Отзывы на книгу «Закат Европы»

Взошел на Западе румяный царь природы,
И изумленные народы, не знают что начать -
Ложиться спать или вставать.
А. С. Пушкин

Очень пессимистическое предсказание будущего европейской культуры. Тем интереснее читать его столетие спустя, имея возможность сравнить написанное с действительностью и подойти к работе более критически. Несомненно, труд внушительный, интересный. Пожалуй, о хорошем все. Нет, конечно, без книги Шпенглера сложно представить себе изучение культорологии, философии, религией ведения и вообще познания культурного пространства. Однако, все ли так плохо на самом деле?

Есть расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истины, боги, страны, как есть молодые и старые дубы и пинии, цветы, ветки и листья, но нет стареющего человечества.

Аргументы и контраргументы

Дабы понять ''Закат Европы'' для начала необходимо согласиться, что цивилизация - свидетельство упадка культуры, стадий умирания, можно сказать, агония. Культура - хаотическое состояние развития, жажды познаний, цивилизация - упорядоченное состояние умирание, суть знания. Но тогда надобно признать, что космос - атрибут смерти, а вся жизнь отмерла вместе с Большим взрывом, когда из хаоса возник порядок.
Мы, как люди живущие во времена цивилизации, конечно, не можем трезво оценить положение вещей. Потому Шпенглер впротивовес нашему историческому взгляду на мир проводит краткий курс истории разных культур и цивилизаций, в том числе тех, которые были аисторичны, то есть жили моментом, не зная прошлого и будущего, как например, греки. Он осуждает нашу систему ''Древний мир - Средние века - Новое время'', находя ее в корне ошибочной и ставит современному человеку в вину, что тот дескать мало интересуется культурами древними, зацикливаясь на недавних, зачастую мало значительных для мирового процесса событиях и обходя целые культуры стороной. Но ведь, нельзя не принимать во внимание, что как бы не интересовала людей история старина, она доходит до нас обрывочно и предается искажениям, ибо нас отделяет огромный пласт времени. И вероятно, педантично описывая современность, мы облегчаем работу потомкам. Сам же Шпенгер , к примеру, огромную российскую культуру, упоминает один раз, употребив цитату из Толстого, что не говорит в защиту его ''широкого и беспристрастного'' исторического взгляда. Ко всему прочему, акцентируя на изолированности каждой культуры, ее индивидуальном пути, он сам часто срывается на аналогии.
Интересен его подход к философии культуры с математической точки зрения. И действительно, ''математическим стилем'' можно обьяснить мировоззрение и религиозные взгляды, носителей одной культурной традиции. Но нельзя не понимать при этом, что 99 % населения не обладает такими знаниями, как сам автор. И вряд ли даже талантливых художников, музыкантов, деятелей других сфер настолько глубоко интересовала математика и они умышленно пользовались ее законами.
Говоря о культуре Шпенглер указывает на то, что любая культура живёт под знаком религии, при том практически забывая об огромной массе атеистов( в т.ч. среди умных и талантливых людей, которые на поприще науке защищали и продолжают защищать свои взгляды) и второй группе , имя которой ''захожане''. Несомненно, религия - как массовое и тоталитарное( часто) явление, как образ мышления, не могла не проникнуть в искусство, а следовательно культурное пространство. Но далеко не все она определяет.
Затем, о науке. Шпенглер считает, что наука не сможет уже сделать большие открытия, она выдохлась окончательна и основы физики, химии( наук будущего) подорваны противоречащими явлениями.
Во-первых, сто лет спустя мы видим, что это не совсем так, многие моменты, перестали быть сомнительными для современных учёных. Да и само сомнение - двигатель всякой науки. Безоглядочной вере разум не нужен. И одной верой сыт не будешь.
Затем о положении культуры в целом. Разумеется, это чисто субьективное мнение. Думаю, на взгляды Шпенглера повлияло упадочное, воинственное, шаткое начало 20 века. Однако, несмотря на все отрицательные моменты, искусство продолжает существовать. Если прежде господствовала музыка, затем живопись, а ещё ранее скульптура и архитектура, думаю 20 столетие можно назвать веком кино и литературы. Меняется процентное отношение, умирают старые стили, часть не выдерживает конкуренции или за ненадобностью канет в Лету.
Всю книгу условно можно поделить на 2 части
1. Понятно и без Шпенглера.
2. Ничего не понятно.
Но пищу для размышлений чтение мне дало.
Ещё считаю , что в лексиконе автора не хватает таких слов, как ''архетип'' и ''менталитет, ''ментальность'', они бы многое пояснили. Также, взявшись сразу за многое, он не рассматривает элитарное и утилитарное искусства. Многое в данной работе чисто субьективно, несмотря на боязнь учёного выразить, навязать собственное мнение.
Читать советую, но, вероятно, в более позднем возрасте, чем я. Я же ещё не раз вернусь к этой книге.
У нас она стоит, как программное произведение университета, и , думаю, вызывает , если не уныние и тоску, то бесконечные споры( хоть это и хорошо) , но, признаюсь, мы не в состоянии найти истину.

