Глава 1

Меня мутило, но сигнал внешнего анализатора спасательной капсулы, приятно помигивающий зелёным индикатором, немного привёл в чувство. Сознание постепенно прояснялось. Тошнота отступала.

«Значит, я не разбился при спуске, но самое главное – планета пригодна для жизни! Индикатор горит зелёным сигналом, не жёлтым, показывающим условно пригодную для существования окружающую среду и, тем более, не красным – агрессивную. Повезло! Но где я?»

Дотянулся до рычага аварийного открывания спасательной капсулы. С шипением защитный колпак отстрелился и яркий дневной свет на некоторое время меня ослепил.

«Надо выбираться, но почему капсулу раскачивает, как будто она стоит на шарнирах»…

– Что ж такое! – не сдержался, выругался, после того как осмотрелся. Вокруг, куда только простирался взгляд, вода. Много воды. Из-за этого и спасательная капсула равномерно раскачивалась на волнах, хорошо, что несильно.

«М-да. Попал. И не поймёшь куда плыть».

Дотянулся и зачерпнул забортную воду, попробовал – солёная.

«Ещё лучше! Я что, в океан упал?! И что делать дальше?»

Вернулся к датчикам анализаторов спасательной капсулы. Убедился, что все показатели в норме, кроме одного: индекс гравитации фиксировался ниже привычной на двадцать четыре процента.

«Я-то думал, почему всё так легко даётся и отстегнуться, и подняться, и перевалиться через борт, держась одной рукой, и вернуться назад в ложемент капсулы. Ну что ж, легче будет плыть. Надо определиться только в какую сторону».

Затягивать с выбором направления не стал. Сначала попробовал плыть в спаскапсуле, но нормальных вёсел не было и даже с учётом моей, на четверть повышенной силой это действие оказалось бесполезным. Пришлось разоблачиться из скафандра и остаться только в нижнем белье и спасательном жилете. Благо погода тёплая, но не жарко.

Светило расположилось высоко в зените, но определить время года или, какие на планете особенности погодных условий, мне не удалось. Бортовой компьютер капсулы определить своё местоположение относительно известной карты Галактики не смог, а соответственно и эта планета была неизвестна.

В очередной раз осмотревшись, определил для себя направление, куда плыть. Вдалеке, на границе радиуса обнаружения, бортовой сканер капсулы зафиксировал неподвижный объект, а когда удалось рассмотреть тёмную полоску, я предположил, что это суша и, не дожидаясь ухудшения погоды, прыгнул в воду.

Плыл долго, часто отдыхая. Хорошо, что из-за пониженной силы тяжести физические нагрузки давались легче. Когда солнце зашло, я, падая от усталости, выбрался на песчаный пологий берег, с трудом отстегнул спасательный жилет, поднялся чуть выше линии моря и рухнул без сил, провалившись в беспамятство.

***

– Гурдун! Ступано вара! – услышал первое, когда очнулся. Попробовал пошевелиться, но руки оказались связаны сзади, а на голове плотный мешок, который не давал возможности рассмотреть, что происходит вокруг. Чувствовал, что лежу на чём-то твёрдом и, наверно, меня везут в повозке.

– Я – Павел Кенгирский! Представитель Альянса! Развяжите! – сказал, откашлявшись, но мои слова потонули в гулком гоготе.

– Павлос! Ог Павлос! Ха-ха-ха. Гуано верана павлос.

– Павлос, ситарно генирта вухуно.

Хохот раздавался со всех сторон, но повозка не останавливалась, продолжала движение.

Сколько времени меня везли неизвестно куда, не понял, несколько раз проваливался в забытьё под мерный скрип повозки. Через надетый на голову мешок не смог понять, день сейчас или ночь. Когда в очередной раз очнулся, разболелась голова, хотелось пить и есть. Я хоть и подкрепился перед заплывом и с собой взял немного съестного из аварийного запаса, но времени прошло достаточно, и жажда, и голод давали о себе знать.

– Есть кто? Развяжите, мне в туалет надо! – сказал, почувствовав, что повозка остановилась, но в ответ вновь услышал непонятную речь. Меня подхватили под руки, сдёрнули с повозки и поставили на землю. Сняли с головы мешок и мой взгляд упёрся в тело, облачённое в кожаную одежду. Поднял глаза вверх. На меня, сверху вниз, скалился человек высоченного роста, метра два с лишним, не меньше.

