Глава II

Народ Кашгарии. – Сарты. – Китайцы. – Жизнь в городе. – Жестокость китайцев. – Старые традиции. – Почему исчезла древняя цивилизация? – Ранняя история. – Современная история. – Якуб-бек. – Брат идет на брата.

До большевистской революции и отказа Советов от всех внешне-территориальных привилегий, которыми ранее пользовались русские подданные в Китае, Кашгар с экономической точки зрения был не чем иным, как частью российского Туркестана. Влияние России здесь было необычайно велико, и самым влиятельным лицом был фактически не китайский губернатор, а российский императорский консул.

Отделенная обширными пустынями от остального Китая и почти непроходимыми горами от Индии, Кашгария естественным образом тяготела к Туркестану, куда путь не был особенно сложным, а железнодорожное сообщение открывало лёгкий путь на запад, в результате чего путь в Пекин мог быть преодолен за пару недель. Кроме того, население двух провинций было почти одинаковым по расовому составу, религии и языку. Кашгар наводняли недорогие русские продукты, особенно ценились дешёвые хлопчатобумажные изделия. В обращении находились преимущественно российские бумажные рубли, которые иногда продавались с наценкой. Любопытно, что в течение первых нескольких месяцев после вступления России в Великую (Первую мировую – перев.) войну курс рубля не упал и даже вырос, и только в конце 1914 г. начал снижаться³⁵.

Русская торговая фактория в Кашгаре. (Рис. неизв. автора, 1861)

Согласно договору русские товары ввозились в Кашгарию беспошлинно, русские подданные освобождались от налогов и не подпадали под местное законодательство. Поэтому наибольшей заботою местных жителей было получение российского гражданства, как честным путем, так и незаконным. Торговля с Россией приносила купцам немалую прибыль, в то время как более бедная часть населения, мигрировавшая летом в Фергану десятками тысяч, возвращалась домой с хорошим заработком.

Одна только возможность появления в Кашгаре в течение четырех-пяти дней полка казаков с горной артиллерией, не говоря уже о постоянном присутствии кавалерийской консульской охраны численностью в сотню человек с пулемётами, оказывала достаточное влияние на покладистость китайских властей и вынуждала их безропотно принимать «советы» российского консула.

Во время китайской революции, когда в Кашгарии вспыхнули беспорядки и начали совершаться убийства, русский консул вызвал из Ташкента батальон пехоты и полк казаков для защиты русских подданных. Китайские революционные власти в Кашгаре обратились в российское консульство с протестом против ввода войск на дружественную территорию Китая. Консул молча выслушал их долгий дискурс, затем встал, стукнул кулаком по столу и просто послал их ко всем чертям. Члены делегации поспешно удалились. Позже они собрали огромную толпу с солдатами и оркестрами, вышли за город встречать прибывшие русские войска, а потом устроили торжественный банкет для офицеров с подношением многочисленных подарков нижним чинам. Быстрая смена позиции и настроения при малейшем проявлении решимости извне весьма характерна для китайского народа и китайской дипломатии.

В те дни, когда у Китая был могущественный северный сосед, никому и в голову не приходило требовать, чтобы европейцы подчинялись их правосудию, или выполняли требования так называемого «возврата концессий», которые китайцам никогда не принадлежали. Крах имперской России и появление Советского правительства имели тяжелые последствия для жителей Кашгара. Торговля прекратилась, прибыль исчезла, заработков не стало, граница закрылась… Кашгарцы, обосновавшиеся на территории России, потеряли своё имущество, а сотни из них – и голову, как «эксплуататоры и враги народа». Достаточно часто я слышал молитву: «Верни, о Аллах, белого царя в Россию, и всё будет хорошо». И ту же песню распевали китайские республиканцы.

Тумули – кладбище китайцев, убитых во время восстания 1861 года. (К.Г.Э.Маннергейм, 1907)[7]

Лично ко мне кашгарцы были очень добры. Когда я что-то покупал в магазине, они зачастую делали скидки, а иногда даже вообще отказывались принимать оплату. Когда я прибыл в Кашгар и местный цирюльник подстриг мне волосы и сбрил длинную бороду, придававшие мне вид дикий и неотесанный, потребовалось довольно много усилий, чтобы убедить его принять за работу деньги.

Советские власти Автономной Социалистической Республики Туркестан³⁶, за три года разорившие свою богатую и процветающую страну, конечно же, сразу обратили завистливые взоры на Кашгар, где по-прежнему было в достатке зерна, крупного рогатого скота и овец, где можно было купить обувь, хорошие самодельные ткани и даже индийские и британские товары.