Эта книга изнасиловала мне мозг.
Может быть, я еще не доросла до таких серьезных научных трудов, но я очень отрицательно отношусь к излюбленному подходу некоторых видных ученых, особенно это касается философов - выразить простую идею такими сложными словами, чтобы никто это не понял! И идея то, лежащая в основе книги мне интересна и импонирует, я с ней солидарна, но читать - это было жуткое испытание для моей психики. Голова от усилий трещала только так. И ведь можно было бы не растекаться мыслью по древу. Всю книгу при желании можно было бы уложить в одну научную статью страниц эдак на 15. А еще я не люблю, когда ученые становятся в позу - я самый умный, никто до этого не додумался, а вы - серая, безликая масса, слушайте и учитесь. А ведь были те, кто высказывали похожие мысли и до него. Хотя бы Данилевский, Трубецкой - их идеи кое в чем пересекаются, так что не один Шпенглер двигался в этом направлении.
В общем, просто интересующимся я не буду советовать это читать - хватит и вступительной статьи.

<…> Ибо дух — начало всякой муки. Тогда круг завершается. Лучшие, наиболее сухие души погибают в огне разума, как Фаэтон, вознамерившийся управлять колесницею Аполлона; более тяжелые души тонут в воде материальности. Природа слабеет с каждым днём, вещества распадаются, и снова прекрасная ночь покрывает всё.

Борис Поплавский. «Аполлон Безобразов», 1932

Неловко представлять масштаб разности замысла и воплощения «Запада Запада». Автору приходится отдавать свои духовидческие откровения на закланье любви к Софии, и если неявно ницшеанского молота звонкоголосой патетики он ещё избегает, то наковальня многозвучной пространности тут как тут. Претензии по части якобы бесплодного (спустя век уже очевидно — плодотворного!) умствования должны бы рассеяться у каждого, кто взял на себя труд дочитать книгу до конца (до заката?). Объяснить пятилетнему ребёнку, чем занимался Воннегут, нетяжело; чем занимался Шпенглер — сущее профанирование. (много)Сложность ответов, задаваемая «Западом», сообразна вопросам. А они в том числе таковы: возможно ли существование культурного (“культура” здесь трактуется в самом широком значении) явления, выходящего за грани доминирующего на данном историческом отрезке типа восприятия, и, соответственно, отображения? Что есть судьба — для цивилизации, народа, личности? Какие бесплотные силы вызвали к жизни, именно там и именно тогда, мраморную статую и мастерство контрапункта, дорическую колонну и масляную живопись, арабеску и неф готического собора, алгебру и анализ, алхимию и понятие радиоактивности?

