Глава III

Жизнь базара. – Китайское правосудие. – Неосмотрительность и ужасный конец генерала Ма. – Жестокость дуду. – Казни в обед. – Отменные законы и жестокие наказания. – Британское Генеральное консульство и общественная жизнь.

Как и во всех городах Азии, базар – не только рынок фруктов, овощей и прочего товара, но и средоточие общественной жизни. В его бесчисленных и просторных чайханах, т.е. чайных, с их огромными самоварами, ковриками на полу и топчанами с пёстрыми коврами, вечером перед омовением и молитвой собирается самое разношерстное общество. Центральная Азия – страна демократичная, без классовых различий и каст.

Чайхана, т.е. чайная. (W. Harteveld, 1913. Общественное достояние).

Богатые и бедные, солидные беки и простые дехкане, сидят в чайхане бок о бок, пьют одинаковый чай из одинаковых пиал. Все едят одинаковые лепёшки, вдыхают дым табака из одного чилима, наргиле¹⁰⁶. Когда подносят к губам мундштук после сотни других курильщиков, никогда не испытывают чувство брезгливости, и не придет им в голову мысль о салфетке. Здесь свободно обсуждаются все новости дня, дела правительства и беков, полицейских и судей, слухи торговые и политические.

Базар и мечеть в Кашгаре. (C.G.E. Mannerheim. 1907)[7]

Здесь нет словесной цензуры, и общественное мнение выражается открыто; даже высокопоставленным и влиятельным людям приходится считаться с базарными сплетнями, коими не так-то легко пренебречь. Здесь приветствуются свои народные средства «вещания», ибо публика здешняя любит искусство рассказчика, какого-нибудь странствующего дервиша или слабоумного дувана¹⁰⁷ с его байками и прибаутками.

На Кашгарском базаре каким-то быстрым и таинственным образом, будто молнии, вспыхивают вдруг новости с базаров иных городов Кашгарии – Яркенда, Хотана и даже таких далёких городов как Пекин и Кабул. Волны базарных слухов не менее загадочны, чем волны электромагнетизма.

В густой и разнообразной толпе чайханы тщетно было бы искать китайских чиновников или солдат. Считая себя народом более цивилизованным и культурным, они чуждаются народа местного, но держат ухо востро и внимательно прислушиваются к мнению базара.

На рыночной площади Кашгара находится самая большая городская мечеть, поэтому можно сказать, что базар есть средоточие не только мирской, но и духовной жизни города. Здесь может быть обсуждаемо всё: от нарушений шариата до таких комичных событий, как утрата калошей каким-нибудь мусульманином, чересчур углубившимся в молитву. Впрочем, в Кашгарии, стране воров, подобные кражи – явление обычное, так что прихожане практичные и осторожные кладут калоши перед собой, и, падая ниц, не сводят с них глаз.

Иногда днём можно увидеть, как свой обход по базару осуществляет «инспекция мер и весов». Вот впереди шествует достопочтенный кази, то бишь судья, за которым едет всадник с кумчей, длинной толстой плеткой – это должностное лицо, немедленно приводящее в исполнение приговор кази. За ним снова едут бек, паршабы (полицейские) и толпа зевак. В качестве эталонов веса используют они булыжники, что добываются прямо со дна реки, а мерой длины служит аршин или гез¹⁰⁸, равный двум и одной трети фута. Любопытно, что за единицу веса многих товаров, таких как дрова, клевер, сено, ячмень, пшеница, дыни, виноград и т.п. принимается средний вес ноши осла. Часто можно слышать выражение: «Я купил сегодня пару ослов дынь». Обычно таковая ноша весит около ста пятидесяти фунтов (70 кг).

Уличная сцена в Кашгаре. (H.H.P. Deasy, 1901)[15]

Торговцы, уличенные в продаже товаров заниженного веса или плохого качества, получают приговор от кази, и его тут же на месте приводит в исполнение палач с кнутом. В случае с богатым торговцем кази всегда рад заменить своё наказание штрафом, ибо вырученные средства идут прямо в карман сего блюстителя шариата.

Однажды я увидел, как эта процессия встретила сарта, ведшего пару ослов с чёрным виноградом.

– Куда везешь ты виноград? – спросил кази.

– К русскому, – ответил сарт.

– Зачем ему так много? Он им торгует?

– Нет, он делает вино, – ответил наивный крестьянин.

