Рига, ноябрь, 2083

Война дважды прошла через город. Опустели многолюдные улочки Старой Риги. Закопченные дымом пожаров черепичные крыши зияли провалами. Мертвые деревья в Верманском парке тянули к небу обожженные голые ветви. Замолчали фонтаны, остановились часы на колокольне чудом уцелевшего Домского собора. Аромат кофе и сдобных булочек сменился сладковатой вонью гниющих трупов, запахом гари, пороха и солдатских портянок. Легкие шаги влюбленных парочек остались в прошлом, смолк детский смех. Булыжные мостовые привыкли к лязгу гусениц, грохоту сапог и хриплому мату военных приказов. Рига отгородилась линиями окопов, минными полями и дотами. Город нахмурился, сосредоточился, но не сдался. На набережной немыми памятниками прошедшим сражениям застыли остовы танков и самоходных орудий. Ржавые и покореженные, они смотрели на левый берег реки, где когда-то жили люди. От мостов, помнящих многочасовые автомобильные пробки, давно остались лишь торчащие из воды быки, а заречные районы превратились в поле боя. Два мира, две цивилизации сошлись в смертельной схватке.

Под полукруглые своды вокзала, погромыхивая на стыках, медленно втянулся бронепоезд: огромный, угловатый, с торчащими во все стороны зенитными пулеметами. Коротко свистнул локомотив, лязгнули буфера. Вагоны замерли; скрипнув несмазанными петлями, открылись тяжелые двери. На перрон под ругань ефрейторов посыпались солдаты.

Кирилл занял свое место в строю. Он не удивился, не увидев над головой неба. Чтобы защитить ключевые объекты от ракетных обстрелов, их упрятали под землю. Над крышей вагона нависали бетонные тюбинги.

Шеренги подровнялись, замерли; командиры приказали включить личные тактические компьютеры.

– Солдаты! Я генерал-полковник Берзиньш, командир Рижского оборонительного рубежа. Я приветствую вас в Риге! – заскрипел на общем канале твердый командирский голос.

Генерал говорил сухо и жестко, чуть растягивая гласные. В многонациональной Федерации официальным языком считался английский. Но в армии большинство офицеров и унтеров были из немцев. И генерал, латыш по национальности, обращался к солдатам по-немецки:

– Нам с вами выпала великая честь – защищать землю наших отцов. Я надеюсь найти в вас достойных товарищей по оружию. Здесь трудно, опасно, но почетно служить. Враг жесток и коварен! Но пока мы выполняем свой долг, наши семьи будут в безопасности. Камрады! Добросовестно выполняйте приказы ваших командиров, служите достойно, и наградами вас не обойдут. Ну а с дезертирами разговор короткий. За подобный проступок наказание – смерть…

Генерал говорил коротко, по делу, и, как положено в таких случаях, в его речи был и короткий кнут, и сладкий пряник.

– Желаю вам удачной службы! – закончил генерал.

Зазвучал гимн, стоящие на платформе вытянулись по стойке «смирно». Музыка стихла. В наушнике прошелестел механический голос:

– Унтер-офицер Кирилл фон Медем, следуйте к выходу номер семь. Ваше место назначения – штаб командующего.

Кирилл завертел головой, поискал выход. Чтобы избежать давки, приказ двигаться приходил не всем сразу. Часть солдат перетаптывалась у вагонов, другие уже спешили к выходам. Ефрейторы в белых касках направляли заблудившихся. Увидев ворота с нарисованной цифрой «семь», Кирилл направился туда.

У выхода на огромную подземную автостоянку было пусто. Рядом, толкаясь и матерясь, грузились в бронированные автобусы солдаты. А у седьмого выхода стоял только маленький командирский ховер. Опираясь на крыло, курил какой-то лейтенант. Кирилл оглянулся, ища взглядом свой транспорт.

Лейтенант раздавил каблуком окурок и подошел к Кириллу:

– Ты фон Медем?

– Так точно, господин лейтенант!

Кирилл протянул идентификационную карту. Офицер провел картой по считывателю, сверил лицо с фотографией.

– Давай в машину. – Лейтенант сел в ховер.

Загудели двигатели. Ховер приподнялся над бетоном, разгоняя пыль. Кирилл бросил вещмешок на заднее сиденье и сел рядом с офицером.

