Прыжок на орбиту

То ли туман, то ли дождь – не различить в темени, окутавшей мартовским вечером Лондон. Лишь ощущение сырости, проникшей, казалось, до самых костей, ледяной слякоти, окутавшей внутри тела сердце, печень, лёгкие…. Вязкая мокреть одежды. Слякоть под подошвами дорогих, но безнадёжно заляпанных туфель.

Ян не обращал на всё это внимания. Он шёл по кривым улочкам старого района столицы без определённой цели. Не сидеть же в номере отеля, нажираясь семилетним Хеннеси – лучше у них всё равно нет, а Ян предпочитал тридцатилетний. А собственной недвижимости в Лондоне у него не осталось – вся описана за долги.

Пару дней назад Ян сказал случайно встреченному в кафе знакомому журналисту, что больше не видит смысла в жизни. Сказал просто так, не для интервью, хотя прекрасно понимал, что завтра же эти его слова будут опубликованы. Да и плевать!

Он поднял воротник пиджака, плотнее закутался в любимый старенький шарф, но промозглый, гнилой дух Лондона доставал его и под пиджаком, и под шарфом, и под несвежей водолазкой.

Из-за угла материализовались две тени, за ними неясно маячила третья. Даже в мутной тьме Ян различил их сверкающие глаза под чёрными балаклавами. У первого в руке что-то блеснуло. Известно, что: «Аллах над нами, ножи в кармане – вперёд, мусульмане!»

– Дэнги давай, зарэжу, – гортанно сказал главарь. Хоть английский знает. Двое других молчали – видимо, не знали.

Нисколько не испугавшийся Ян внутренне усмехнулся, вспомнив, как такие же, в балаклавах – и чёрных, и цветных, и вообще без балаклав, с бородами и автоматами, и «балшыми кынжалами» в своё время скакали перед ним на задних лапках, выпрашивая кто тысчёнку-другую, а кто миллиончика три гринов.

– Хорош маски-шоу устраивать, не Москва, – презрительно бросил он по-русски. Голос чуть похрипывал – простыл, надо думать. Не мудрено…

Джигиты сначала замерли, потом первый почиркал лезвием в воздухе и не очень уверенно сообщил по-русски:

– Я твою маму…

Надо же, родственничек… Ян подумал, что лет десять назад джигиты покруче этого, неведомыми путями пробравшегося в Англию, с радостью готовы были предоставить ему, Яну Осинину, для сексуальных утех и своих мам, и дочерей, и жён, да и самих себя. Впрочем, вспоминать нет смысла… Он спустил с подбородка шарф и поглядел на парней тяжёлым взглядом.

– ДIаёйл шакалш^[1], – спокойно сказал он запредельно оскорбительную для чеченца фразу.

Аллах ведает, что они увидели в его глазах – огонь, взрывы, трупы, огромные деньги, нефть, замешанную на крови, и просто кровь, очень много крови. Или просто узнали. Но главарь сдавленно крикнул:

– Шайтан!

Троица поспешно растворилась в тумане. Ян натянул шарф, поглубже погрузил руки в карманы потёртого пиджака и вновь побрёл по столице бывшей владычицы морей. На губах его змеилась горькая усмешка. «Шайтан…» Почему бы и нет…

«Всё, – решил он, – хватит месить грязь душой и ногами. Надо встряхнуться».

Он махнул выползшему из тумана чёрному, похожему на катафалк, такси.

– Аскот, – небрежно бросил шофёру.

Тот недоверчиво осмотрел непритязательную одёжку клиента. Ян глянул в глаза и ему. Водитель ни слова не произнёс все сорок километров пути.

В Аскоте – фешенебельном пригороде столицы – стоял бывший дом Яна. Сейчас он принадлежал бывшей же его жене Анне. Второй жене, отсудившей у него по разводу несусветную сумму в 220 миллионов фунтов. Ну, и этот дом и ещё кое-какую недвижимость. Но электронный ключ от дома он всегда носил с собой – на всякий случай. Он знал, что сейчас дом пуст – Анна с дочерью где-то путешествовала, а слуги были уволены. Вполне приличный ночлег для бесприютного бывшего олигарха.

Такси остановилось, проехав длинную тенистую аллею у ворот, за которыми обильно ветвились уже покрывшиеся набухшими почками деревья. Ян небрежно сунул водителю то ли четыре, то ли пять пятидесятифунтовых банкнот – российская привычка расплачиваться наличными, от которой он никак не мог отвязаться. Это минимум раза в два превышало стоимость поездки, и, схватив деньги и высадив пассажира, водитель поспешно уехал, мелькнув задними огнями. В аллее вновь воцарилась тьма. Ян терпеливо ждал, пока от нажатия кнопки плавно откроются ворота.

