Отзывы на книги автора «Перри Андерсон»

Удивительно осознавать, что эта книга во многом сформировала мой круг чтения. Многие книги из моей библиотеки были куплены именно для расширения знаний по затронутым Перри Андерсоном темам, от наследия Рима до книг по Реформации и Тридцатилетней войне (прочитал-то я далеко не все, что хотел, зато шкафы забил). Думаю, что такая степень влияния может считаться большим достоинством книги.

Это не академическая история, в том смысле, что автор не писал свою работу в рамках академического института. Поэтому он не был обязан соблюдать канон формата текста – от вступления с разбором историографии через анализ к синтезу. Канон этот выработан потом и кровью, такая методология позволила придать исторической науке стройности, оставив за ее пределами публицистов и пропагандистов (и, добавлю, канон этот заставляет неопытных авторов не растекаться мысью по древу). Но, как и любой канон, его иногда надо нарушать.

Андерсон написал книгу в рамках другой, марксисткой традиции. Язык его приятен, лаконичен и изящен (В паре мест мне было интересно – как переводчик справился с некоторыми местами, поэтому я заглядывал в российское издание. Так вот, не блестит этот перевод, ой не блестит). Но больше и лучше языка сама структура текста – автор делит Европу на Западную и Восточную, поэтому и текст разделен на две части, посвященные этим половинам субконтинента. В каждой части сначала идет методологическое эссе, пытающееся построить непротиворечивую теорию зарождения, развития и падения абсолютизма в этой части Европы, а потом региональные особенности вскрываются на конкретных примерах. Для большей барочной убедительности за собственно книгой об абсолютизме следуют два эссе: о феодализме в Японии (столь удивительно похожем на классический европейский, что это, по мысли автора, крайне упростило переход к капитализму) и об «азиатском способе производства».

Сама эта избыточность так покоряет, что чтение превращается в удовольствие. Автор никуда не спешит, он может позволить себе аккуратно разбирать кейсы и переходы, соединяя множественные региональные частности в колоссальную картину последней попытки знати остаться у руля. Но дело даже не в этой взаимоувязанности, автор делает свое дело так мастерски, что, пожалуй, он был бы убедителен, даже если бы доказывал какую-нибудь ерунду.

Но, к счастью, доказывает он не ерунду. Автор спорит с классиками марксизма, утверждавшими, пусть и не совсем последовательно, что абсолютизм – это точка равновесия между народившейся буржуазией и старой аристократией. Нет, считает автор, абсолютизм – это последняя стадия господства старого порядка, реакция на развитие товарно-денежных отношений, передача (порой вовсе не добровольная) части суверенитета локальной знатью централизованным государствам, действующим в рамках классовых интересов знати. Историки-марксисты, говорит автор, долго либо обсуждали идеальный тип абсолютизма, либо копались в конкретных его проявлениях, а Андерсон попробовал соединить все это, создав коллективный портрет на фоне эпохи.

Во многих чертах видно, что нарратив автора – дитя своей эпохи. Вполне очевидно, что само разделение Европы на две зоны, так сказать от Штеттина до Триеста (повторим за Черчиллем) – очевидное влияние Холодной войны. Но я скорее о другом, о том, что книга автора хорошо встает в ряд известных работ второй половины XX века, когда стало казаться, что на основе обширной историографии можно уже перейти к «большим нарративам» - концепциям, которые воплощают философию истории. Можно вспомнить хотя бы Валлерстайна с его мир-системой, Манна с его источниками власти и Арриги в его поиском логики гегемонии. Да, книга Перри Андерсона более локальна в том смысле, что имеет дело с конкретным этапом мировой истории (он много раз в тексте обещал написать последующую работу о буржуазных революциях, но, судя по списку его книг, обещания не сдержал), однако и она написана на основе вторичных источников. Колоссального количества вторичных источников, англоязычных, советских, итальянских, французских и немецких (в последних двух пунктах вызывая мою зависть, ибо эти языки мне неизвестны), но все же вторичных, т.е. при написании своей работы на их основе автор возводит ошибки и промахи этих текстов в степень.

