© Издательство АСТ, 2025

От редактора

«Каждый индивидуум – это клубок противоречий, тем более личность одаренная» – эти слова Теодора Драйзера в полной мере характеризуют Петра Алексеевича Кропоткина. Трудно найти в русской культуре второй половины XIX начала – ХХ века личность более парадоксальную и судьбу боле нелогичную.

Представитель одной из древнейших и знатнейших фамилий российской империи, Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921) строил свою жизнь на крайностях и противоречиях, совмещая, казалось бы несовместимое: Пажеский корпус – самое привилегированное военное учебное заведение России и службу в Амурском казачьем войске, научные исследования и активную революционную работу, глубоко выстраданный пацифизм, восхищение этическими аспектами христианства и участие в различных революционно-террористических организациях, горячую любовь к Родине и ненависть к государству, свои труды по геологии и геоморфологии он писал в тюрьме, лекции о красоте и богатстве русского языка и русской культуры читал иностранцам, приятельствовал с Нестором Махно и спорил с Владимиром Лениным, считал взаимопомощь и взаимоподдержку чем-то вроде инстинкта или безусловного рефлекса, но сам, будучи глубоким стариком, лишившимся крова и средств к существованию, от помощи новой власти отказывался et cetera, et cetera…

Вот и эта книга – результат противоречивости характера и судьбы автора. Будучи политическим эмигрантом, причем настолько неблагонадежным и опасным, что ему было отказано в праве жить даже в ряде западноевропейских стран, Петр Алексеевич за границей, помимо революционной борьбы и создания теории революционного анархо-коммунизма, занимался просветительской деятельностью и с присущим ему пылом старался приобщить западного обывателя к богатству русской культуры. Насколько эта миссия увенчалась успехом – вопрос спорный. Однако курс лекций по истории русской литературы, прочитанный в США в начале ХХ века, стал популярен. Тем более излагаемые князем идеи во многом согласовывались с бытовавшими на Западе представлениями о России. Записанные на английском языке и бегло отредактированные автором, лекции затем были переведены на русский и впервые изданы на родине Петра Алексеевича в 1907 году. С тех пор они многократно переиздавались, ряд оценок и концепций Кропоткина лег в основу советского литературоведения, князю же мы обязаны некоторыми хорошо знакомыми по советским учебникам литературы устойчивыми выражениями и определениями. Таким образом у книги счастливая судьба, которую автор вряд ли мог предполагать.

Главной ее особенностью является крайняя политическая ангажированность и идеологизированность. Это тот самый случай, когда идея является главным мерилом всего и влияет на любую оценку, определение, когда всякий автор и произведение для лектора значимы не сами по себе, а взвешиваются на весах пользы или вреда для дела «революционной борьбы и устройства лучшего мира». Этим и объясняется изумляющая при первом прочтении противоречивость, нелогичность и даже странность оценок, даваемых князем нашим писателям, поэтам, драматургам, его весьма своеобразный взгляд на российскую и европейскую историю, попытки подогнать все под единственную схему. В этом же ряду бросающаяся в глаза с первых страниц фанатичная приверженность автора либеральным идеям и западной концепции мировой истории и попытка свести все сложности исторического процесса к единой точке.

Впрочем, надо также помнить, что лекции были предназначены для американского обывателя, глубина знакомства которого с российской (и не только) историей и культурой зачастую стремилась к нулю. Соответственно автор вынужден был примитивизировать свои оценки и определения, чтобы слушатели его поняли.

Несмотря на все эти особенности, курс лекций князя Кропоткина по русской литературе является большим вкладом в литературоведение, так как представляет собой монументальную попытку систематизации всей истории русской культуры и предлагает стройную концепцию и схему для ее изучения. При всех отмеченных выше издержках взгляды Кропоткина интересны и во многом оригинальны, оценки своеобразны и зачастую точны, а теоретические положения представляют не только идейную, но и научную ценность. Так что я с удовольствием рекомендую вам эту книгу. Даже если в процессе чтения у вас возникнет горячее желание поспорить с автором, вы не согласитесь с его оценками, а в ряде случаев будете даже возмущены – это можно считать победой Петра Алексеевича, так как спор, несогласие и возмущение предполагают интерес к предмету дискуссии и его знание.

Напоследок оговорюсь только, что князь, видимо, многое цитировал или пересказывал по памяти, так как в ряде случаев в книге встречаются досадные ошибки в изложении сюжетов произведений, которые, впрочем, никак не портят впечатления от прочтения.