По пандусу выехали на поверхность. Лейтенант молчал и сосредоточенно вел ховер. За окном мелькали дома. Кирилл не узнавал Ригу, где еще ребенком бывал с отцом. Тогда город выглядел иначе. После первого наступления войска Федерации отбросили Халифат почти до самой границы Германии, и Рига ударными темпами восстанавливалась. После второго наступления все усилия пошли прахом. Город щерил обломанные зубы разбомбленных домов, пялился неживыми провалами выбитых окон.

Ховер полетел вдоль набережной. Справа промелькнула круглая башня старинного замка, на удивление, почти нетронутая.

– Ты не родственник первому командиру балтийцев? – нарушил тишину водитель.

– Сын, господин лейтенант.

Офицер кивнул, но ничего не сказал.

* * *

Река разделяет город на две части. Историческая Старая Рига находится на правом берегу. Напротив, отделенный от левого берега узкой протокой, вытянулся остров Кипсала. До войны правый берег с островом соединял вантовый мост, построенный в конце двадцатого века. От него осталась лишь обмотанная ржавыми тросами бетонная стела посреди реки.

Когда фронт остановился, новая граница пролегла по реке. Остров превратился в центр оборонительного участка. Рубеж патрулировался автоматическими боевыми машинами и дистанционно управляемыми комплексами огневой поддержки. То, что оставалось после тяжелой техники, подчищали панцергренадеры и пехота.

* * *

Ховер полетел над водой к видневшемуся вдали острову. По реке уже шло «сало», островки льда в темной воде. Грязный буксир волок вереницу понтонов – убирали мост.

Въехав на остров, офицер остановил ховер.

– Господин генерал приказал тебя сюда привезти.

Накрапывал дождь, но офицер не обращал на это внимания. Кириллу ничего не оставалось, как идти за ним.

У полуразрушенного бетонного здания стоял раненый солдат из бронзы, опирающийся на флагшток. В сером небе реяло красное полотнище с черным восьмиконечным крестом в белом круге. Ветер стих, и флаг объединенной Европы, влажно хлопнув, обвис. Луч солнца скользнул по начищенным до блеска буквам на гранитном постаменте: «Здесь героическая Балтийская бригада под командованием оберст-лейтенанта фон Медема остановила покушавшихся на христианский мир исламских фанатиков. Вечная слава защитившим наши народы от порабощения! Вечная память павшим за правое дело! Ваш подвиг не забыт, ваше дело живет!»

– Сильно, – сказал Кирилл. – Определенно сильно.

– Твоего отца помнят, – кивнул лейтенант. – Ладно, пошли.

Он повел Кирилла к руинам. Дом печати, так называется это здание, вспомнил Кирилл. Когда-то оно было намного выше, но сейчас от него остались лишь несколько этажей. На каждом шагу попадались бетонные кубы с надписью «Укрытие».

– Господин лейтенант, зачем это?

– У нас тут постреливают. Услышишь сирену, сразу прячься. Понял?

– Понял… А кто стреляет? Откуда? Почему их не подавят?

– «Бородатые» из Пардаугавы стреляют. А подавить давилка не выросла. – Офицер плюнул под ноги. – Это кочующие минометы и ракетные комплексы. Старый грузовик, старый миномет или пара направляющих для эрэсов в кузове и два-три шахида. Выехали, стрельнули, убрались. Накроют – не беда, они свой истишхад получат. А завтра следующий приедет, у них демографического кризиса нет, чтоб их вдоль и поперек!

Лейтенант показал на торчащий из земли бункер с воротами.

– Пришли, нам туда…

Под землей располагался полноценный подземный город: казармы, капониры, склады, улицы и проспекты. Это был настоящий лабиринт. Если бы не провожатый, Кирилл бы точно заблудился.

У входа в штаб у него проверили документы и пропустили к генералу. Кирилл одернул мундир, глянул в зеркало. Идеальный солдат, краса и гордость Федерации: грудь колесом, карие глаза под залихватски сдвинутым черным беретом смотрят лихо и придурковато. Вошел, щелкнул каблуками, распрямил ладонь у виска.