Сад был сильно запущен, а коттедж производил впечатление дешёвого аттракциона с «привидениями»: мутные окна, кое-где валялась осыпавшаяся с крыши черепица, поскрипывала не запертая дверь. Впрочем, за ней была вторая, вполне прочная и оборудованная тревожной сигнализацией, которую Ян сразу отключил.

Осинин не спеша поднялся на второй этаж, где некогда была их супружеская комната. Здесь было довольно прохладно, но имелся камин и всё, что нужно, чтобы разжечь его. Что Ян и сделал. Огромная круглая кровать под зеркалом на потолке была в чехле, как и вся мебель. Ян нетерпеливо сорвал его, сбросил на пол и, как был – в грязных ботинках и мокром пиджаке – бросился на давно не принимавшие человеческих тел простыни и подушки.

Некоторое время лежал без движения. В голове навязчиво крутилось слово, брошенное убежавшим нохчем: «Шайтан!» Плохо. Надо подлечиться.

Рывком спрыгнув с кровати, он подошёл к скрытой в дубовых панелях стены дверце бара и с удовольствием обнаружил, что без него им почти не пользовались.

Так, тридцатилетний Хэннеси – то, что надо. Он открутил крышечку и сделал хороший глоток, поискал бокал для коньяка, но нашёл лишь стакан, щедро плеснул туда и перенёс всё добро на туалетный столик у кровати. Вытащил телефон, номер которого мало кто знал, и нажал на автоматический вызов. На него ответили, но молчали.

– Я бы хотел на ужин рыбы, – он мог сказать, что угодно – на том конце трубки реагировали на его номер и голос.

– Секунду, – ответили ему и отключились. Впрочем, телефон сразу же зазвонил и бесцветный голос спросил:

– Какой именно рыбы желаете?

– Свежей, – ответил Ян и отключился. Там знали, по какому адресу везти заказ.

«Свежей», значит до от 11 до 13 лет. 14–15 он назвал бы «анчоусом». Меньше 11 – «мальком». Но до таких он никогда не опускался. Пока. Оптимальна была лолиточка лет на 12 – эти заводили его сразу.

Он опять откинулся на кровати. Слово продолжало вертеться в голове. «Как пропеллер вертолёта», – словно бы кто-то глумливый шепнул ему это в ухо. Совсем плохо. Нельзя так раскисать. Прошлое надо оставить там, где оно есть – в пустоте, откуда никто не возвращается. Но ужас был в том, что иногда ОНИ возвращались.

Как тот молоденький солдатик, искажённое страхом лицо которого на миг возникло перед ним, когда он увидел нож в руке чеченца. Лицо первого собственноручно убитого им человека – после многих, убитых по его приказу. Дело было в каком-то горном ауле, название которого он, конечно, забыл. Обычная операция по «освобождению» пленных солдат федеральной армии. То есть, по доставке чеченцам положенных им от Осинина отчислений за его доли в наркотрафике и нелегальном нефтяном бизнесе. Ну и, конечно, для поднятия политического имиджа зама секретаря Совета безопасности. Ему передали пятерых испуганных рядовых-срочников, которых его охрана тут же запихала в личный вертолёт Яна и принялась стращать, чтобы не ляпнули ненужного журналюгам. На траве остался один связанный и избитый солдат – просто не поместился в небольшом вертолёте. Осинину было всё равно – что пять, что шесть, жрущие из его рук телеканалы и так прославят его до небес.

– А этого куда? – спросил рыжебородый командир боевиков. По-русски он говорил без малейшего акцента.

Осинин только махнул рукой. Он прекрасно понимал, куда сейчас отправится дрожащий пацан, глядящий на него с отрешённым отчаянием кролика, на которого навели ружьё.

Командир пожал плечами, вытащил длинный нож и вразвалочку направился к пленному. Тот принялся бешено вращать глазами и мычать – рот его был заткнут. Вдруг командир остановился и повернулся к Яну.

– Не хочешь сам узнать, как это бывает? – спросил он. В его зелёных глазах плясали блудливые бесенята. – На, отведи душу.

Он рукояткой вперёд протянул Яну нож. Тот глянул на оружие, зачем-то посмотрел вверх, на лениво раскручивающиеся лопасти пропеллера, и неожиданно сам для себя кивнул.

Почему бы и нет?