Конечно, советские власти не слишком беспокоились о голодающем оборванном населении, но недовольство солдат Красной Армии и рабочих масс, у которых не было даже самого необходимого, заставило их сделать всё возможное для налаживания торговых отношений с Кашгаром, границы которого были закрыты по приказу даоиня, губернатора. Хитрый китаец, конечно, хорошо понимал, какой опасности подвергнется страна, если открыть границу для агентов мировой революции.

Генерал-губернатор провинции Синьцзян³⁷ – дуду, однако, придерживался иных взглядов. Он проживал в Урумчи, далеко от Кашгара. Какая-то тайная сделка с большевиками побудила его благосклонно взглянуть на открытие границы и возобновление торговли с советскими властями. По приказу дуду, даоинь проследовал в пограничный Иркештам³⁸, чтобы обсудить детали договора с Советами. Предусмотрительный даоинь взял с собой целую группу респектабельных граждан Кашгара, в основном торговцев, чье имущество было «национализировано» Советами, или чьи родственники были убиты большевиками в российском Туркестане.

Члены советской делегации, на три четверти состоящей из евреев, уже рисовали в своем воображении розовые картины прибыльного бизнеса и того, как возвратятся домой с огромным караваном товаров. Им не терпелось знать, как скоро и на каких условиях возобновится торговля.

«Прежде чем мы поговорим об этом, – официально ответил даоинь, – я должен объяснить вам, что форма правления здесь, в Китае, республиканская, и, следовательно, все важные вопросы решаются выборными представителями народа. Я сам не имею никаких полномочий, и, согласно нашей конституции, лишь председательствую на этом совещании, а все вопросы решаются нашей стороною большинством голосов. Направляйте ваши вопросы этим господам», – продолжил он, указывая на своих сопровождающих, которые, заранее хорошо подготовленные и одетые в самые элегантные халаты, почтительно стояли сбоку и ждали указаний. Они же единогласно заявили, что готовы немедленно возобновить торговые отношения с Советской Республикой, но, прежде всего, необходимо погасить неоплаченные счета и полностью удовлетворить все претензии за ущерб, причиненный гражданам Кашгара, за потери имущества и товаров вместе с полной компенсацией семьям китайских граждан, убитых большевиками. Только после совершения таковых платежей в полном объеме золотом или китайской серебряной валютой они будут обсуждать возобновление торговых отношений.

Большевики были удручены. Все их светлые надежды забрать домой большие запасы товаров, которые так нетерпеливо ждали там, рухнули. «Слушайте их, – убеждал даоинь, – внемлите голосам представителей народа, ибо вы знаете, что наша страна демократическая, и я ничего не могу делать против воли народной».

Представители «самой свободной страны в мире» не могли оспорить столь убедительные аргументы, ибо таковые основывались на здравых марксистских принципах. После внутреннего совещания советские делегаты обратились к даоиню с просьбою хотя бы обеспечить их самих и голодающий гарнизон Иркештама едой и фуражом.

«С удовольствием, конечно, я буду счастлив это сделать, – обнадёживающе ответил даоинь. – Пожалуйста, дайте мне перечень ваших требований». Обрадованные большевики быстро составили длинный список провизии и фуража, не забыв включить сапоги и тёплую одежду для оборванного гарнизона. «И когда мы можем рассчитывать на получение этих вещей?» – спросили они, изнывая от нетерпения подкормиться и заполучить тёплую одежду для себя и своих товарищей.

«Не могу сказать вам точно, – невозмутимо ответил китаец, – но никаких задержек не будет после того, как получу разрешение центрального правительства. Я завтра же отправлю прошение специальным курьером в Пекин». Сие значило, что делегаты и красный гарнизон могли рассчитывать на получение столь необходимых им продуктов и одежды через семь или восемь месяцев, и то при условии согласия пекинского правительства!

Пришлось большевикам как можно быстрее возвращаться домой и эвакуировать форт Иркештама, оставив там лишь охрану.

Позже даоинь не без ехидства рассказывал мне, сколь разочарованы были делегаты результатами переговоров. Он, между прочим, спрашивал у них, знают ли они некоего инженера Назарова, который прибыл в Кашгар, и по какой причине таковой убыл из Ташкента. «Нет, не знаем, – в замешательстве отвечали делегаты. – Мы пытались убедить его…, он не послушал…, ушел, но мы не создавали ему препятствий… и т.п.».