Падение СССР и постмодернизм прикрутили фитилек – писать большие нарративы стало немодно, ибо критиковать их легко, а верифицировать невозможно. Поэтому мы имеем дело, если говорить правду, с вымершим жанром. Однако в любом вымершем жанре есть свои алмазы, вернее, удивительно хорошо ограненные бриллианты. И книга Андерсона явно достойна такого сравнения.

Кстати, о советских источниках. Далеко не в первый раз я обращаю внимание на то, что советской исторической науке не был свойственен локализм – советские источники во многих западных книгах упоминаются в связи с античностью, генезисом капитализма, особенностями Франции и Англии, да в связи с чем угодно. В книге Андерсона советские источники были почти во всех разделах, кроме, пожалуй, рассказа о Китае (в разделе о японском феодализме собственно советских источников не было, но была ссылка на книгу японского исследователя, которая на тот момент выходила только на японском и русском, что тоже говорит о том, как к истории относились в тот момент в СССР). Кроме давно знакомых Поршнева (после уважительного, хотя и несколько ернического комментария Андерсона я когда-то несколько его книг прочитал одним рывком) и Люблинской (все, не могу больше сопротивляться, куплю ее книгу про Ришелье) в этот раз я обратил внимание на ссылки на Чистозвонова и Зельина. Есть у меня ощущение, что это еще одна зона потерянного влияния, ведущие (известные мне) отечественные специалисты так или иначе вовлечены в Russian studies.

Что не менее любопытно, так это то, что современные академические историки пытаются имитировать сам формат компаративистских исследований. Можно, наверно, говорить о новом витке спирали. Так, например, такие сравнительные исследования различных государств характерны для современной историографии империй. Большая глубина достигается (или, по крайней мере, делается такая попытка), за счет привлечения различных исследователей, которые пишут разделы по отдельным странам, а редакторы пытаются найти общий знаменатель. Навскидку могу вспомнить хорошую книгу об империях (с Алексеем Миллером в качестве редактора) и известную мне, но еще не прочитанную о реформах в раннее новое время (с Михаилом Кромом в качестве редактора). Но при большей глубине такие книги несколько теряют из-за различной методологии, в этом аспекте искушенный, образованный и целеустремленный исследователь все равно даст заметную фору узким специалистам.

Пересказывать перипетии классового союза монархии и знати кажется мне лишним, собственно, все желающие могут прочитать об этом в книге. Позволю себе привести только один пример, который хорошо иллюстрирует объяснительную силу такой теоретической рамки. Почему дворянству в России удалось добиться закрепощения крестьян в середине XVII века, когда с формальной точки зрения, если считать государство надклассовым инструментом, необходимость в дворянской коннице упала из-за военной революции почти до минимума? Именно потому, что государство не нейтральный орган, а классовый инструмент, и социальные интересы государства и дворянства в этот момент совпадали.

P.S. В этот раз я неожиданно споткнулся о богатство языка автора в первых главах. Это меня подзадорило, ведь я уже привык, что в нехудожественных текстах моего словарного запаса вполне хватает. Одного не пойму, как я в первый раз-то читал?

From Stettin in the Baltic to Trieste in the Adriatic an iron curtain has descended across the Continent.
У. Черчилль, «Фултонская речь», 1946

Перри Андерсон походя, пытаясь написать предисловие для своей наиболее известной работы об абсолютизме, написал эту книгу. В ней пытливый читатель найдет и стандартные проблемы написания большого нарратива по вторичным источникам (надо отдать автору должное, он сам себя активно, с юмором разоблачает), и восхитительную легкость, прозрачность даже изложения. Книга явно написана с вдохновением, перо автора летело, ведь у него была ясная концепция, в которую хорошо укладывались города, народы, экономические системы и переходы между ними.

Сколько всего написано и про романо-германский синтез, и про фундаментальные различия экономической истории Западной и Восточной Европы, и про разницу западной и восточной частей Римской истории. Но именно Андерсон аккуратно и изящно связывает это все в детальное полотно – через волны экспансии (Афины – империя Александра Великого - Рим) к кристаллизации латифундий, от падения притока рабов к краху римского Запада, от вторжения германцев до каролингского возрождения. Нюансировано и интересно.