– Как! – в ужасе воскликнул кази. – Ты хочешь сказать мне, дурак, будто не ведомо тебе, что вино строго запрещает шариат? Как смеешь ты нарушать заповедь Пророка, да будет благословенно имя его, и участвовать в деле, столь неугодном Аллаху?

Преступник был должным образом наказан, а его виноград конфискован защитником грубо нарушенного шариата.

На следующий день паршаб появился в доме русского и поймал там ещё одного нарушителя сухого закона, также с ослом, груженым виноградом, явно предназначенным для нарушения Корана, но этот сарт был более опытным. Он дал полицейским восемь тенге, около одного шиллинга и четырёх пенсов, и сделка состоялась.

Однако не следует полагать, что Кашгар в общем отличается трезвостью. Китайские власти не запрещают продажу или употребление спиртных напитков, однако сарты пьют мало, и пьяный сарт – редкость. Заменой алкоголя здесь служат наркотики, опиум и гашиш.

На главных воротах города, северных и южных, где начинаются базарные улицы, власти обычно развешивают публичные объявления на двух языках: местном тюркском диалекте и на китайском, который понимают очень немногие. В 1921 году, когда большевики издали свой знаменитый указ об «амнистии», призывающий всех русских подданных за границей, незамедлительно зарегистрироваться в ближайшем советском консульстве, под страхом наказания лишением всех гражданских прав и провозглашением их вне закона, генерал-губернатор провинции Синьцзян поручил даоиню уведомить российских граждан в Кашгаре о требовании Советов. Префект, не желая ни тревожить многочисленную часть магометан, которая ранее была русскими подданными, ни беспокоить русскую колонию, приказал вывешивать уведомление только на официальном языке, то есть на китайском, так что указ остался «мертвой буквой». Я сам узнал о таковом только шесть месяцев спустя.

Но не одни лишь наивные извещения можно видеть на массивных, окованных железом воротах города. Часто их украшают орнаменты ужасающие. В течение четырех лет, прожитых в Кашгаре, видел я множество ампутированных рук или ног человеческих, прибитых к воротам и снабженных надписями о том, чьи это были члены и по какой причине отсечены. Бывало, что рядом заодно приковывали и законного владельца конечностей. По большей части то были «жертвы правосудия» кровожадного тирана, много лет правившего в Кашгаре титая, генерала Ма¹⁰⁹. Номинально он был главнокомандующим армией, но на самом деле – никому не подотчётным деспотом с полномочиями, ограниченными лишь его собственным капризом.

К.П. Скрин в своей интереснейшей книге «Китайская Центральная Азия»¹¹⁰ всесторонне описал страну, её природу, таинственные горные ущелья, очаровательные долины и жизнь простого народа. Там же ярко представил он жизнь и деятельность генерала Ма, сего зловещего монстра в лице уродливого старого китайца, его невероятную жестокость и насильственную смерть. Мне остается лишь добавить описание нескольких эпизодов карьеры титая, свидетелем коих я оказался.

Как-то раз, вскоре после моего приезда в Кашгар, покупал я фрукты на базаре и вдруг услышал чей-то пронзительный крик и дикий вопль. Я оглянулся и увидел тощую, изодранную старуху, взгляд её широко раскрытых глаз был исполнен безумия.

– Где сын мой? Где мой мальчик? Верни мне его! – стенала несчастная в отчаянии.

– Что с ней, что случилось? – спросил я стоящего рядом сарта. Он взглянул на меня и, не ответив, ушел. Я спросил другого:

– Почему бедная женщина плачет?

Он отвернулся, что-то бормоча. Я уловил лишь невнятное: «титай».

Позже один мой местный знакомый рассказал её ужасную историю. Был у бедной женщины единственный сын, мальчик лет тринадцати, коего любила беззаветно. Но был тот ужасно избалован и как-то повелся с компанией кумарбази, то бишь профессиональных уличных игроков. Однажды она отправила сына купить еды на свои последние гроши, но молодой шельмец деньги проиграл. Огорченная мать пожаловалась соседям и спросила совета, что делать ей с непутёвым сыном. И кто-то вселил ей в голову роковую мысль: воззвать к титаю.

