Все проходит, но все остается. Это мое самое заветное ощущение, что ничего не уходит совсем, ничего не пропадает, а где-то и как-то хранится. Ценность пребывает, хотя мы и перестаем воспринимать ее. И подвиги, хотя бы о них все забыли, пребывают как-то и дают свои плоды. Вот поэтому-то, хоть жаль прошлого, но есть живое ощущение его вечности.

Из письма о. Павла Флоренского к матери.

Соловки. 1935 г.

По благословению архиепископа Бельгийского и Брюссельского СИМОНА

Составление и общая редакция: П.В. Флоренский и Н.А. Живолуп.

Примечания: П.В. Флоренский; Т.А. Шутова, В.П. Столяров, А.И. Олексенко, Н.А. Живолуп.

Подбор иллюстраций: П.В. Флоренский, В.П. Столяров, А.И. Олексенко.

Подготовка текстов к печати: П.В. Флоренский, В.П. Флоренский, Т.А. Шутова, Л.В. Милосердова, А.А. Санчес.

Письма Литвинова и Брянцева любезно предоставлены их семьями.

В оформлении обложки использована фотография о. Павла Флоренского, сделанная его сыном Василием во время пребывания о. Павла в ссылке в Нижнем Новгороде (1928 г.)

Издательство выражает благодарность за содействие по сбору материалов для книги Российскому научно-исследовательскому институту природного и культурного наследия им. Д.С. Лихачева, Министерству культуру РФ и РАН, заводу экологических технологий и экопитания «Диод».

© Архив семьи священника Павла Флоренского

© Составление, П.В. Флоренский; В.П. Флоренский.

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2004

Предисловие

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.

Говорят, что поэт в России больше, чем поэт. Продолжая эту мысль можно сказать, что и ученый в России больше чем ученый, философ больше, чем философ, тем более живший во времена глубокого кризиса, который переживала его страна, весь мир. Отец Павел Флоренский пронес священническое служение на протяжении всего своего крестного пути, ведущего на Голгофу и далее в мир горний, откуда ныне и во все времена он ободряет и поддерживает своими молитвами нас, живущих в мире дольнем. Жизнь такой личности несомненно представляет огромный интерес не только для понимания его творчества и его времени, но также для того, чтобы понять время наше и самих себя.

Если умозрительно соединить места, где побывал П. А. Флоренский: Германия, куда ездил в детстве, Дальний Восток – начало крестного пути, Закавказье, где родился и обратился к Богу, и, наконец, Соловецкий лагерь особого назначения, то получится крест. И если мысленно поднять его, этот крест, опирая на основание – Дальний Восток, то обозначится место упокоения христианина: лицом к востоку, чтобы, встав в день Страшного Суда, увидеть крест как знак Воскресения и крест – отпечаток на Земле земной жизни. На пересечении линий, там, где сердце, окажется Сергиев Посад – место подвига.

Рассчитывая по закону «золотого сечения» годы жизни священника Павла Флоренского, получим пepвую «особую точку» (термин П. А. Флоренского) 1900 г. – рубеж веков. Накануне, во время летних каникул 1899 г., которые гимназист Флоренский проводил вместе с семьей в селении Квишехты на берегу Куры, произошло то, что он опишет в главе «Обвал» своих воспоминаний – крушение научного позитивистского мировоззрения, которое станет началом пути к вере. В 1904 г. Флоренский поступает в Московскую Духовную Академию, в 1910 г. – принимает священнический сан. Вторая особая точка 1918/1919 гг. – мученическая кончина Государя, конец России прежней. Итак, схождение главного узла во времени и главной точки в пространстве – это Сергиев Посад 1918/1919 гг. Что же произошло в эти годы и стало средостением жизни и началом пути на Голгофу о. Павла Флоренского?

«Флоренский Павел Александрович, профессор богословия, служитель культа (поп), выходец из знатной дворянской семьи, автор трудов по богословию, в которых откровенно выражены его монархические убеждения («Защита божества», (так! – ред.), «Столп и утверждение Истины» и т. д.). В 1928 г. арестовывался ОГПУ и осужден как активный участник церковно-монархической организации на З г. С 1928 г. научный работник ВЭИ. Идеолог и руководитель центра к.-р. организации, в прошлом состоял членом к.-р. «Платоновской организации».

