никита на порог ушёл с Матвейкой. Мальчик из сосновой коры выстругал маленькие лодочки, как Головня наказал, и у порога к воде спустился. Никита встал на бугор, чтоб весь порог видно было. Сначала просто на воду и камни смотрел, а потом скомандовал: «Пускай, Матвейка, кораблик!»Подхватило течение сосновый челночок, вытянуло на середину и понесло на самые камни. До полудня Матвейка кораблики пускал, а Головня за ним следил – выверял течение. Наконец махнул рукой:– Пойдём в лагерь, выглядел я вроде бы дорожку в воде, повезёт – проскочим. Видел, как последние кораблики прошли? Чуть-чуть на камни не наскочили, да всё же прошли. Так и нам завтра держать над будет. На другой день Никита первую ладью повёл. Берега сужаться

Энергия, вложенная в слова, форму, цвет, звук, без сомнения, сохраняется, достигает читающего, смотрящего, слушающего, рождая образы. Образы утраченного рая, бережно хранимые в глубинах мозга, – запахи, цвета, прикосновения, вдруг оживающие в кончиках пальцев, жемчужные узоры на мокрой утренней паутине, показанные тебе отцом, чуть стершийся грифель карандаша над

я вспомнил строчку из пушкинского “Гусара”,

Я их хорошо понимал и завидовал, оставалось только мечтать, как бы я порадовал папу, привезя из Володар полгрузовика книг. Никогда не забуду, как незадолго до того мы с родителями поехали в забытый богом Гороховец, маленький городок во Владимирской области, основанный еще Дмитрием Долгоруким. В городском книжном папа откопал все дополнительные тома собрания сочинений Томаса Манна, купив их по пятнадцать копеек, а еще за тридцать копеек – потерянный седьмой том коричневого собрания сочинений Чехова. Он шел из книжного и напевал какую-то арию, мама радовалась вместе с ним, и я, конечно, тоже.