– Господин генерал, унтер-офицер…

Берзиньш жестом остановил Кирилла. Серые глаза генерала, вначале ледяные, потеплели.

– Ну, здравствуй, Кирилл. Ты настоящий мужчина, а я тебя малышом помню. Твой отец был моим командиром.

– Да, господин генерал, он рассказывал, – кивнул Кирилл.

– Давай без чинов, парень. – Генерал сел и потер седой висок. – Времени на трескотню нет, война идет. Объясни, что там у тебя за история приключилась? Особист, как получил личные дела пополнения, тут же забегал: приехал, мол, революционер-агитатор. Хорошо – увидел знакомую фамилию и пришел ко мне. Я навел справки по своим каналам, но ничего не понял. Может, объяснишь мне, как ты стал врагом государства, за которое воевал твой отец? За которое ты сам воевал, черт тебя дери?

– Это длинная история, – уклончиво ответил Кирилл.

– А ты сократи, но так, чтоб я понял!

Кирилл рассказал. Правды в его истории было чуть больше половины, но генералу незачем было знать все. Труднее всего оказалось скорбно склонить голову, рассказывая о гибели своих бывших коллег… и не запнуться, говоря об эсэсовцах «наши».

– Значит, подставил камрадов… – покачал головой Берзиньш. – А где сейчас эта девка?

– Она мертва.

– Я надеюсь, ты не собираешься покончить с собой из-за этого? – Генерал пристально посмотрел Кириллу в глаза.

– Я хочу только одного – исполнить свой долг! – отчеканил Кирилл.

Слово «долг» Кирилл понимал по-своему. Настолько по-своему, что, узнай об этом генерал, – и Кириллу несдобровать.

– Исполнить свой долг… – эхом отозвался Берзиньш. – Обер-лейтенант Вернер написал, как ты отличился в учебке. И что ты сам попросился сюда. Почему?

– Мое место здесь!

– От фон Медема я другого ответа не ожидал. – Генерал прошелся по кабинету, заложив руки за спину.

Вместо окна в кабинете висел огромный, во всю стену, плакат. Черепичные крыши и шпили Старой Риги, освещенные солнцем, вантовый мост. Довоенная Рига была прекрасна.

– Если бы не отметка о неблагонадежности, я бы уже сейчас сделал тебя фенрихом. Мне не хватает людей, чертовски не хватает и именно сейчас, когда… – Генерал осекся.

– Я знаю о готовящемся наступлении, – сказал Кирилл. – Я догадался.

– Догадался он… – проворчал генерал. – А не болтать об этом догадался? Ладно… Вот что, Кирилл. Пока я тебя фенрихом сделать не могу. Но в пехоте тебе делать нечего. В твоем личном деле написано, что ты учился на панцергренадера. Нам нужны панцергренадеры, а мне нужны толковые люди. На курсы переподготовки поедешь, а там посмотрим…

Взгляд генерала стал стеклянным – он работал с имплантом.

– Если сумеешь отличиться в наступлении, погоны фенриха твои. Служи честно, сынок. Через пару-тройку лет станешь офицером. Добро пожаловать в Балтийскую бригаду, фон Медем!

– Благодарю, – коротко кивнул Кирилл и вытянулся. – Разрешите идти?

– Иди. Мой адъютант отвезет тебя на учебную базу, – кивнул генерал и добавил: – И не вздумай умирать! Запрещаю!

– Так точно! – Кирилл щелкнул каблуками.

Фенрих… Кирилл усмехнулся. Фенрих – это серьезно. В армии Федерации все офицеры были из рядовых, никто этой ступеньки не миновал. Солдат мог дослужиться до унтер-офицера, а дальше перед ним открывались две дороги. Одни становились обер-унтер-офицерами и продолжали службу в младшем командном составе. Но был и другой путь. Вчерашний унтер надевал погоны фенриха, кандидата в офицеры. Через несколько лет службы, параллельно с учебой, кандидат мог стать лейтенантом. А мог и не стать – экзамен выдерживали не все. Офицеры знали все солдатские штучки, авторитет их был очень высок. Кириллу вдруг захотелось отбросить революционные планы и пойти по стопам отца. Но он опомнился: стать офицером, чтобы служить кому? Церберу? Кирилл вспомнил плакат. Интересно, что сказал бы генерал, узнав, что его любимая Рига стала фронтовым городом из-за Цербера?