Этой зимой в Семиречье произошло антибольшевистское восстание, которое было безжалостно подавлено, повстанцы рассеяны или перебиты³⁹. Группа беженцев из семидесяти восьми хорошо вооруженных мужчин, с женщинами и детьми, пересекла китайскую границу и обратилась к даоиню с просьбой впустить их в Кашгар. Если бы они знали китайский характер немного лучше, конечно, они бы просто сделали это без всякого разрешения. Но, к своему несчастью, сохранив кое-какую веру в международное право, понадеялись на цивилизованность китайских властей, и когда китайская пограничная охрана, состоящая из десяти киргизов, призвала их сложить оружие и ждать разрешения, они беспрекословно подчинились. Однако в разрешении на въезд в Кашгар им было отказано – на том основании, что Китай является нейтральной страной и, следовательно, не может оказывать поддержку ни одной из сторон, претендующих на власть в России. Всё же даоинь прислал им немного еды и корма для лошадей. Затем партию отправили в район Аксу, якобы с целью расселения. Но по приказу тамошнего губернатора, беженцы были препровождены обманным путём обратно на территорию России, где отряд большевиков немедленно уничтожил всех: безоружных мужчин, женщин и детей.

Даоинь Кашгара, человек одаренный и высокообразованный, откровенно полагал, что большевики человекоподобны только внешне, но внутри у них сердца диких тварей.

Европейцу трудно, если вообще возможно, постичь сердце и разум китайца. Часто можно слышать выражение, что у китайцев нет нервов, и кажется, что так оно и есть. Они способны на крайние жестокости и горазды изобретать самые изощренные пытки, на которые смотрят весьма равнодушно. Один известный китайский чиновник, мой знакомый, получивший прекрасное образование в России, однажды хладнокровно наказал своего повара, сарта, за какой-то мелкий проступок, всыпав ему полторы тысячи палок. Со смехом он поведал мне, что после порки кулинарные навыки повара существенно улучшились. В то же время, сам он был не злым человеком, скорее, я бы сказал – «славным малым».

Китайцы любят животных, диких и домашних, хорошо с ними обращаются, ухаживают и не жалеют денег на кормление. В этом отношении они разительно отличаются от сартов, которые считают, что деньги на прокорм животных тратятся впустую. Лошади и мулы, принадлежащие китайцам, всегда имеют вид упитанный, а у бедных животных, принадлежащих сартам, всегда запавшие бока и торчащие ребра.

Экипаж амбаня. (D.T. Hanbury, 1894)

Китайцы приучают своих упряжных лошадей управляться не поводьями, а словесными командами. Приказы – вправо, влево, стой, пошел и т.п. – подаются странными односложными звуками особого китайского «языка для лошадей». Их телеги и повозки – мапа часто запрягают цугом, а вожака держат только одним поводом, для управления совершенно бесполезным; тем не менее, китайские возничие умудряются при помощи команд объезжать все повороты и углы, совершать сложные маневры рысью по узким городским улочкам, переполнным людьми. У извозчика только пара хлыстов, длинный и короткий. Тунгане, то бишь китайские мусульмане, живущие в Семиречье, умудряются управлять таким способом даже тройками, к немалому удивлению русских крестьян. Китайские торговцы известны своей честностью в сделках. Однако с населением сартов дело обстоит как раз наоборот. Воровство для них – самое привычное дело. Они бесстыдно воруют друг у друга, проникая по ночам сквозь тонкие стенки своих кое-как построенных лавочек и домишек. Жена одного татарина, переехавшего сюда из Ташкента, горько жаловалась мне на своих знакомых, даже на тех, кто принадлежал к зажиточному сословию. Когда таковые приходили к ней в гости, то имели привычку уносить с собой, пряча под одеждой, всякую домашнюю утварь, ложки и т.д., и в особенности – не мытые после еды тарелки и посуду. Перед визитом гостей ценные вещи и украшения, конечно же, тщательно прятались и надежно запирались. Обычно, если хозяйка вовремя замечала кражу, всех гостей бесцеремонно обыскивали, и если пропавший предмет обнаруживался, виновная сторона в своё оправдание ограничивалась смехом, а инцидент рассматривался как изрядная шутка.

Воровство в Китае карается очень жестоко. Вора секут, и, по крайней мере, в той части Китая, где я находился, вынуждают носить канг – широкую и тяжелую доску с отверстием для головы – т.е. колоду, которая изолирует голову от тела, так что несчастный не может дотянуться руками до рта. Денно и нощно провинившийся сидит с колодой на шее, не способный ни есть, ни пить без посторонней помощи, ни отгонять мух, которые тучей роятся вокруг и мучают его. Титай, или верховный главнокомандующий, расправлялся с ворами еще жёстче. Он разрубал их на куски и вешал на городских воротах с надписями на китайском и сартском языках, предупреждавшими о том, какая судьба уготована ворам. Однако даже такие жесточайшие меры практически не привели к пресечению воровства, и таковое наблюдалось даже в собственном доме титая.