Желаю вам интересного путешествия в мир русской культуры. Насколько хорош князь Кропоткин в роли гида – судить читателям.

Текст приводится с сокращениями, в авторской редакции, за исключением специально оговоренных случаев. Все примечания и сноски автора и переводчика сохранены без изменений. Точность ссылок на дореволюционные издания и статьи также на совести автора или переводчика.

Ряд ошибок автора в датах жизни упоминаемых лиц исправлен в «Указателе имен» в конце книги.

Предисловие к первому английскому изданию

Вмарте 1901 года я прочел в институте Лоуэлля, в Бостоне, восемь лекций по истории русской литературы в XIX столетии, и этот краткий курс был поводом к составлению настоящей книги.

<…> Русская литература представляет такие богатейшие сокровища оригинального поэтического вдохновения; в ней чувствуются свежесть и юность, которые отсутствуют в более старых литературах; ей присущи искренность и простота выражения, делающие ее еще особенно привлекательной для тех, кому приелась уже литературная искусственность. Наконец, она имеет еще одну отличительную черту: русская изящная литература – в поэме, повести и драме – касается почти всех тех социальных и политических вопросов, которые в Западной Европе и Америке – по крайней мере, в наше время – трактуются, главным образом, в политико-социальной журналистике и редко находят себе выражение в области искусства.

Ни в какой иной стране литература не занимает такого влиятельного положения, как в России. Нигде она не оказывает такого глубокого непосредственного влияния на интеллектуальное развитие молодого поколения. Некоторые романы Тургенева, и даже гораздо менее известных писателей, несомненно, послужили ступенями в развитии русского юношества за последние пятьдесят лет.

Причина такого влияния литературы в России вполне понятна. За исключением немногих лет перед и вслед за освобождением крестьян, у нас не было политической жизни, и русский народ был лишен возможности принимать активное участие в деле созидания институций родной страны. Вследствие этого лучшие умы страны прибегали к поэме, повести, сатире или литературной критике как к средствам для выражения своих воззрений на национальную жизнь, своих нужд и своих идеалов. А потому всякому, желающему ознакомиться с политическими, экономическими и социальными идеалами России, с надеждами той части русского общества, которая созидает историю, – приходится обращаться не к официальным изданиям и не к передовым статьям газет, а к произведениям русского искусства.

Ввиду совершенной невозможности исчерпать такой обширный сюжет, как русская литература, в тесных границах моего курса, а следовательно, и в настоящей книге, я предпочел остановиться, главным образом, на современной литературе. Писателей разных периодов, до Пушкина и Гоголя, этих двух основателей современной русской литературы, я касаюсь только в кратком вступительном очерке. Затем я беру главных, наиболее выдающихся писателей в области поэзии, повести, драмы, политической литературы и литературной критики – и вокруг этих гигантов русской литературы я сгруппировал менее крупных писателей, упоминая о них очень коротко. Я сознаю, что почти каждый из последних носит индивидуальную окраску и заслуживает ознакомления с ним; некоторым из менее известных авторов иногда даже удавалось представить известное течение мысли более ярко, чем их более знаменитым собратьям по перу; но вышеуказанный план является необходимостью в книге, задачей которой было дать только широкую общую идею о русской литературе.

Литературная критика всегда имела крупных представителей в России, и взгляды на известные литературные явления, выраженные в настоящей книге, опираются на труды наших великих критиков: Белинского, Чернышевского, Добролюбова и Писарева, а равным образом их современных последователей: Михайловского, Арсеньева, Скабичевского, Венгерова и др. Биографические данные о современной русской литературе заимствованы мною из превосходного труда о современной русской литературе, принадлежащего перу последнего из вышеупомянутых писателей, а также из биографий, помещенных в 82‐х томах «Русского энциклопедического словаря».

<…>

Бромлей, Кент Январь, 1905 г.

