Цитаты из книги «Остальные здесь просто живут»

– Не-а. Я наговорил гадостей Джареду. А он наговорил гадостей мне. – Очень гадких гадостей? – Таких гадостей, на которых дружба обычно заканчивается. – Да брось, не может такого быть! – восклицает Хенна. – Я абсолютно уверена… – Не жалей меня, – едва не ору я. – Господи, да почему же все так… Я умолкаю, потому что в глазах уже стоят слезы. Опять. Бред какой-то. – А вот тут ты не прав. – Хенна кладет палец на мой подбородок и разворачивает к себе мое лицо. Получается забавно. Мы оба улыбаемся, но моя улыбка быстро меркнет. – Ты путаешь жалость с заботой, – говорит она. – Мы все за тебя волнуемся. – Это одно и то же. – Неправда! За Мэл мы тоже волнуемся, а ты волнуешься за меня, и твоя сестра тоже. Это называется забота, Майк. На кого еще мы можем положиться, если не друг на друга? Вот это, например, точно не жалость. Она меня целует. Я так удивлен, что почти не целую ее в ответ. – Я никого не целую из жалости. Я вообще ничего не делаю из жалости. Жалость оскорбляет. Она подразумевает, что ты чем-то лучше человека, которого жалеешь. – Похоже на слова твоего отца. – Это и есть его слова, но тут он прав. Он считает, что доброта гораздо лучше. Доброта – это вообще самая важная штука на свете. Жалость – это оскорбление, а доброта – чудо.

Когда я попал в больницу – сразу после аварии, – Стив дал мне специальное масло для заживления ран и уменьшения зуда. Да вот беда: стоит мне начать им мазаться, как я обязательно зацикливаюсь. Намажу и тут же сотру, потом опять намажу и опять сотру, и так до бесконечности… Вреда от этой процедуры куда больше, чем если бы я вообще ничем не мазал шрам и оставил лицо в покое. Но сегодня я не попал в западню. Я втираю масло… и оставляю. Прислушиваюсь к себе. Нет, я не в западне. То есть я вижу западню, при желании я могу в нее попасть, вижу витки бесконечной спирали. Но теперь у меня есть выбор. Я могу просто помыть руки, вытереть их полотенцем и выйти из ванной комнаты коттеджа. Видимо, таблетки работают, потому что именно так я и поступаю.

– Я натанцевалась, – отвечает Хенна. – Рука уже болит от моей феноменальной хореографии. – Она бросает взгляд на танцпол. – А Нейтан еще пляшет. В самом деле, он стоит там один, со стаканчиком пунша в руке, и танцует. (Серьезно, со стаканчиком пунша! Позорище.) Наверное, кладет в копилку еще одно сентиментальное воспоминание о школьной поре. – Ладно, – говорит Джаред. – Последний танец, и потом сразу едем. Я вас найду. Он протискивается обратно на танцпол, а мы с Хенной находим пустой диванчик. Люди кругом фоткаются на телефоны и отправляют фотки стоящим рядом друзьям, после чего все дружно строчат комментарии. На редкость осмысленное занятие.

Хорошо. Я просто говорю, что ты уже решил немало проблем. Ты боишься любых перемен, думаешь, они тебя раздавят, но ведь ты здесь. Пришел ко мне. У тебя сейчас столько неприятностей, но все же ты смог кому-то рассказать – не кому-то, а своей матери, которую ты не считаешь своим естественным союзником, – что нуждаешься в помощи. По-моему, это поступок человека, который все-таки ищет решения… Нет?

– А может, мне давно пора сойти с рельсов, – хмурясь, говорит Хенна. – Может, я слишком долго шла по рельсам, бл…! – Не выражайся, – спокойно говорит Мартин, не отрываясь от работы. Мы удивленно смотрим на него. Он весь покрыт татуировками, многие из которых явно не предназначены для семейного просмотра. Он пожимает плечами. – Просто я этого не люблю. Матерятся все – так зачем же быть, как все?

Я сажусь обратно, а она прислоняется к бабулиной прикроватной тумбочке. Несколько минут мы просто молчим и смотрим, как старушки спят. Пустая койка между ними кажется пропастью, в которую они обе могут ненароком свалиться.

Знаю, мало кто любит политиков – я и сам их не люблю, – но надо отдать маме должное: свое дело она знает. И пусть я не запомнил ни одного «ценностного ориентира», говорила она с душой, как будто ей не все равно. Однажды она сама призналась мне, что это – идеальный результат. Если слишком вдаваться в подробности, люди нарочно исказят или неверно истолкуют твои слова – в общем, найдут повод придраться. Нужно расположить слушателя к себе, тогда он будет задавать меньше вопросов. Идеальный избиратель – туповатый и немножко запуганный. В общем и целом такие мы и есть.

Всем известно, что хипстеры не пользуются Интернетом – вы заметили? Им словно и в голову это не приходит: кажется, на дворе все еще 1985-й и лучше библиотечных каталогов ничего не придумано. В общем, в соцсетях они ничего не обсуждают, их там просто нет. Они как бы намекают, что в их дела лучше не соваться. Может, оно и правильно: исторически сложилось, что вампиры и прочие пожиратели душ не трогают обычных ребят, не хипстеров.

Получать удовольствие. Работать изо всех сил и по возможности не быть последней сволочью.

– Я никого не целую из жалости. Я вообще ничего не делаю из жалости. Жалость оскорбляет. Она подразумевает, что ты чем-то лучше человека, которого жалеешь.