– Гударо, гударо, – проговорил он, подталкивая меня в спину. Удивляться пришлось недолго. Как только глаза привыкли, увидел, что вокруг меня, так же с завязанными руками, стоят шестеро высоченных аборигенов, а чуть поодаль ещё десяток, облачённых в подобие военной формы и с оружием. Они между собой о чём-то громко говорили, но тут же притихли, когда появился солидно одетый пожилой мужчина. Пришёл к выводу, что прислушиваться к разговору не стоит, всё равно ничего не понимаю и осмотрелся, куда же я всё-таки попал.

Мы, семеро, стояли, выстроившись в шеренгу возле повозки на небольшой, расчищенной от камней площадке, ограниченной с трёх сторон деревянным забором метра в четыре высотой. А с другой стороны, куда только не простирался взгляд, скалистая порода. Обломки камней, гружёные повозки, накрытые тканью, брошенные в кучу инструменты, а невдалеке, в ряд, неказистые бараки.

«Я что, в каменоломню или на рудник какой попал?» – пришла ужаснувшая мысль. По лицам стоявших рядом неизвестных мне аборигенов понял, что дело дрянь. Все, кого я только видел выше меня не менее чем на голову, а если определить средний рост из тех, кто рядом, то выходило, что он составляет не менее двух метров двадцати – двух метров тридцати сантиметров и это при моём метре семьдесят с хвостиком.

«Прям, баскетбольная команда собралась!» – ухмыльнулся я, но подошедший солидно одетый мужчина ткнул в меня своим пальцем и что-то спросил.

– Не понимаю, – мотая головой, но, не делая резких движений, отвечал незнакомцу, – не понимаю, говорю. Я, капитан вооружены сил Альянса Павел Кенгирский.

В этот раз смеха или какой-либо бурной реакции на мои слова не было. Только незнакомец ухмыльнулся, что-то пробормотал себе под нос и, повернувшись к кому-то в форме, сказал: «Мисаро павлос. Ого неро локсата умас».

Тот недовольно кивнул, но, видимо, они пришли к соглашению.

Меня вместе с остальными отвели в барак, где было столько народа, что дышать от спёртого воздуха становилось трудно. Нашёл себе место, где можно было присесть, облокотился спиной к стене, закрыл глаза и попытался сосредоточиться, проанализировать то, что со мной произошло: «по какой-то причине меня выбросило в неизвестный сектор Галактики и не факт, что той, где идёт война между Альянсом и Планетарным Союзом. Я выжил, что уже само по себе неплохо», – улыбнулся, когда промелькнула эта мысль.

«Планета пригодна для жизни, моей жизни. Она населена аборигенами высоченного роста, но с массивной мышечной массой я никого не видел. Но это и неудивительно при такой силе тяжести. Внешне туземцы выглядят такими же, как и я, только высокие. Голова, две руки, две ноги. Черты лица, кожный, волосяной покров – всё идентично. Язык не понимаю, судя по степени развития, примерно, начало нашей эры на Земле, но точно судить об этом пока не могу, так как слишком мало ещё видел и, считай, ничего не знаю. Из положительного: я жив, здоров. Из отрицательного: даже не знаю, наверно, меня в рабство продали», – пришло на ум самое точное определение, которое само напрашивалось исходя из произошедших событий: нашли на берегу, связали, доставили на рудник, продали. Я сам видел, как солидно одетый мужичок отсчитывал монеты или, что у них тут в ходу.

Что ещё, да. Язык не знаю, пожалуй, тоже отрицательное и мне приходится сдерживать себя в движениях, искусственно замедляя их, чтобы не выглядеть слишком быстрым и резким. Пока не привык к пониженной силе тяжести, хотя иногда тренировки в Академии и проводились при пониженной гравитации, но то тренировки, а тут постоянно».

Из раздумья вывел толчок в плечо. Открыл глаза. Стоявший в лохмотьях немолодой абориген что-то говорил и, объясняясь знаками, звал за собой. Пришлось отвлечься от размышлений, встать и пойти за туземцем…

– Митаро, ун сапона Вунаро.

– Генидоро, ун сапона Магорино…

Двое из тех, с кем я прибыл в эту каменоломню, стояли перед неплохо для такого места одетым мужчиной, сидевшем на нижней части двухъярусной кровати, облокотившись на массивный стол, а вокруг столпились аборигены. Как понял из тона разговора, новенькие представлялись. Кто-то меня подтолкнул вперёд, и я оказался рядом с ними.