При повторном прочтении почти через десять лет видны легкие огрехи, так, например, Андерсон явно преуменьшает технологический прогресс Римской империи, утверждая, что производство из-за высоких издержек было в основном локальным. Современные исследования говорят о крайне высокой степени транспортной связности империи, о крупномасштабном производстве, например, посуды для всего обитаемого мира, о хлебозаводах и крупном машинном оснащении шахт.

Также Андерсон, чтобы уложить в прокрустово ложе классового анализа «второе издание крепостного права» в наших с вами краях, явно преуменьшает важность зернового экспорта из Восточной Европы в Западную. И дело не только в конкретных процентах в конкретный год, десятилетие или век. Вопрос в том, что например, Россия, возможно, стала крупным игроком на этом рынке для Запада действительно только в XIX веке, но это совсем не означает, что для самой России малый объем экспорта не являлся важным политическим мотивом. Так, достаточно вспомнить, что Поршнев утверждал , что правительство Михаила Романова вполне осознанно использовало снятие пошлин на поставки зерна для поддержки Швеции в Тридцатилетней войне.

Впечатляет, кроме ясно текущих себе исторических потоков, и широта охвата. Андерсон намеренно цитирует Хекшера, который сетовал на то, что даже история Швеции никому не интересна, кроме шведов. Андерсон как раз привлекает все европейские регионы для проверки своих построений о развитии феодализма на основе романо-германского синтеза, показывая как отсутствие романского элемента в Скандинавии модифицировало этот процесс, как видоизменяла его близость Византии для Болгарии и Сербии.

А на полях можно отметить, что в который раз ловлю себя на мысли о глубине нашего с вами отката – в книге британского историка около четверти ссылок на советских историков, несколько раз упоминаются международные конгрессы в Москве с перепалками и дискуссиями. Возможно я неправ, но мне кажется, это вполне себе показатель продвинутости, когда ученые какой-то страны могут позволить себе не узкую фокусировку на национальной истории, а имеют возможность писать и рассуждать о падении Западной Римской империи, феодализме в Византии и т.д. на мировом уровне. Вероятно, у нас и сейчас кто-то этим занимается, но позволю себе не поверить, что современные работы западных специалистов ссылаются на российские исследования этого периода. Поставил себе в список Штаерман.

Перри Андерсон – один из полюбившихся мне авторов. Собственно, его Родословная абсолютистского государства стала первой объемной книгой на английском, которую я смог одолеть и сносно (тщу себя надеждой) понять. Одну из его книг я даже заиграл и не вернул владелице, что терзает меня до сих пор, лет десять спустя. Поэтому пропустить данную новинку я не мог.

Когда-то Перри писал о формациях и переходах между ними, пообещав еще одну книгу и буржуазных революциях. Но обещания не сдержал, заметно снизив размах своих трудов. Что, однако, не делает другие его книги менее интересными. Вот и сейчас перед нами дельный очерк об исторической абстракции «гегемония», о появлении этого термина в мире греческих полисов и о развитии понятия до конца 2016 (повествование обрывается на позднем Обаме, до нынешнего обитателя Белого дома не дотягиваясь). По формату это довольно похоже на книгу А. Миллера про национализм , такое же исследование понятия.

Очерк информированный, насыщенный, умеющий увязать и марксистскую традицию от Ленина к Грамши и современным эпигонам, и немецкую классическую теорию (и ее представителей в позднем Третьем рейхе, ранней ФРГ и в современной Германии), и английские потуги на ниве международной теории. Любопытно и неожиданно в чем-то для меня повествование об аналогичных концепциях в китайском и японском дискурсе. Но правят бал, конечно, различные американские, чаще всего самовлюбленные концепции.

Собственно, поле напряжения состоит в том, что само понятие достаточно размыто. Где начинается принуждения и заканчивается мягкая сила, которая, вроде бы, является проявлением именно гегемонии? Различные теоретики включали концепцию гегемонии то в исследование классовых отношений внутри государств, то пытались применять ее в межгосударственных связях. В конце XX века было предпринято несколько попыток синтеза, вплетения гегемонии и в систему межгосударственных отношений, и в систему структуры власти в самих этих государствах. Пожалуй, теперь я все же прочитаю Арриги , столько раз на него ссылались, что уже невозможно игнорировать.