Технополис Штильбург, май, 2082

В этот раз она выбрала тропический остров. Мерно накатывались на золотой песчаный пляж волны, шумели на ветру пальмы. Стены с динамическим покрытием и квазиголографическая установка с климатическим имитатором создавали картину гораздо лучше, чем реальность. Девушка раскачивалась в плетеном кресле с книгой в руках, понятия не имея, что за ней наблюдают.

Встроенные в стены, потолок, зеркало, дверные ручки мини-камеры снимали человека с различных ракурсов. Датчики отслеживали перемещения, сканировали поверхность тела, отслеживая мимику, температуру, пульс. Искусственный интеллект «умного дома» изучал привычки и потребности хозяина, старался предвосхитить желания.

Стоило девушке выйти в коридор, как дом включил музыку. Кирилл знал эту группу, только название позабыл, не то «Королевы», не то «Жуки», какая-то классика столетней давности.

На основе полученной с датчиков информации Цербер создавал трехмерную проекцию с эффектом присутствия. Лежа на кушетке в своем кабинете, находящийся в виртуальной реальности Кирилл видел все так, словно находился на расстоянии вытянутой руки.

Девушка прошла в спальню, распустила стянутые резинкой волосы и легла на кровать. Кирилл наизусть выучил распорядок дня объекта и знал, что сейчас она уйдет в виртуал. Так и случилось: девушка надела на голову обруч интерфейса и закрыла глаза. Он отдал Церберу распоряжение отслеживать каждый ее шаг в виртуале. Переключиться на другой объект Кирилл не успел: в воздухе перед ним запрыгал мигающий трехмерный конверт. Мысленным усилием Кирилл нажал на него. Конверт развернулся, открыв письмо. Кирилла вызывали на совещание. «Чертов Бисмарк, – подумал он. – Век хай-тека, а он по-прежнему устраивает эти дурацкие совещания вместо вирт-конференций. Ретроград!» Но недовольство недовольством, а игнорировать вызов начальника отдела не следовало.

Кирилл свернул соединение с Цербером. Левая голова трехголового пса подмигнула на прощание, спальня медленно растаяла, сменившись серым фоном виртуального рабочего пространства. Кирилл снял с головы обруч интерфейса и несколько раз моргнул, давая глазам привыкнуть. Виртуальная реальность сменилась привычной обстановкой личного кабинета. В воздухе развернулись трехмерные иконки «дополненной реальности». Подсоединенный к глазным нервам имплант транслировал изображение прямо в мозг.

Выходя из лифта, Кирилл столкнулся с Ройтманом.

– Привет, немец! – в свойственной ему шутовской манере чуть поклонился Ройтман, перемежая немецкую речь словечками на идиш. – Ну шо, таки на когда намечен пог’гом?

– Аарон, добрый день, – вежливо ответил Кирилл.

Краем глаза он заметил идущего по коридору начальника. Ройтман замолчал, увидев, как лицо Кирилла вдруг приняло деловое выражение. Отто Грубер, которого подчиненные за глаза называли Бисмарком, поприветствовал их коротким кивком. Задрав острый нос, он проследовал в зал для совещаний.

– А вышагивает-то, ну чисто гусак! – прошептал Ройтман и толкнул Кирилла в бок локтем.

Кирилл поспешил за начальником.

– Пойдем, иначе опоздаем. Если мы последними придем, вставит нам Бисмарк пистон.

– А, можно не спешить, – махнул пухлой ручкой Ройтман. – Все равно Жиль окажется последним.

Так оно и вышло: Кирилл уже сидел на своем месте справа от начальника, когда в зал на инвалидном кресле вкатился Жиль. Он помахал Кириллу здоровой рукой и въехал на свободное место. Дверь зала закрылась.

Перед начальником лежала картонная папка.

– Все здесь, мы можем начинать, – громко сказал Грубер, открывая папку.

Кирилл обвел взглядом соседей. Обычная планерка, ничего особенного, понял он, можно расслабиться. Внешне это никак не отразилось. Лицо осталось напряженно-внимательным.