Старик внимательно выслушал жалобу и сказал: «Приведи ко мне сегодня вечером сына, и я научу его. Обещаю, он никогда больше не будет играть в азартные игры. Вернешься за ним утром». На следующий день мать пришла, и титай отвел её во внутренний двор. Явилось жуткое зрелище: посреди двора, привязанное к столбу, висело тело мальчика с зияющей раной в горле. «Вот он! Можешь его забирать. Я ведь обещал тебе, что он больше не будет играть с кумарбази», – произнес изверг. Сраженная мать лишилась рассудка и с той поры, живя на подаяния, стала бродить по городу в поисках сына.

Вот ещё истории о титае.

Некий почтовый чиновник, китаец, не имея своих детей, усыновил ребёнка бедного сарта, одел, дал хорошее образование; ребёнок вырос порядочным и воспитанным, приёмные родители к нему привязались. Когда однажды явился настоящий отец, отъявленный хулиган, и стал требовать сына обратно, китаец откупился. Сарт же вошел во вкус и повадился приходить за деньгами всё чаще и чаще. Китайцу вымогательство надоело, и он, в конце концов, шантажиста прогнал. Тогда сарт пожаловался титаю. Тот послал за чиновником и, будучи в стельку пьяным, приказал солдатам китайца застрелить, что тотчас же было исполнено.

Некая хорошенькая девушка имела несчастье привлечь к себе внимание старого негодяя, и он, возжелав пополнить ею свой гарем, стал требовать дочь у родителей. Когда несчастная пара, обожавшая свою дочь, осмелилась отказать, сей дьявол распял обоих на стенах крепости.

Одна из жён рассердила его – он отрезал ей язык. Другая имела неосторожность взглянуть из окна на солдат во дворе – он связал ей руки за спиной, пропустил меж них шест, за него подвесил и забил до смерти.

Любимым способом наказания за мелкие правонарушения было у титая постепенное отсечение пальцев наказуемых посредством особого станка, вроде сечкарни (соломорезки).

Его интересы выходили далеко за пределы военных функций. Особый интерес проявлял к добыче полезных ископаемых, к разработке месторождений меди, нефти, нефрита, угля, к перегонке керосина и выжигу кокса. Расширял свои владения за счёт земель чужих путём насильственного их захвата. При том не платил наличными, но давал расписки с обязательством заплатить позже, после сбора урожая риса, что по сути означало «в греческие календы»¹¹¹. Один наивный сарт, у которого таким образом была куплена земля, имел дерзость явиться к нему осенью, именно после сбора урожая риса, и просить денег. Титай ответил, что проситель прав на землю не имеет, ибо таковая принадлежит государству, и приказал сломать несчастному руки и ноги и бросить в реку.

Целый том могло бы составить описание зверств, совершенных этим чудищем.

Помимо прочих патологий, была у него мания строительства. На болоте, известном как Бакалык (лягушачье), выстроил «дворец» в виде нескольких дворов, невысоких зданий и дома в три этажа – его каркасные стены, из тонких досок и жердей, были заполнены саманом; верхний этаж назначен «залом для аудиенций». Когда я поднимался туда по шаткой лестнице, всё здание дрожало. Тростниковую кровлю дома уж никак нельзя назвать водонепроницаемой. Но титай гордился своим детищем безмерно и считал его лучшим в мире. Однажды спросил он шведского инженера, строившего для него нефтеперегонную установку:

– У вашего короля такой же дворец, как у меня?

– Нет, – не кривя душой ответил швед, – у нашего короля нет такого дворца, как Ваш!

– Ха-ха! – усмехнулся старый китаец. – Почему бы ему не выстроить себе дворец по плану моего? Я дам ему копию.

– Наш король беден, – слукавил швед, – и не может позволить себе такую роскошь.

Титай пришел в восторг от сей лестной для него новости, ибо возносила она его выше уровня шведского короля.

– А что делает ваш король, когда идет дождь, и вода течет сквозь крышу?

– То же, что и Вы, – невозмутимо ответил инженер, – он подставляет таз под место, где льет, а затем тряпкой вытирает пол.

Как и все китайцы, титай упивался лестью, даже более нелепой, чем в сцене, описанной выше. Вот ещё один пример.

Как-то раз два члена русской колонии обратились к нему с просьбой продать им несколько фунтов пороха для охотничьих ружей. Он принял посетителей любезно, но в продаже пороха решительно отказал:

– Как я могу продавать государственные запасы частным лицам, тем более – иностранным подданным? Порох является собственностью правительства Китая, и я должен учитывать каждый его фунт. Кто может гарантировать, что вы собираетесь использовать его исключительно для охоты?