Наказанные кангой. (F. De Filippi, 1924)[1]

В Кашгаре имелась единственная прачечная, которая обслуживала всю здешнюю европейскую колонию, владел ею сарт по имени Абду Кадыр. Некогда в ней произошло три кражи со взломом подряд. В первый раз хозяин выстрелил в вора из спортивного ружья, за что получил от местного комиссара полиции денежное вознаграждение в размере двадцати сар, то есть около трёх фунтов стерлингов. Во второй раз вор был только ранен, но когда русский врач его раны подлечил, то преступника подвергли наказанию пятьюстами ударами и приковали к столбу. В третий раз тот же воришка пробрался через окно рано утром и на глазах Абду Кадыра и его жены унес всё белье, готовое к доставке, и ещё кое-какие вещи. На следующий день вор был пойман, подвергнут пыткам, получил две тысячи ударов и был заключен в тюрьму. На его теле ещё видны были раны от предыдущей порки. Таких закоренелых воров обычно вербуют из кумарбази⁴⁰ – подонков населения, бродяг, обнищавших сартов и китайских наёмников.

Пренеприятнейшая черта сартов – нечистоплотность. Вопреки предписаниям шариата относительно омовений или выполняя их чисто формально, посредством песка и пыли, уроженцы Кашгара моются редко. Среди народов, мне известных, единственный, который в этом отношении ещё хуже, – это тибетцы. Некий образованный мусульманин, совершивший паломничество в Мекку, поведал мне, что самые грязные из всех паломников были выходцами Кашгара, а самые чистые – уроженцами Явы.

Сарты-паломники. (M.A. Stein. 1907)[10]

Однажды я был свидетелем того, как русский врач удалял личинок из уха довольно симпатичной молодой женщины. Она была сравнительно образованной, из хорошей семьи: приходилась сестрой упомянутого выше хозяина прачечной, а другой её брат был слугой в русском доме, поэтому всей семье не были чужды европейские понятия о чистоте. Врач говорил, что летом такой своеобразный вид ушной болезни – явление обычное. Неудивительно, что уроженцы Кашгара повально страдают кожными заболеваниями и заражены паразитами.

В плане общего образования и культуры уроженцы Кашгара сильно уступают своим собратьям из Ферганы, андижанцам, как их здесь называют. Странная речь, расстановка ударений, проглатывание окончаний слов, произношение, употребление архаичных форм джагатайского языка – всё это сразу выдает кашгарцев в массе наиболее образованных сартов Русского Туркестана. Наивность, невежество и хамские манеры делают их объектом всяческих насмешек на базарах Ферганы и Ташкента. Но мнение о самих себе у них – самое высокое. Даже последние нищие, совершенно невежественные и безграмотные, простые мардикеры⁴¹ и разнорабочие настаивают на том, чтобы после своих имен им приставляли почетный титул ахун⁴², то есть чтец Корана, так что повсюду встречаются Омар-ахун, Ибрагим-ахун и т.п.

Один весьма образованный сарт из Кашгара, кем разработан был простой метод перегонки отменного спирта из кишмиша, всерьёз уверял меня, что порох был изобретен философом Афлатуном (подразумевается Платон). Такового с большим уважением считают здесь истинным мусульманином. «Вы знаете, его книги изучают в медресе Бухары!» – прибавил он в качестве решающего довода.

Как ни странно, уроженцы Кашгара не склонны обращать свои мысленные взоры на священную Бухару, их духовные симпатии более тяготеют к Турции. Таковую считают здесь идеалом мусульманского благочестия и военной мощи, пребывая в блаженном неведении о реформах Гази⁴³ или отказываясь верить в то, что слышали о них.

Игроки в Яркенде. (Ph.C. Visser, 1930)[11]

Тип внешности оседлого городского населения в этой части Туркестана близок скорее к арийскому, нежели к урало-алтайскому. Встречаются шатены и тёмные блондины с большими круглыми глазами и носами правильной формы.

Хотя китайцы управляли страной с небольшими перерывами почти с первых веков христианской эры, их влияние едва ли сказалось на внешнем облике населения. В средние века весь этот край был известен как Уйгурия, и уйгурский тип был тогда, как и сейчас, несомненно, смесью арийского с урало-алтайским или с тюрко-татарским. На протяжении всей бурной истории уйгурского народа его кровь смешивалась с тюркской и монгольской, ядро же населения осталось арийского происхождения, из Персии.

Таджики, населяющие долины Памира, Сарыкола и Бадахшана, являются связующим звеном между древними уйгурами и персами. Среди таджиков на Памире встречаются исмаилиты⁴⁴