После короткого приветственного слова Грубер начал опрос сотрудников. Один за другим подчиненные поднимались и докладывали. Кирилл ушел в себя и не слушал, о чем идет речь.

Над головой начальника висел герб Санитарной Службы, щит и змея, обвивающая факел. Вокруг герба, по кругу, было на пяти языках написано: Санитарная Служба. Ниже герба надпись на немецком готическим шрифтом сообщала: «Технополис Штильбург, Санитарная Служба». Под надписью висел портрет в траурной рамке. Кирилл задумчиво смотрел, как по лицу основателя Санитарной Службы, Бертрана Конти, ползет муха.

Услышав свою фамилию, он навострил уши. Грубер разносил Ройтмана.

– Ройтман, берите пример с фон Медема! У него есть чему поучиться! – Грубер сверлил Ройтмана яростным взглядом. – У него все в полном порядке. А у вас? Это уже четвертое проникновение за одну неделю! Совсем обнаглели нелегалы!

– Мы работаем над этим, – пробормотал красный как рак Ройтман.

Он в отделе наружного наблюдения отвечал за нелегалов. На нижние уровни, где почти не было датчиков, власть Цербера не распространялась. Нелегалы чувствовали себя там как дома. В последние годы их стало больше, участились набеги на склады и магазины. Последний случай, возмутивший всю хай-тек общественность полиса, поражал своей наглостью. Они пробрались прямо в Центральный парк и учинили форменный погром. Убили несколько лебедей, потоптали клумбы в ботаническом саду. Сопротивления никто не оказал. Привыкшие к порядку и спокойствию хай-теки разбежались, испуганные ордой грязных, оборванных дикарей. Незваных гостей сразу же засекли датчики, в парк помчались поднятые по тревоге команды «физиков» Санитарной Службы. Завидев приближающиеся ховеры, нелегалы скрылись под землей. Проход запечатали, заверив общественность, что это больше не повторится. Блогосфера загудела, бездействием властей возмущался весь полис. Грубера вызвали наверх, хорошенько отчитали… и вот теперь он унитазным ершиком чистил Ройтману мозги.

Под городом десять подземных уровней, сотни километров туннелей. Без точных сведений в таком лабиринте никого не поймать. Предоставить такие сведения – работа наружки.

Но Ройтман отпирался, ссылаясь на «физиков», которые отказывались ловить нелегалов. Грубера было не пронять:

– Почему нет результата? Почему вы не используете спецсредства? Почему не задействовали роботов? У вас же есть «крысы», «пауки» и что там еще – «змеи»? У вас есть Цербер, наконец! Я уверен, что нелегалам кто-то помогает. Проверьте всех гастарбайтеров, проверьте еще раз списки возможных нелегалов, выявите связи – друзей, знакомых, родственников. Проконсультируйтесь с фон Медемом, он специалист в этих вопросах.

Ройтман попытался вытянуться. Кирилл не сдержал улыбки.

– Будет исполнено!

На подбородке у Ройтмана белела капелька майонеза, отвороты мундира в крошках. С выпяченным пухлым животом и запрокинутой головой он был похож на хомяка. Карикатура, а не офицер. Грубера передернуло, он махнул рукой и приказал Ройтману сесть.

Ройтман плюхнулся на стул, платком промокнул вспотевший лоб. Грубер что-то черкнул в блокноте, поднял взгляд на подчиненных.

– Фон Медем!

Кирилл вскочил и щелкнул каблуками.

– Так точно!

– Как продвигается дело этого… Клуба Прикладной Истории? – Грубер заглянул в папку.

Молодой парень по фамилии Радомский, недавно пришедший в отдел, усмехнулся. Мысли о том, что Грубер перебарщивает с допотопными методами, посещали не только Кирилла. В конце двадцать первого века возиться с бумажками?

Грубер услышал смешок, поднял голову и спросил:

– Криминаль-ассистент Радомский, поделитесь с нами вашей радостью.

Радомский вскочил, вытянулся в струнку, поедая начальника глазами.

– Ну же, мы ждем, – поторопил Грубер.

– Господин криминаль-комиссар, я и в мыслях не имел смеяться над вами, – нашелся Радомский. – Мне показалось это название смешным. История – наука о прошлом, она не может быть прикладной. В конце концов это не физика…