Глава I. Введение: русский язык

Ранняя народная литература – «Слово о полку Игореве» – Летописи – Средневековая литература – Церковный раскол – XVIII век – Времена Екатерины II – Масоны: первые проявления политической мысли – Первые годы XIX века – Декабристы

Одним из последних заветов, с которым умирающий Тургенев обратился к русским писателям, была его просьба, – хранить чистоту нашего драгоценного наследия – русского языка. Тургенев, знавший в совершенстве большинство западноевропейских языков, имел самое высокое мнение о русском языке как орудии для выражения всевозможных оттенков мысли и чувства, и в своих произведениях он показал, какой глубины и силы выражения, и какой мелодичности прозы можно достигнуть, владея русским языком. В его высокой оценке русского языка Тургенев, как читатели увидят из настоящих страниц, был совершенно прав. Словесное богатство русского языка поразительно: тогда как в языках Западной Европы часто имеется одно только слово для выражения известного понятия, – в русском языке имеются два, три или четыре слова для выражения различных оттенков того же понятия. Русский язык особенно богат в выражении различных оттенков чувств – нежности и любви, скорби и веселья, а также различных степеней того же самого действия. Его гибкость особенно сказывается в переводах, и ни одна литература не может похвалиться таким количеством превосходных, точных и истинно поэтических переводов иностранных авторов, каким обладает наша литература. Поэты самых разнообразных характеров – Гейне и Беранже, Шелли и Гете, не говоря уже о любимце русских переводчиков, Шекспире, одинаково хорошо переведены на русский язык. Сарказм Вольтера, заразительный юмор Диккенса и добродушный смех Сервантеса – с одинаковой легкостью находят себе выражение в русском языке. Более того, вследствие своего музыкального характера, русский язык чрезвычайно удобен в поэзии, для передачи мельчайших метрических особенностей оригинала. «Гайавата» Лонгфелло (в двух различных, превосходных, переводах), капризная лирика Гейне, баллады Шиллера, мелодические народные песни различных национальностей и игривые шансонетки Беранже – переведены на русский язык с точнейшим соблюдением ритма оригиналов. Головоломная смутность германской метафизики передается по-русски с такой же легкостью, как и точный изящный стиль философов XVIII столетия; краткие, конкретные, выразительные и вместе с тем изящные выражения лучших английских писателей не представляют никакого затруднения для русского переводчика.

Вместе с чешским и польским, сербским и болгарским, а также несколькими другими наречиями русский язык принадлежит к великой славянской семье языков, которая, в свою очередь, – вместе со скандинаво-саксонской и латинской семьями, а также с языками литовским, персидским, армянским и грузинским, – принадлежит к великой индоевропейской или арийской ветви. <…> В настоящем труде я коснусь литературы одной лишь ветви великой славянской семьи, а именно русской, или восточной ветви; и даже при этом ограничении я принужден буду умолчать о южнорусской или украинской литературе и песнях. Я буду говорить лишь о литературе великороссов, или, проще, о русской литературе. Из всех славянских языков великорусский пользуется наиболее широким распространением. Это – язык Пушкина и Лермонтова, Тургенева и Толстого.

Подобно всем другим языкам, русский воспринял в себя много иностранных слов: скандинавских, турецких, монгольских, а позднее – греческих и латинских. Но, несмотря на ассимиляцию многих племен урало-алтайского или туранского корня, которая была уделом русского народа в продолжении многих веков, его язык сохранился в замечательной чистоте. Приходится только удивляться, что перевод Библии, сделанный в IX в., на языке, на котором тогда говорили в Болгарии и Македонии, до сих пор в общем понятен даже русскому простолюдину. Грамматические формы и конструкции фраз этого перевода совершенно отличны от теперешних; но корни слов и даже значительное количество слов – те же, которые были в употреблении тысячу лет тому назад.

Должно, впрочем, сказать, что даже в этот ранний период язык русских славян достиг уже высокой степени совершенства. Очень немногие слова евангельского текста сохранены по-гречески, причем это обыкновенно названия предметов, неизвестных южным славянам; но в то же время ни одно из отвлеченных понятий и ни один из поэтических образов оригинала не подверглись искажению, и переводчики нашли для них надлежащие выражения. Многие выражения перевода отличаются поразительной красотой и сохранили эту красоту до настоящего времени. Каждому памятны, например, затруднения, которые испытывал ученый доктор Фауст в бессмертной трагедии Гете при переводе фразы: «Вначале было Слово». «Слово» – Das Wort – в современном германском языке показалось доктору Фаусту чересчур низменным для выражения идеи: «Бог был Слово». Но «Слово» в старославянском переводе помимо своего коренного значения заключало гораздо более глубокий смысл, чем немецкое «Das Wort». Оно отчасти сохранило его и до настоящего времени; в старославянском же языке в понятие «Слово» включалось также понятие о «Разуме» – немецкий «Vernunft», и вследствие этого оно давало читателю идею достаточно глубокую, чтобы во второй части евангельского стиха не чувствовать противоречия.