Цитаты из книги «Афродита, или Античные манеры»

ние об одной строке, которая заставила бы меня подумать. До сих пор, все книги, которые я открывал, содержали одну такую строчку. Но ни в одной я не нашел второй. Быть может, каждый из нас имел сказать в своей жизни лишь одну вещь, и те, кто старались говорить дальше, были большими честолюбцами. Как я сожалею о невозвратимом безмолвии миллиона душ, который молчали. – Я не разделяю твоего мнения, – сказал Невкрат, не подымая глаз. – Вселенная была создана для того, чтобы три истины были сказаны, и на наше несчастие они были подтверждены за пять веков до этого вечера. Гераклит познал Вселенную; Парменид разоблачил душу; Пифагор измерил Бога; нам остается молчать.

Вместо того, чтобы покупать за дорогую цену молодых рабынь, а этот расход считался другими необходимым и разорял молодых куртизанок, она сумела в течение десяти лет обойтись одной негритянкой и позаботилась о будущем тем, что заставляла ее рожать ежегодно, благодаря чему без всяких трат создала себе многочисленную челядь, которая позже составило целое богатство. Так как она старательно выбирала отца, то её рабыня родила семь прекрасных мулаток, а также трёх мальчиков, которых она велела убить, так так слуги-мужчины возбуждают в ревнивых любовниках бесполезную ревность. Она дала семи девушкам названия планет и определила каждой из них различные обязанности, в соответствии, насколько это было возможно, с именем каждой из них. Гелиона была дневной рабыней, Селена – ночной, Аретиас охраняла дверь, Афродизия заботилась о ложе; Эрмиона закупала, а на Крономагии лежали заботы о кухне. Наконец Диолида была экономкой, вела отчётность и несла материальную ответственность.

Но нет, ты прекраснейший и холоднейший из людей. Ты никого не любишь, а только позволяешь себя любить, даришь себя, из милосердия к тем, кого глаза твои сводят с ума от любви. Ты позволяешь мне черпать из тебя наслаждение, но лишь так, как животное даёт доить себя: глядя в сторону… Ты – сама снисходительность. Ах, боги, боги! Я кончу тем, что сумею обходиться без тебя; юный фат, которого весь город обожает и ни одна не заставила ещё пролить слезинки. У меня во дворце не только одни женщины, есть и сильные эфиопы с бронзовой грудью и руками, горбатыми от мускулов. В их объятиях я скоро позабуду твои девичьи ноги и красивую бороду. Зрелище их страданий будет для меня, вероятно, ново и я отдохну от влюблённости. Но в день, когда я буду знать наверное, что твой рассеянный взгляд уже не тревожит меня и что мне удалось сменить другими твои уста, тогда я отправлю тебя с моста Гермов к моим коль

меня; у неё мои глаза, мои губы, мои перси; но стремишься ты к ней. А я, бедная, брошена. Со мной тебе скучно, я ведь отлично это вижу. Ты думаешь о своих произведениях, о своих противных каменных статуях, как будто я не прекраснее их всех, и не живая к тому же, по крайней мере, и влюбленная, покорная, готовая на всё, чего ты ни захочешь, согласная на всё, от чего ты отказываешься. Но тебе ничего не хочется. Ты не захотел стать царем, не захотел стать богом, которому поклонялись бы в собственном храме. Ты почти что не хочешь больше меня любить.

– Любимый, я плакала ночью. Ложе моё было холодно. Просыпаясь, я протягивала свои обнажённые руки по обе стороны тела – и не находила тебя, и рука моя нигде не чувствовала твоей руки, которую я теперь целую. Я ждала тебя утром, а ты не приходил с самого полнолуния. Я посылала рабов во все части города и сама умертвила их, когда они вернулись без тебя. Где ты был? Ты был в храме? Ты не был в садах, с чужеземными женщинами? Нет, я по глазам твоим вижу, что ты не любил! Так что ж ты делал всё это время вдали от меня? Ты стоял перед статуей? Да, я уверена, что ты там и был. Ты её любишь теперь больше меня. Она совсем, совсем похожа на

– Не ревнуй!.. Я ревную тебя ко всему, что прикасается к тебе. Чтобы твои одежды не имели тебя одну, я надеваю их после тебя. Чтобы цветы в твоих волосах не оставались влюбленными в тебя, я отдаю их бедным куртизанкам, который осквернят их в своих оргиях. Я никогда тебе ничего не дарила, чтобы ничто не владело тобою. Я боюсь всего, до чего ты дотрагиваешься, и я ненавижу всё, на что ты смотришь. Я хотела бы быть всю жизнь в стенах тюрьмы, где нет ничего, кроме тебя и меня и слиться с тобой так глубоко, так хорошо спрятать тебя своими руками, чтобы ни один глаз не подметил тебя. Я хотела бы быть фруктом, который ты ешь, духами, которые тебе нравятся, сном, который пробирается под твои веки, любовью, от которой изгибаются судорожно твои члены. Я ревную тебя к счастью, которое я тебе даю, и вместе с тем я хотела бы отдать тебе и то, которое я имею от тебя. Вот к чему я ревную тебя, но я не опасаюсь твоих случайных любовниц, которые помогают мне удовлетворять твои детские желания. Что же касается любовников, то я хорошо знаю, что ты никогда не будешь принадлежать им, я знаю хорошо, что ты не можешь любить мужчину, – грубое животное.