В достаточно полной «объективке» ОГПУ правильно многое, кроме «знатного дворянства» и существования «к.-р. организации». В «церковно-монархическую организацию» ОГПУ включило людей, даже не знакомых друг с другом. Действительной же причиной ареста было подчеркнутое в приговоре к ВМН (высшей мере наказания) «неснятие с себя сана». Высшей Волей, как называл Флоренский в подцензурных письмах из заключения Бога, было вручено ему священство, и сана он не снял и от Господа не отрекся. Приговоренный в 1933 году к 10 годам лагерей, он был отправлен сначала в восточносибирский лагерь «Свободный», а затем в знаменитый СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения. 25 ноября 1937 года постановлением особой тройки УНКВД по Ленинградской области П. А. Флоренский был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян 8 декабря 1937 года в Ленинграде.

Узнав в Париже о гибели друга, о. Сергий Булгаков писал: «Жизнь ему как бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, но он избрал родину, хотя то были Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом. И сам он, и судьба его есть слава и величие России, хотя вместе с тем и величайшее ее преступление». К этим трагическим и горьким словам, сказанным далеким другом и единомышленником, теперь можно добавить то, что если жизнь и давала выбор П. А. Флоренскому, уже известному ко времени его последнего ареста в 1933 году ученому и философу – ему предлагали убежище монархи и президенты многих стран, он мог бы уплыть к чужим берегам на «философском пароходе», как сделали это многие его соратники, – то Благая Воля предопределила его мученический путь на Голгофу, ибо Флоренский был заложником, заложником своей семьи, своего очага, своей Родины, подвижником и носителем особой священнической миссии, связанной с тем местом, откуда начался его крестный путь.

Арестованный Флоренский П.А.

Бутырская тюрьма. Февраль 1933 г.

Итак, контрреволюционного заговора не было. Но была тайна. Тайна, связавшая отца Павла Флоренского и его единоверцев. Эту тайну унесли с собой в мир иной все, к ней причастные. Говорят, что рукописи не горят. Не исчезают бесследно мысли, хранимые в сфере духа – пневматосфере, как называл ее П. А. Флоренский. Что же это за тайна, которую бережно хранил и за которую отдал жизнь священник Павел Флоренский?

Прежде чем назвать имя тайны и ее хранителей, несколько слов о таинстве – важнейшем понятии православия. Таинства сопровождают христианина всю жизнь.

Некогда Христос сказал апостолу Петру: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою». Все, сказанное Спасителем, имеет не только символический, но и конкретный смысл. Краеугольный камень, на котором стоит церковь Христова, – апостолы и святые. Главное таинство – Евхаристия, преосуществление вина и хлеба в кровь и тело Господни может произойти только тогда, когда чаша со святыми дарами покоится на камне – на мощах угодников Божиих. Известный петербургский ученый и этнолог Л. Н. Гумилев так объяснял необходимость преосуществления Святых Даров с точки зрения закона энтропии: «Энергия тратится, все разрушается. Если не будет на земле Причастия, мир развалится». Вот почему сохранение мощей праведников – не только дань уважения, но и залог будущего существования человечества, возможность Земле быть. Вот почему уничтожение мощей – это не только кощунство, но и акт саморазрушения.

Теперь же отправимся в удел одного из любимейших русских святых, в дом Преподобного Сергия Радонежского, хранителя России. Это и есть «сердце» тайны – точка пересечения линий креста, который возложила Благая Воля на плечи о. Павла Флоренского.

В первые годы русского лихолетья подмосковный Сергиев Посад стал поистине духовной столицей прежней России. Сюда, к Преподобному Сергию, в сердце Православия, собрался цвет нации, представители ее славных семей, писатели, художники, философы. Какие громкие имена – Голицыны, Дурново, Иловайские, Шаховские, Раевские, Нарышкины, Родзянко, Шереметевы! Тут работают Фаворский, Розанов, Нестеров. Одно время тут существовал даже «Первый колхоз Сергиева Посада», председателем которого был граф Олсуфьев, а колхозниками – графы да князья. Они жались друг другу, ища защиты, пытаясь примениться ко времени и укрыться за чуждой им лексикой и понятиями, чтобы сохранить семьи и уберечь негасимую свечу веры.