Философскими камнями здесь становятся аполлонический известняк и фаустовский песчаник: недолговечность, соответствующая а-протяженной бытийственности античного мироощущения, и трагически неосуществимая экспансия в мир-как-пространство, визия которого свойственна западному духу. Вообще же — чистое, как слеза Парсифаля, противоположение привычной нам в роли «колыбели европейской цивилизации» античности и составляющего истинную духовную вотчину автора и его двойников читателей ландшафта северной Европы, могущего вылепить фугу и стрельчатые копья шпилей, рвущихся покорить небо. Рвущихся подчинить себе плоскость, преодолеть её власть. Здесь уже отчётливо поблёскивает ядро иглоподобно стройной шпенглеровской концепции: «классическое» античное и внятное нам цивилизованно-закатное западное не только не связаны родственными узами, но и в каждом сколь-нибудь крупном своём выражении глубоко антагонистичны. Эллинскому телу, единовременно, недальновидно и точечно властвующему над бытиём, Шпенглер противопоставляет ветер дикой охоты, неустанно дующий над Европой: неспокойный, никогда не знающий отдыха, не дающий спать по ночам тем, кто может слышать стихи. Это — гётевское (к Нему — отношение с придыханием) рвение, не имеющее уже гётевской творческой силы. Отклоняется, таким образом, важный аспект критики «Запада…»: для Шпенглера его опус уже есть выражение отмирания, ещё один сиплый выдох иссохшего мирового города. Одежда теории плотно подогнана к туловищу текста, и потому противоречия между излагаемым и самим актом изложения нет и не может быть — мутная диалектическая вода, скачками прочитанные знаковые системы традиционной философии не способны нанести вреда бормотанию сивиллы. Недаром несколько абзацев начинаются с (Sic!): ПРЕДСКАЗЫВАЮ.

Отдельного упоминания заслуживает трудноопределимая нежность в отношении культурных реалий. Этот “пессимист” орудует подушечками пальцев там, где (по Шпенглеру — в предсмертной конвульсии) вульгарные «-ведения» готовы провести гусеничный трактор. Анализировать, не расщепляя, изучать — не стремясь вскрыть, познать, и тем — разрушить мимолётное очарование всего непрерывно живущего, становящегося.

Превосходная поэтичность там, где этого требует стиль и род обсуждаемых материй, без патины дурного вкуса или уныния; немаркая афористичность (читать непременно с карандашом: 1, 2, 3, 4, 5...). Прозорливость же отдельных сентенций вызвала чуть ли не суеверный ужас: contemporary art как “искусство” выпускников престижных академий, игровое начало китчевого масскульта, паразитирующие наукообразности, бессилие психоанализа, цифровая грёза — всё это жужжало смятенным роем в ушах гимназического учителя истории, когда он выдавливал своё чернильно-чёрное пророчество:

Сгущающиеся сумерки в пустых, унаследованных, мимолетно оживающих на архаический или эклектический лад формах — таков конец. Полусерьезность и сомнительная подлинность господствуют над артистичностью. В таком вот банкротстве мы очутились сегодня. Это долгая игра с мертвыми формами, которыми тщатся сохранить себе иллюзию живого искусства.

Культура — это самоочевидность. Чувство отчужденности среди этих форм, некоторой тяжести, отменяющей свободу творчества, вынужденная потребность рассудочно контролировать наличное в целях его сознательного применения, гнет роковой для всего таинственно-творческого рефлексии — вот первые симптомы изнуренной души. Только больной ощущает свои члены. Когда начинают конструировать неметафизическую религию и ополчаются против культов и догм, когда естественное право противопоставляется разновидностям исторического права, когда берутся «разрабатывать» стили в искусстве, так как не выносят больше стиля как такового и не владеют им, когда государство воспринимают как «общественный порядок», который можно и даже должно изменять <…> — все это свидетельствует об окончательном распаде чего-то.

