Глава I

Двери клуба распахнулись, и молодой человек в прекрасно сшитом костюме, спустившись по ступенькам, направился к западу. Прохожему показалось бы, что взгляд его напряжен и зорок, как у африканского охотника; показалось бы – и не зря. Мартышка Твистлтон шел к Хоресу Пендлбери-Давенпорту, чтобы занять двести фунтов.

Если вы идете к Хоресу от клуба «Трутни», вы спуститесь по Хэй-хилл, минуете Беркли-сквер и по Маунт-стрит, а там по Парк-лейн доберетесь до его дома. И впрямь, минут через десять Уэбстер, слуга Давенпорта, открывал Мартышке дверь.

– Пип-пип! – сказал гость. – Хозяин дома?

– Нет, сэр. На уроке танцев.

– Можно, я войду?

– Конечно, сэр. Пожалуйста, сюда. В гостиной небольшой беспорядок.

– Убираете?

– Нет, сэр. Герцог Данстабл переломал мебель кочергой.

Мы не скажем, что гость удивился; мало того – мы не скажем, что он испугался. Странности дяди Алариха нередко служили темой дружеских бесед, тем более что у Мартышки был и свой дядя, тоже странный. Рассказы о герцоге он слушал примерно так, как слушал бы Ной жалобы на легкий дождик.

– Почему?

– Мне кажется, сэр, что герцога что-то огорчило.

Мартышка решил, что это вполне возможно, и пошел в небольшую комнатку, носившую громкое имя библиотеки, где стал смотреть в окно на Парк-лейн.

Веселого там было немного. Весна, как все английские весны, не могла по глупости выбрать между нежнейшим воздуха теплом^[2], любезным поэту, и вполне зимней прохладой. Только что все сверкало, теперь – почему-то мело, и Мартышка заскучал.

Хорес собирался жениться на его сестре, но достаточно ли этого для двух сотен? Нет, недостаточно, думал он, отходя от окна и принимаясь шагать по комнате.

Если вы шагаете по так называемой библиотеке квартиры номер 52, вы рано или поздно наткнетесь на письменный стол. Наткнувшись на него, Мартышка заметил кое-что интересное, а именно – кончик листка, торчащий из-под пресс-папье, а на нем – загадочную подпись: «Клод Плум (частный сыщик)».

Слова эти потрясли Мартышку так, словно он увидел на полу баронета с восточным кинжалом под лопаткой. Обычно он чужих писем не читал, но тут не устоял бы и рыцарь.

Прочитал он повесть, вернее – сагу о какой-то особе N. Автор, то есть частный сыщик, буквально не мог с ней расстаться.

Жила она за границей, ходила в казино, словом – была из тех, кто непрестанно ищет наслаждений. Она не помогала бедным и не размышляла о политике. Когда ей случалось презреть казино, она игр. в тенн. (11–17.00), обед, с 3 др. (2 м., 1 ж.), езд. в Монтрёй с 1 м. или посещ. рест., с 4 м., 4 ж., где задерж. до поздней ночи. Просто напрашивалось выражение «прожигает жизнь». Писал этот Плум хорошо, выразительно, но не совсем понятно, как Роберт Браунинг.

Мартышка стал читать в третий раз, когда во входной двери заворочался ключ, и он едва успел сунуть листок на место. Вошел высокий, но очень узкий человек. Вытянув Хореса в длину, о ширине природа забыла; и если бы его увидел Евклид, он бы шепнул приятелю: «Смотри осторожней, он обидится! Вот тебе моя прямая».

Высоко вверху было и лицо, такое приветливое, что Мартышка решился.

– Ку-ку! – заметил он не без живости.

– Привет. Про дядю слышал?

– Да. Уэбстер полагает, что он расстроился. Так это?

– Так. Он едет в деревню, хотел взять Бакстера. Это его секретарь. А тот не может. Собирает материалы для истории рода. Дядя на ней свихнулся. Кроме того, с Рикки что-то вышло. И здесь, у меня, суфле расползлось, как больной кисель. Когда мы пили кофе, дядя сказал, что поеду я, а я не могу. Ну, тут и началось.

– Почему ты не можешь?

– У меня уроки.

– Да, я как раз хотел спросить. Что это?