Дошла и до меня очередь. Неизвестный долго смотрел на меня, а потом сказал, глядя прямо в глаза: «Сар новат ситумс. Гуано сара навази».

Кто-то из рядом стоявших ответил: «Ог ниро новат. Навази Павлос».

Вновь послышались смешки, которые быстро стихли. Неизвестный поднялся со своего места и, ткнув себя кулаком в грудь, произнёс: «Ситорана ун сапона Веридава».

– Павел Кенгирский, – ответил по привычке, как в документе, поняв, что от меня хотят.

– Пав-эл, Паввэл, – как будто пробуя на языке это слово, произнёс главный и добавил, – хорос бедиро Павлос.

Перебросившись парой фраз с остальными, Ситорана подозвал старичка, который встал рядом со мной. Слушая разговор старшего, старичок часто кивал, да так, что казалось его голова отскочит и покатится по полу, а потом раздался звон колокола или чего-то другого, но звон стоял знатный, наверно, слышно было очень далеко. Этот старичок ткнул себя рукой в грудь и проговорил: «Торинас ун сапона Торнинас» и потянул за рукав водолазки, указывая, чтобы я пошёл с ним.

Раздающийся звон, оказывается, созывал на ужин. Как-никак вечер и рабочий день закончился. Этот Торинас от меня никуда не отходил, где знаками, где личным примером объяснял, что делать, куда идти.

На удивление, порция в этой непонятной тюрьме оказалась довольно большая и пригодная к употреблению. Я съел объёмистую миску похлёбки с большим удовольствием, а старичок иногда посматривал на меня и переговаривался с рядом сидевшими рабами или заключёнными, я так пока и не понял, но в разговоре постоянно мелькало слово «павлос».

«Они что, меня обсуждают? Ну, да, отличаюсь от них, но только ростом, а так, вполне такой, как они». Прервал размышления мой наставник, как для себя его назвал и утянул в отдалённый уголок барака, знаками объяснил, чтобы я занял верхнюю лежанку и ложился спать.

Сон не шёл, хотя в этот день было много приключений. Предстоял новый день, вероятно, заставят работать, но делать нечего, пока не выучу язык, всё равно ничего не пойму и не узнаю. Этот Торинас что-то пытается объяснять, показывать, но пока доходит с трудом. Хорошо, что после встречи со старшим барака на меня, считай, никто больше не обращает внимания, только иногда ловил на себе косые взгляды.

«Ну, что ж, убивать меня во время сна, наверно, не будут, а отдыхать надо… Хорошо, что одежду не отняли, хоть какое-никакое, но термобельё, да и мой размерчик тут трудно будет отыскать», – с этими мыслями я уснул на жёсткой кровати, больше похожей на длинную, но узкую гладильную доску.

***

Разбудил голос Торинаса, кричавшего над ухом: «Варо, ундахи гударо» и бесцеремонно трясшего меня за плечо. Разлепил глаза: «Ещё темно, а уже будят. Может, что случилось?» – промелькнула первая мысль. Спросонья не рассчитал свои движения и с силой приложился рукой о стену барака. Было больно. Потёр руку и тут заметил, что наставник смотрит на меня округлившимися глазами. Ничего не понимая, слез вниз и посмотрел сначала на Торинаса, а потом на свою лежанку.

«Что его так удивило?» – использовал нижнюю как ступеньку, приподнялся и осмотрел своё место – всё на месте, а чему там убыть или прибыть? Тощий матрац, да одеяло, а подушки как не было, так и нет. Спустился, и снизу-вверх вопрошающим взглядом посмотрел на наставника. Тот, видимо отошёл от непонятного ступора и что-то быстро и непонятно говорил, размахивая своими длинными руками, тыча в стену, прям в то место, куда неаккуратно приложился рукой. Присмотрелся, а там – мама, дорогая! Доска треснула и выпячивается наружу.

«М-да. Так и накажут за порчу имущества или попытку побега».

Прикрыл несчастную доску одеялом, хорошо, что место, куда пришёлся удар невысоко от уровня лежанки. Спустился вниз к Торинасу и знаками, пожимая плечами и разводя руки в стороны, попробовал объяснить: мол, не специально я, так получилось, но наставник не унимался. Только когда зазвенел громкий звон колокола, наставника как подменили. Он, позабыв обо мне, кинулся из барака, где, как я успел только сейчас заметить, оставались только мы вдвоём.

Успевать за широко шагающим аборигеном пришлось с трудом, как по-другому называть обитателей этой планеты я не знал. Догнал его только перейдя на бег.