В 1918 году была создана Комиссия по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевской лавры во главе с П. А. Флоренским. В 1920 году, когда Лавру закрыли, иноки монастыря и прилегающих скитов пошли работать в посадские музеи. Именно благодаря их подвижничеству сокровища Лавры были убережены от разграбления и надругательства.

Накануне Пасхи 1919 года по Сергиеву Посаду пошли слухи о том, что в Москве принято решение вскрыть мощи Преподобного Сергия Радонежского прилюдно, дабы «разоблачить чудеса и положить конец церковному мракобесию». О том, что произошло дальше, стало известно лишь в наши дни, а сведения об этом годами, поколениями собирались по крупицам, по разрозненным воспоминаниям причастных к событиям и их близких.

Произошло же вот что. В одну из ночей Великого Поста члены Комиссии, вероятно, о. Павел Флоренский и Ю. А. Олсуфьев по благословению наместника монастыря архимандрита Кронида вошли в Троицкий собор и, сотворив молитву, вскрыли раку, изъяли честную главу Преподобного, а на ее место возложили главу погребенного в подклети Троицкого собора князя Трубецкого. Главу Преподобного схоронили в ризнице Лавры и дали обет молчания, не нарушенный ими во всех тяготах жизни.

Ходившие по Сергиеву Посаду слухи оправдались, и комиссары и безбожники устроили в Лавре шабаш. Рака с мощами Преподобного была выставлена на глумление толпы. Хулителям казалось, что подобное действо должно было навсегда убить в посадцах веру в святыни и чудеса. Но чудо все-таки произошло.

Глава Преподобного, убереженная от надругательства, тайно хранилась в ризнице вплоть до закрытия Лавры. В 1920 году Ю. А. Олсуфьев, поместив ее в дубовый ковчег, перенес в свой дом на улице Валовая в Посаде, ставшем Загорском. В 1928 году грянуло знаменитое «сергиево-посадское дело», пошли массовые аресты. Ковчег со святыней был закопан в саду дома Олсуфьевых и никто из причастных не выдал тайну на допросах. В начале 30-х годов накатилась новая волна репрессий, был арестован о. Павел Флоренский. В посадскую тайну посвятили П. А. Голубцова, ставшего позже архиепископом Новгородским и Старорусским Сергием. Голубцов перенес святыню из олсуфьевского сада и сокрыл его в окрестностях Николо-Угрешского монастыря под Люберцами. Вскоре П. А. Голубцов также был арестован, а из заключения попал на фронт, где был санитаром. После демобилизации он перенес дубовый ковчег в дом племянницы Олсуфьева Е. П. Васильчиковой. Некогда юная Катя Васильчикова проходила по «сергиево-посадскому делу», но с помощью Е. П. Пешковой ей удалось избежать лагерей. Е. П. Васильчикова была последней хранительницей святыни. Екатерина Павловна жила с семьей в полуподвальном помещении в комнате с земляным полом в одном коридоре с самыми разными людьми вплоть до уголовников. В эти страшные годы и Глава Преподобного была вместе с народом в таких же тяжелых условиях. На Пасху, 21 апреля 1946 года Лавра была вновь открыта, а глава Преподобного втайне заняла свое прежнее место в гробе Преподобного. Мы не оговорились. Мощи Преподобного были возвращены церкви. Возвращен был и Успенский собор Троице-Сергиевой Лавры. Троицкий же собор оставался в ведении музея. Там же оставалась и серебряная рака для мощей с сенью, возведенная в царствование императрицы Анны Иоановны. Раку передали церкви после того, как кто-то из заезжих чужеземцев выразил недоумение тем, что рака и мощи находятся в разных соборах. Троицкий собор вернули церкви позже. И только тогда мощи Преподобного заняли свое место.

Вот эту-то тайну и хранил все годы заключения и лагерей священник Павел Флоренский. Он как бы жил двойной жизнью. Одна – земная, с подъемами и перекличками, с работой и кратким отдыхом. Другая – непостижимая нам, причастная миру горнему, иной ипостаси. В этой тайной его жизни не было места страху, унынию, отчаянию. Из этой жизни он мог общаться с близкими тем способом, которым продолжает это делать сейчас – через молитву и Господне посредничество. «Я принимаю… удары за вас, так хотел и так просил Высшую Волю», – писал о. Павел жене и детям (18 марта 1934). Но он нес страдания и за сохранение Тайны. Он оберегал одну из немногих неоскверненных святынь России. Быть может, в этом и состояло церковное служение, возложенное на него в главном месте и в главный момент его земного пути. Возможно, это и давало силы переносить происходящее и внутреннее право внешне отойти от церковных дел в науку и технику, смириться, с одной стороны, с осуждавшими его за этот отход, а с другой – с приписывавшими ему участие в контрреволюционной организации: он действительно нарушал требования власти, оберегая святыню. В свете этого становятся более понятными поступки о. Павла, особенно в последние годы жизни.