Первого человека он заказал году в 90-м – какой-то не в меру шустрый мент, который сунул нос в затеянную им тогда автомобильную афёру. Начальник охраны порекомендовал человека, тому заплатили аванс, он сделал дело, а потом исполнителя тоже убрали – так тогда было принято. А дальше… Пара директоров заводов, глава районной администрации, несколько уголовных авторитетов, популярный телеведущий, который умудрился объехать Яна на кривой кобыле, возглавив им же, Осининым, приватизированную главную телекомпанию страны и перекрыв Яну все доходы от рекламы. Телекумира застрелили в подъезде его дома, и вся Россия рыдала над ним. Рыдал на похоронах и Ян – он умел это делать, когда надо. Позже будут ещё несколько журналистов. Одну известную либеральную самочку он приказал завалить уже в эмиграции – исписалась, повторялась. Толку от неё уже было мало: чеченская тема теряла актуальность, но убийство известной оппозиционной публицистки должно было здорово ударить по ненавистному президенту, выпихнувшему Яна из страны. Другой жур – из очень известного издания – вскрывший (довольно точно, надо сказать) часть тайных дел Осинина. Этому просто необходимо было заткнуть пасть. Ну и другие… Много.

Но сам он пока никого не убил. Надо же когда-то начинать…

Ян взялся за костяную рукоятку ножа, которая устроилась в его ладони, как влитая. Прекрасный охотничий нож из дамаска. По лезвию выбиты фигуры оленей. Ян готов был поклясться, что этот клинок ни разу не вспарывал оленью грудь – не для того носил его командир отряда «Свободной Ичкерии». Своей фирменной подпрыгивающей походкой Ян подошёл к связанному мальчишке, встал перед ним на колени и сходу сильно провёл лезвием под подбородком. Кровь хлынула обильно, Ян почувствовал на лице тёплые брызги. Это возбудило его, и он с азартом стал водить ножом. Хрипы убиваемого, его конвульсии, летящие в разные стороны капли крови и кусочки плоти – всё это доставляло Яну настоящую радость. Адреналин буйствовал в крови. Осинин остановился, только когда командир схватил его за плечи.

– Хватит уже, голову почти отрезал. Молодец, не ожидал от тебя. Нож забери. На память.

В вертолёте выкупленные солдаты и даже охрана с ужасом глядели на покрытого кровью Осинина. А тот неподвижно сидел, закрыв глаза и положив на колени нож, кровью пачкающий брюки от известного кутюрье. Вдруг он распахнул глаза, широко размахнулся и выбросил оружие в открытый проём, под которым проплывал горный лес. Потом стал неудержимо блевать. Охранники деликатно отвернулись. В районный центр его ввезли закутанного в длинный кожаный плащ и надвинутой на глаза шляпе. В купленном им для посещений Чечни особняке он долго и яростно отмывался под душем.

После этого он всегда в подробностях интересовался, как исполнялись его заказы на людей. Когда это было возможно, приказывал снимать убийство на видео, а потом частенько пересматривал его. Одно – с особым удовольствием, оно тоже было связано с вертолётом… Недавно ему пришлось уничтожить свою коллекцию роликов из-за опасности обысков. Но тот, с вертолётом, сохранил. Он и теперь был с ним.

Чтобы завестись в ожидании заказа, он включил компьютер и вставил извлечённую из потайного кармана флэшку. Снимали в сибирских горах, где потерпел крушение вертолёт губернатора огромного края. Снимал тот же человек, который за секунду до начала съёмки нажал на пульт управления прикреплёнными к лопастям вертолёта маленькими тротиловыми зарядами. Весь цимес заключался в том, чтобы сделать это именно над линией ЛЭП и машина свалилась на неё. Иначе вертушка просто ухнула бы в воздушную яму, а потом полетела себе дальше. Но расчёт оказался точным – вертолёт запутался пропеллером в проводах, и, разваливаясь в воздухе, рухнул на сопку.

На видеозапись наложили звуковую дорожку из самописца, установленного в салоне вертолёта. На ней были слышны отдалённые восклицания летчиков и вопли пассажиров. «Сколько здесь? Посмотри. Ничего, хуже бывало. Нормально. Идем осторожно: ЛЭП справа». «Осторожно! Проходим рядом. Рядом. Совсем рядом. Нормально». «Трасса справа. Дорога поворачивает. Ориентир – дорога. Осторожно. Все спокойно. Нормально, идем нормально. Дальше. Дорога! Дорога – ориентир». «ЛЭП, ЛЭП, ЛЭП! Винт!» «Ниже! Ниже! Выравниваем! Держи!» «Что творится! Все!» – эти последние слова проревел своим известным всей стране басом губернатор. Через секунду тяжёлый винт раздавит его.