Вместе с тем: кичливое презрение к «интеллектуальной мужской проституции», коробящее своей очевидностью признание исторической обречённости прошлого, жонглирование понятием «внутренней необходимости» (впору было ставить чёрточки при каждом её упоминании!) и удивительная слепота ко всему, противоречащему теории-пике, теории-шилу. Но: тем самым теория утверждается. Становится сама-в-себе сильней, потому что имеет мощь вещать из гробницы.

Вступление я прочла с интересом. Но потом с каждой последующей страницей все меньше и меньше понимала, зачем вообще читаю это... Ключевые идеи усвоила почти в самом начале. В основной же части своего труда Шпенглер весьма пространно и, как мне показалось, замысловато пережевал все то, о чем сказал во вступлении. Он, безусловно, бесконечно умен и учен, знания его поражающие и основательные - это вызывает уважение и именно это не позволяет мне назвать его очередным занудным немцем из XX века.
Но Шпенглер одержим своим открытием. Он убежден, что стал Колумбом от истории, что говорит вещи, которые никому никогда и не снились. Это очень заметно и это мешает воспринимать его как объективного и беспристрастного созерцающего историю с той самой высоты птичьего полета. Степун в статье "Освальд Шпенглер и Закат Европы" очень точно сказал об этом: "Книга Шпенглера безусловно книга подлинного пафоса, временами, однако, досадно опускающегося до некоторой личной заносчивости, почти надменности".

Смысл всей книги наиболее полно выражен в словах: "У человечества нет никакой цели. Никакой идеи. Человечество - это пустое слово. Есть множество мощных культур, у каждой своя идея, своя жизнь и своя смерть".

Не буду советовать читать эту книгу. Но кому все же интересны идеи Шпенглера, а читать лень, рекомендую статьи Ф. А. Степуна "Освальд Шпенглер и Закат Европы", С. Л. Франка "Кризис Западной культуры" или Н. А. Бердяева "Предсмертные мысли Фауста".

ААаыыыыууэээ абырвалг
Когда-то в универе у меня был курс философии, на котором молоденькая преподавательница с фантастически синими глазами не одиножды рассказывала про то, какая хорошая книга Шпенглера "Закат Европы". Для успешного прохождения курса всё это вот читать не надо было, надо было только знать, кто из философов в общих словах думал что. Но тогда я решила, что когда-нибудь обязательно прочту эту такую хорошую книгу.
Прошло 10 лет. Наконец-то я вызрела, взялась за книгу. Ойёёёйёй. Даже после удачно прожитой с тех пор жизни, после прочтения множества книг, понимания множества жизненных вопросов и узнания множества фактов, книга осталась для меня неподъёмным гранитом. Автор оперирует какими-то сложными определениями и концепциями. Он, кажется, пытается логически что-то из чего-то выводить, но даже очевидные на его взгляд вещи для меня кажутся не связанными вообще. Автор так легко оперирует понятиями из античной культуры, что он как будто там бывал. Откуда он знает то, о чём говорит? Он думает, что они так думали, но почему он преподносит это как факты? Кроме того, автор легко упоминает всяческие математические выкладки - как бы в матише он тоже мастак, не говоря уже о своих братьях по цеху, которые вообще на каждом шагу.
Короче, всё, что я теперь знаю о философии - это надо на голубом глазу нести ахинею, имея полную уверенность в себе, и тогда о тебе заговорят. Даже совершенно не требуется говорить что-либо, похожее на истину, а предсказаниям твоим нет никакой необходимости сбываться. Казалось бы - не сбылись предсказания, значит у тебя в анализе прошлого ошибка, или хотя бы в экстраполяции. Но нет, всё равно ты великий философ и твои бредовые идеи изучают вся поголовно школяры, хотя 99,9% из них никогда не смогут ничего понять.
Кстати, нельзя заблуждаться насчёт моей преподавательницы по философии - она очень умная женщина и настоящий философ. Т.е. она профессионально могла точно так же разглагольствовать и употреблять в речи множество фактов и математических выкладок.