З/к Флоренский П.А.

Сковородино ОМС. Фотография. 1934 г

Помимо этого особого, мистического общения о. Павел Флоренский обращался к близким в своих письмах, которые он писал из БАМЛАГа, а затем из Соловецкого лагеря особого назначения. В тюремно-лагерном зазеркалье священник Павел Флоренский провел 57 с половиной месяцев – с 26 февраля 1933 года по 8 декабря 1937 года. Эти сроки (срока по-лагерному) тоже делятся особыми точками «золотого сечения». Первая особая точка – самое счастливое и в то же время одно из самых тяжелых событий в лагерной биографии: приезд в Сковородино на Дальний Восток в июле-августе 1934 года жены Павла Александровича Анны Михайловны с тремя младшими детьми Олей, Миком и Тикой, их последняя встреча, по сути дела – прощание. Вторая главная особая точка на крестном пути – 7 июня 1936 года, рождение первого из двенадцати внуков, названного его именем, что явилось реальным знаком продолжения рода Флоренских. О его рождении отец Павел узнал из писем старшего сына Василия и его жены Наталии.

Письма-послания – один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них – всем людям, и главное направление их мысли – род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него – с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея – оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено – получение опыта от родителей детьми.

При чтении этих писем может возникнуть вопрос, почему Флоренский, священник, ученый, выдающийся мыслитель, живущий «миром горним», еще и в своей земной ипостаси, в письмах семье ни разу не пишет заветных слов о мире горнем, не рассуждает о Господе. Несомненно, важное значение имеет то, что все его письма были подцензурны. Кроме того многие узники не хотели писать близким всю правду, чтобы не усилить их страдания. Отсюда – подробные описания природы, не имеющих отношения к тюрьме случаев, пересказы рассказов собеседников. Порой создается ложное впечатление о том, что не так уж «там» было плохо. Лишь в «Оро», в напряженной трудности стихов, помимо воли автора, проявляется его состояние. Но отец Павел владел языком иносказания, а его любимая жена Анна Михайловна Флоренская была его «вторым я» и могла прочитать между строк послание, которое из узилища отправлял потомкам, нам всем, ее необыкновенный супруг. В подцензурных письмах о. Павел не называл имена своих друзей, чтобы не подвергать их опасности, не писал слова «Бог», чтобы не писать его с маленькой буквы, а говоря «думаю», подразумевал «молюсь», – поэтому сокровенное название книги – «Все молитвы – о вас».

Да, он был несвободен. Но свобода в понимании православного человека – нечто иное, нежели то, что провозглашали «штурмовавшие небо» революционеры, отдававшие за это собственные и не щадящие чужие жизни. Это другое, нежели то, за что радуют нынешние борцы за всякие права и свободы, отметающие прочь обязанности перед Богом. Отец Павел был свободен внутренне, потому что творил своей жизнью «православный опыт», «православный подвиг», исполняя наложенные на него саном обязательства и неся свой крест на Голгофу. Такой опыт вербально передать невозможно ни соузникам, пока они этого не просят, ни родным, потому что они также – совершают своей жизнью христианский подвиг – подвиг мартиров-свидетелей и жен-мироносиц, что вздрагивают от удара копья, нанесенного стражником Распятому, кровоточат от стигматов веры и страдания. От веры он, бамлаговский и соловецкий страдалец, не отрекся. Самая прямая молитва, идущая к Господу, – это молитва сугубая, молчальная. Отец Павел творил ее все трагические годы своего подвижничества, когда он жил, будучи ежедневно, ежечасно, ежеминутно готовым предстать перед судом Всевышнего. Такая жизнь, преображенная в стояние пред Господом, растворенная любовью, является житием.

П. В. Флоренский,