...словно бы паря над всей страной в летающей самодельной хижине, пропитанной чем-то вроде хрупкого дачного уюта.
Павел Пепперштейн - фигура для современной отечественной литературы культовая. Автор сильно не для всех, но тот, в чью кровь однажды проник медленный яд "Мифогенной любви каст", отравлен безнадежно, и не пропустит следующей книги. Тем более - после полутора десятков лет молчания. Даже зная, как непросто придется с этим чтением. Уникальный читательский опыт складывания слова "Вечность" из обломков и обрывков разной степени сохранности не проходит бесследно, требует подтверждения квалификации, и ты не можешь противиться - идешь искать за внешней повествовательной распыленностью и бессюжетностью иного уровня внутренней связности.
К слову о сюжете, представляющем заявленное в заглавии "Странствие по таборам и монастырям". Если исходить из того, что все многообразие сюжетов мировой культуры сводится к войне и дороге домой, "Илиаде" и "Одиссее", то здесь второе. Сквозной герой в галерее персонажей Цыганский Царь или ЦЦ (для друзей) - бывший детдомовец, не знавший своих родителей, в детстве услышал, что кто-то из персонала назвал его цыганом, и придумал сам себе это имя-титул. Выросши, стал математиком, "неправильным", не из тех, что доказывают теорему Ферма (или что там доказывают математики), а из тех, что квасят с приятелями-собутыльниками. Двое как раз заглядывают, чтобы с его помощью отнести киношникам письменный стол - образчик советской мебельной архитектуры, наиболее востребованной у реквизиторов. Дело в том, что в городе снимают немыслимо дорогой сериал о советском академике - род манны небесной для маргиналов - туда постоянно требуется массовка и аутентичные вещи.
Павильон, в который превращен советский НИИ, становится отправной точкой странствий, и первым монастырем, под который ЦЦ подводит себя (идиома "подвести под монастырь"), согласившись участвовать в авантюре со столом. Потому что, прежде подписав кучу бумаг о неразглашении, во внутренних лабиринтах здания он становится случайным свидетелем убийства режиссера из, подмененного боевым бутафорского, пистолета. Если я скажу, что кино очень похоже на сериал "Дау" (по мемуарам жены академика Ландау), который снимался с 2007 по 2019 годы в Харькове, то продолжать о прозрениях художников и флюидах, которые чуткие к предстоящим тектоническим сдвигам, творцы улавливают заранее - продолжать не понадобится?
Пытаться пересказать события или даже просто обозначить круг персонажей романа - дело безнадежное, их немыслимое множество, как локаций, так и персоналий. Скажу лишь, что сквозная тема здесь близнецовость. Особенность здешнего мифопространства в предельном, во всех отношениях, хардкоре: натурализм, плотскость, бестрепетное обращение к табуированным темам, виртуозные манипуляции с обсценной лексикой. Против опасений, это не ведет к десакрализации, скорее на глазах читателя происходит перемещение на иной качественный уровень сакрального. Когда прежде запретное приоткрывает на мгновение глубинный смысл, лишь с тем, чтобы окончательно захлопнуть створки: понял что-то, ухватил? Радуйся. Разжевывать никто не будет.
Лексико-семантический слой соединяет шокирующую непристойность с высочайшей поэтикой прозаического текста, филигранными стилизациями в соседстве с довольно посредственного качества стихотворными включениями - в них, как в роде буриме, зашифрованы послания здешнего оракула. Последнее роднит "Странствие..." с "Мифогенной любовью" и Советочкой, помещенной в голову героя по типу Метиды, заключенной в голове Зевса. Афина и здесь выглядывает из множества окошек вездесущей - нет. не кошкой, а Совой. Разгадывание пророчеств сопряжено с непременным гаданием по внутренностям слов и сложным переплетением семантических связей.
Референтность к литературным источникам, крайне сложная, часто немыслимо красивая, порой омерзительная, местами смешная сказка. Чистое ментальное наслаждение, хотя сильно не для всех.