Ян мог смотреть и слушать это часами, представляя все подробности. Губернатор – боевой генерал, чрезвычайно популярный в народе, был его креатурой. Во всяком случае, Осинин всегда так думал. Он не сумел протащить его в президенты, но в главы богатейшего края смог. Однако в последнее время «генерал-губернатор» стал оказывать неповиновение – больно ершистым был этот Селезнёв. А Ян никак не мог себе простить свою поддержку нынешнего президента, который сперва, когда деньги и связи Осинина пробивали тому путь наверх, казался таким тихим и послушным. Но, укрепившись, очень быстро стал жёстким и несговорчивым, что кончилось совсем плохо – арестом яновых капиталов, несколькими уголовными делами против него и бегством из страны. А, в конечном счёте, жалким положением, в котором пребывал ныне бывший «полудержавный властелин» России. Второго такого облома Ян допустить не мог. До президента ему уже было не добраться, и он отыгрался на Селезнёве. То, что вместе с ним погибло несколько чиновников и журналистов, Осинина совершенно не волновало.

Он всегда считал себя великим манипулятором, но почему-то постоянно выходило, что казалось бы всецело преданные и покорные люди рано или поздно пытались вырваться из-под его власти. И их приходилось убивать. Как Гию – старого-престарого друга, с которым ещё в начале 90-х они организовали кооператив по торговле всем, в чём нуждалось население, а нуждалось оно тогда во всём. Потом Гия возглавлял охрану Яна и одновременно стал генеральным его основного предприятия. Ян доверял ему полностью, а Гия знал про Яна всё. Ну, почти всё… А потом, уже в Англии, Гия стал проводить самостоятельную линию в бизнесе, и, главное, в политике, которую Ян считал своим истинным призванием. Ну как же – «делатель королей». Вернее, президентов. И не только России. А Гия решил спихнуть одного такого «сделанного» Яном президента – в родной Грузии. Ну и как-то, дружески беседуя с партнёром за «рюмкой чая», Ян незаметно кинул в напиток Гии маленькую крошку вещества, которая тут же растворилось. Гия выпил, а через пару дней у него остановилось сердце. Хорошая штука этот рицин – надёжная и следов не оставляет. Гия был вторым человеком, которого Ян убил сам.

«Что общего между салабоном-первогодком и старым богатым грузинским евреем? – стрельнула в голове шальная мысль. – То, что оба они удостоились быть собственноручно завалены Яном Осининым».

Ян глотнул коньяка и вдруг пожалел, что в нём нет рицина. Эта испугало его. Никогда, никогда не посещали его мысли о самоубийстве! Он ведь до ужаса боялся смерти – с тех самых пор, как конкурент-уголовник в середине 90-х взорвал его машину. Киллер неправильно заложил бомбу, и вся энергия взрыва пошла на водителя, а Яну досталось только несколько царапин. Он всю жизнь будет помнить, как в оцепенении сидел рядом с окровавленным обезглавленным трупом, пока его не вытащили из пылающего «мерса». Заказавшего Яна авторитета по кличке Сильвер взорвали в машине же месяца через три, но это не избавило Яна от поселившегося в душе ужаса.

Нет, он не кончит так глупо и трусливо. Он вывернется и вновь поднимется. Ведь это он, забитый школьник, которого жестоко дразнили за низенький рост и ярко выраженную, еврейскую внешность, стал одним из самых могущественных людей в мире. Ян предпочитал отгонять мысль, что в число «самых-самых» он никогда не входил, и лишь иногда сталкивался с ними – и всегда получал приказы в виде доброжелательных советов. Он знал, что «мировое правительство» – не фантазм журналистов-конспирологов, и надеялся со временем войти в этот последний круг сильных мира сего. Он ведь и сам был сильным – до недавних пор, несмотря на то, что и им манипулировали. А кем в этом мире не манипулируют?.. Он финансировал революции и общественные движения – тоже следуя ненавязчивым советам господ с очень властным взглядом. После того, как переворот удался на Украине, он мечтал сделать то же самое в России и триумфально вернуться туда: маленький еврей с огромным могуществом. Но проклятый президент сорвал его планы. Да и сам он хорош: сделал неверный шаг, подав иск против прокремлёвского олигарха, к которому ещё недавно совсем неплохо относился («Такой же негодяй, как я в его годы», – одобрительно говаривал Ян.) А «молодой негодяй» взял, да и выиграл в английском суде дело против старого негодяя Яна. А потом Осинин проиграл ещё несколько дел и понял, что его целенаправленно загоняли в угол. По всей видимости, он стал слишком одиозен для «мировой элиты», а в России просто хотели его уничтожить.

Но он не дастся. Он был наверху, больно упал, но ещё встанет. Как-то, на пике своего могущества, Ян выпивал с заслуженным космонавтом, и у него вырвалось:

– Знаешь, надоело всё… Последнее, чего хочу: сесть в космический корабль, прыгнуть на орбиту и посмотреть на Землю – какая она маленькая и какие жалкие насекомые по ней ползают.