– Валерия требует, чтобы я научился танцевать. Она говорит, я как верблюд с мозолями.

Мартышке этот образ понравился.

– Успехи есть?

– Вроде да. Полли берет меня завтра на бал-маскарад, оденусь бойскаутом. Хорошо бы взять и Валерию, то-то удивится!

– А разве она не в Лё Тукэ?

– Сегодня прилетает.

– Ясно. Скажи, а кто это – Полли?

– Моя учительница. Нас познакомил Рикки. Полли Плум.

Жалость пронзила Мартышку. Он пытался что-то делать в суде и очень страдал, но по сравнению с этой Полли – просто благодушествовал. Хуже всего, подумал он, что Хорес такой высокий. Его бы разделить пополам, тогда и учи.

– Плум? А она не связана с сыщиком?

– Дочь. Откуда ты его знаешь?

Мартышка смутился.

– Да так, – проговорил он, – случайно заметил бумажку…

– Я бы просил не читать моих писем.

– На что они мне? Но это не письмо, бумага какая-то. Все-таки я юрист. Могу посоветовать.

– А теперь ты скажешь Валерии!

Мартышка прозрел.

– О Господи! – воскликнул он. – Вот это что такое!

Он строго поджал губы – конечно, не слишком строго, деньги занять надо, но и не без того.

– Знаю, все знаю, – сказал Хорес, – но ты войди в положение. Туда поехал на несколько дней почти весь наш клуб. Восемьдесят семь трутней! И где? На французском курорте, с его нравами. А тут Полли говорит, что ее отец – сыщик. Можно устоять, а? Мартышка, я тебя умоляю, не проговорись Валерии! Она очень чувствительная. Лучшая из женщин, это да, но чуть что – обижается. Так не скажешь?

Мартышка все понял и простил.

– Конечно, старик, конечно. Разве я стану губить лучшего друга? Кстати, ты не мог бы… ну, это… в общем…

– Мистер Клод Плум, – доложил Уэбстер.

Мартышка полагал, что сыщиков отличают ястребиный профиль, орлиный взор и повадки леопарда, а потому удивился. У ястреба нет подбородка, тем более двух. Леопард гибок. Наконец, ни у одного орла не бывает тусклых глаз, затянутых какой-то пленкой. Бывают они у людей, скрывающих свои мысли.

Словом, сыщик оказался круглым и лысым, словно букмекер или мелкий актер. Как ни странно, он побывал и тем и этим.

– Добрый вечер, мистер Давенпорт, – сказал он.

– Здравствуйте, мистер Плум. Когда вернулись?

– Вчера вечером. А с утра решил – пойду-ка я доложу остальное.

– Есть что-то еще?

– А то как же! Значит, когда вы освободитесь…

– Ничего, ничего. Мистер Твистлтон все знает. Он… гх… хм… брат особы N.

– Мистер Твистлтон? – оживился сыщик. – Тогда вы племянник лорда Икенхема?

– Да, он мой дядя.

– Прекрасный человек! Таких теперь нет! Старая школа.

– Да, – согласился Мартышка, немного удивляясь, – человек он хороший, только не в себе. Вы с ним знакомы?

– Еще бы! Это он дал мне деньги на контору. Ах ты, как получается! Он деньги дал, а я за племянницей слежу.

– Удивительно, – сказал Мартышка.

– Где там, просто жуть! – сказал Плум.

– Тесен мир.

– Еще как тесен.

Хоресу надоела философская беседа.

– Вы собирались сделать отчет, – напомнил он.

– И верно! Ну, дело плохо. 19 апреля, то есть вчера, особа N позавтракала в ресторане «Пикарди» с двумя женщинами, тремя мужчинами и направилась к полю, где начала игру в гольф. У четырнадцатой лунки… Вы представляете себе тамошнее поле?

– Скорее, да.

– Тогда вы знаете, что после четырнадцатой лунки игрок оказывается у домика, отделенного изгородью. Оттуда вышли двое мужчин и стали звать особу N, видимо – предлагая выпить, поскольку один держал так называемый миксер. Особа N, оставив игру, вошла в домик.

Хорес Давенпорт застонал.