Во дворе, возле строений, в три шеренги выстроились обитатели бараков.

«Ну, точно, концлагерь какой-то».

Наставник, как будто вспомнив обо мне, схватил за руку и потянул во второй ряд шеренги, наверно, там было наше установленное место.

При свете дня внимательнее осмотрел окружение: люди, именно люди, только высоченного роста, разного возраста, с бросающими в глаза отличиями в чертах лица. Одеты кто во что, но только на некоторых из них был, так скажем, полный комплект одежды: верх, низ, обувь и головной убор. Только сейчас до меня дошло, что разут, так как скинул обувь, когда полез в воду.

«И как дальше? По камням ходить без обуви, мало сказать, что неприятно, но можно так повредить ноги, что здешняя медицина не поможет, в чём я не сомневался».

Полукругом расположены бараки – целых восемь и у каждого столько таких как мы бесправных работников, что не сосчитать, но самое примечательное – не видно особей женского пола.

Перед строем громко вещал какой-то напыщенный, одетый в добротные одежды абориген. Как только он закончил свою речь, раздалась команда и вся масса народа повернулась, и зашагала в одну сторону к каменоломне. Я, немного замешкавшись, получил толчок в спину, но реагировать не стал, сам виноват, не знаю и не понимаю пока ещё ничего.

Торинас дёрнул меня за руку, и мы остановились около груды инструментов, наваленных по пути следования. Он знаками объяснил, чтобы я взял молот, а он выбрал себе кирку.

По дороге наставник постоянно объяснял, как называются те или иные предметы, указывая на них пальцем или объясняя знаками. До меня стало доходить. Например, что «гурдун» – это «вперёд», а «гударо» – «пошли». Невдалеке от входа в пещеру, где валялись большие валуны, Торисан произнёс, поясняя знаками: – Гударо, сегора ана конуриса побнаса конур. Конур, – и наставник ткнул в камень, потом размахнулся и ударил по нему, произнеся: «побнаса».

Слабоумием не страдал и понял, что «конур» – «камень» и его надо дробить, или измельчать – «побнаса»…

Местное светило клонилось к закату, а мы, не переставая, дробили крупные валуны до размера щебня, которым отсыпают железнодорожные пути. Подъезжали тележки, в которые другие работники засыпали щебень и увозили куда-то в другое место. Место, где мы работали – небольшая площадка слева от входа в пещеру, откуда вывозили вагонетки с другим, более тёмным камнем не отличалась от других площадок, расположенных по разные стороны от входа. На различных уровнях по склону пологой скалы стояли, работали, отбивали, отламывали породу такие же, как мы, рабы.

Изредка подходил надзиратель, это я понял, по внешнему виду: он опрятно одет и в руках у него палка на вроде дубинки, с утолщением на одном конце, как бейсбольная бита. Подходил водонос, давая напиться из большой деревянной кружки, которую зачерпывал из прикрытого крышкой так же деревянного ведра.

«Наверно, тут железа мало, не говоря о пластике, но инструменты из металла, конечно, не легированная сталь, но всё же имеются, да и оружие из железа», – ухмыльнулся я, продолжая орудовать кувалдой, но её вес для меня оказался терпимым, даже можно сказать, что лёгкая. Хотя и выглядит массивно и устрашающе. Несколько раз упал, не совладав с непривычной силой тяжести, на что мой наставник неодобрительно что-то говорил, ворча себе под нос.

День клонился к закату. Всё время Торинас объяснял, рассказывал, показывал знаками значения слов, которые была возможность объяснить. Я прилежно их повторял и пытался запомнить.

Раздался очередной оглушительный звон. Торинас, выпрямился, но орудие труда не бросил и привычно сказал: «гударо», знаками объясняя, что инструмент необходимо вернуть назад. Туда, откуда его взяли утром…

Так и прошёл мой первый день на руднике, а сегодня вечером, когда нас позвали на ужин, я, считай, первый раз посмотрел на небосвод. На нём было две луны, что на меня, неискушённого таким явлением, произвело сильное впечатление. Из скудных знаний астрономии, полученных во время обучения при получении гражданства Альянса, вспомнить, сколько планет с двойной луной в известной части Галактики я не смог. Так и стоял под впечатлением от увиденного, не в силах оторваться от красивого зрелища. Одна луна крупнее, исчерчена множеством борозд, которые видны невооружённым глазом, а вторая – серповидная, в белой, мутной дымке.