Но в целом стоить сказать, что данная абстракция оказалась быстро затертой – ее превратили в расхожую фразу, так, что она, на мой взгляд перестала быть инструментом анализа и превратилась в политический маркер.

Стоит отметить, что Андерсон довольно метко целит в современную Германию, показывая, как дискурс гегемона ЕС печально напоминает риторику перед Первой Мировой – такое лидерство поневоле, пафос взваленной на свои плечи великой задачи. Достается и США, которые сначала были в своих же представлениях первыми среди равных, потом осторожными лидерами, потом либеральным гегемоном, а ко второму десятилетию XXI века исследователи перестали стесняться и слова «империя», отбрасывая его негативные коннотации. Sic transit gloria mundi.

P.S. В последнее время заметное число интересных книг вышло в издательстве Института Гайдара. Говорю вам, окопался там кто-то, сидит и расшатывает либеральную ортодоксию. Странноватое такое ощущение – держать в руках книгу, в выходных данных которой помещен портрет одиозного политика давно минувших дней.

Андерсон в этой книге рассматривает абсолютистское государство как некую переходную форму между феодализмом и капитализмом. Пути ведущие к абсолютной монархии у каждого государства разные, но в результате должно появиться буржуазное государство. Автор последовательно рассматривает "классические" страны Западное Европы, затем переходит к Восточной. Воображаемая граница между Западной и Восточной Европой у него проходит по Эльбе и Дунаю.
Англию и Францию времен абсолютизма более менее представлял, было любопытно прочитать об абсолютизме в Швеции (крестьяне в парламенте до XIX века), об альтернативах Пруссии как объединяющей силе в Германии. И особенно интересно было прочитать об "особом" пути Японии и рассуждения об "азиатском пути производства".

Базис, надстройка, производственные отношения и производительные силы - все эти знакомые по историческому материализму понятии широко используются Перри Андерсоном. Это немудренно, ибо Перри Андерсон - марксист второй половины XX века.
Книга задумывалась как вступление к Родословной абсолютистского государства , но безусловно переросла размер вступления и вполне может читаться отдельно.
Андерсон в этой книге рассматривает почти тысячелетний период с момента распада Римской Империи до падения Констанинополя в 1453 года, с момента появления первых зародышей феодализма, его кристаллизации в Темные века, расцвета в X-XII века и его кризиса в XIV-XV веках. Поочередно рассматриваются "классические" феодальные страны Западной Европы, Скандинавия, Восточная Европа и Балканы.
Много по мнению Андерсона зависело от наследства Римской Империи - типа хозяйства (большие латифундии на Западе vs мелкие наделы на Востоке), обмена с нею (германские племена давно вели обмен с римлянами в отличие от славян).
Андерсон непротиворечив, достаточно логичен. Продолжу его читать - Родословную абсолютистского государства уже загрузил.

Книжка начиналась многобещающе - автор сообщал, что хотел всего-навсего написать вступление к другой книжке - "Культурный поворот" Джеймисона, а получилось так много, что решили, что это отдельная книга. Всегда любил такой размах.

Но ожидания ПОЧЕМУ-ТО у меня были, что мне расскажут откуда взялся постмодернизм и что это вообще такое, а в итоге я получил текст для людей, которые уже более-менее ориентируются в именах и событиях, с этим явлением связанными. В общем книжка, скорее всего, полезная, как краткий обзор, но точно не как путеводитель для начинающего по теме.

в изложении марксиста. Римское право, крепостничество, милитаризм, частная собственность на землю, муниципальные свободы - и их влияние на судьбы государств Европы и Азии. Емко,кратко, аргументированно,познавательно.
Очень интересно про влияние шведского милитаризма на Россию и Пруссию (и в принципе про войну как движущую силу), в этом вопросе видится пересечение с военно-налоговой теорией Тилли.
Цитирование Маркса,Энгельса, Ленина и рассуждения о классовой борьбе присутствуют..