– Действуя в ваших интересах, я подкрался ближе, как вдруг на мое плечо легла чья-то рука. Особа N, выглянув в окошко, сказала: «Так его, Чайник! Ходит за мной и ходит. Дай ему по голове, а Кошкинкорм позовет полицию. Пошлем на гильотину, пусть знает». У меня оставался только один выход.

– По-моему, ни одного.

– Нет, один. Во всем признаться.

Хорес страшно закричал.

– Да, – продолжал Плум. – Что ж мне, связываться с их полицией? Пока субъект по имени Чайник обзывал меня всякими словами, а субъект Кошкинкорм спрашивал, как по-французски полиция, я все рассказал. Особа N заметила, что, если я попадусь ей на глаза…

– Мисс Твистлтон! – доложил Уэбстер.

– До свидания, – сказал сыщик.

Те, кого огорчило отсутствие сходства между сыщиком и леопардом, утешились бы при виде Валерии Твистлтон. Когда она вошла в комнату, так и казалось, что обитатель джунглей приближается к добыче.

– Мерзкий червь! – сказала она, чтобы начать беседу.

– Валерия, дорогая, дай объяснить!..

– Лучше я, – предложил Мартышка.

Сестра посмотрела на него куда суровее, чем сыщик, и сказала:

– Не твое дело, кретин.

– Мое, – отвечал Мартышка. – Я не дам обижать лучшего друга. Хорошо, он послал сыщика. Так радовалась бы! Ты посмотри, как он тебя любит!

– Неужели?

– Валерия, дорогая…

Сестра обернулась к брату.

– Ты не мог бы, – спросила она, – сообщить твоему другу, что я для него не «Валерия», а уж тем более не «дорогая»? Моя фамилия – Твистлтон.

– При ней и останешься, – парировал Мартышка, – если будешь швыряться людьми. И какими! Человек, который по великой любви нанимает сыщика…

– Я не…

– И что же? Он прав! Ты вела себя как недоделанная актриса на голливудской вечеринке. Что за субъект с миксером?

– Я…

– А мужчина, с которым ты ездила в Монтрёй?

– Да, – приободрился Хорес, – что это значит?

– Если вы разрешите мне вставить слово, – холодно проговорила Валерия, – я сообщу вам, что пришла не для споров. Я пришла довести до вашего сведения, что помолвка наша расторгнута, о чем вы сможете прочитать завтра в «Таймс». Поведение ваше я могу объяснить только душевной болезнью. Я этого давно ждала. Возьмем вашего дядю. Абсолютно невменяем.

– А твой что, лучше? – вскричал несчастный Хорес.

– Какие у вас претензии к дяде Фреду?

– Полный псих.

– Ничего подобного.

– Спроси своего брата.

– Он кретин.

Мартышка удивился.

– Нельзя ли, – осведомился он, – соблюдать приличия?

– Нельзя, мы не ведем дискуссию. Я пришла сообщить мистеру Давенпорту, что…

– Значит, ты меня бросаешь? – спросил Хорес, со зловещим спокойствием протирая очки.

– Да.

– Будешь каяться.

– Нет, не буду.

– Заметь, я пущусь во все тяжкие.

– Пожалуйста!

– И погибну.

– Прошу, прошу.

– Прежде всего я пойду с Полли на маскарад.

– Бедная девушка!

– Не понял.

– Купите ей завтра костыли, это ваш долг.

Воцарилось молчание, только Хорес дышал, как дышит мужчина, если женщина перегнула палку.

– Когда ты нас оставишь, – холодно сказал он, – я ей позвоню.

Дверь хлопнула. Он пошел к телефону. Мартышка откашлялся, призывая хваленую смелость своего древнего рода.

– Вот что, старик…

– Да?

– Вот что…

– Алло! Полли?

– Вот что, Хорес…

– Минуточку. Кто-то что-то говорит. Да?

– Хорес, старик, я хотел сказать… по всяким обстоятельствам… то есть…

– Не тяни душу. Я занят.

Мартышка решил обойтись без вступления.

– Можешь одолжить двести фунтов?

– Нет.

– Вот как? Ну-ну. Тогда – пока.

И он ушел, и пошел в гараж, где держал свою машину, и сказал владельцу, чтобы тот приготовил ее к завтрашнему утру.

– Далеко едете, сэр?

– В Икенхем, – ответил Мартышка.

Ничего не поделаешь, думал он, придется все открыть дяде Фреду.