Отзывы на книгу «Закат Европы. Том 1»

Книга Шпенглера не просто книга: не та штампованная форма, в которую ученые последних десятилетий привыкли сносить свои мертвые знания. Она создание если и не великого художника, то все же большого артиста. - Ф.Степун, 1921, из сборника "Освальд Шпенглер и Закат Европы"

Очень трудно сказать, к какой категории относится эта знаменитая работа Шпенглера, поразившая в начале 20 века лучшие умы. Это, конечно, философия, но еще и история, культурология, история искусств, история религии и просто книга идей.

Математика и физика, история религий и политическая история, все искусства, в особенности архитектура и музыка, судьбы народов и культур – все это странно сплетаясь друг с другом, составляет единый предмет Шпенглеровских размышлений. - - Ф.Степун, 1921, из сборника "Освальд Шпенглер и Закат Европы"

Уникальные, очень интересные, и явно пессимистичные теории Шпенглера о кризисе современной Западной культуры, стали событием и до сих пор читаются с огромным интересом. Даже в России выходил сборник критических статей под редакцией Бердяева, и это только капля в море критических статей о Шпенглере.

Трудно выразить идеи Шпенглера лучше, чем это сделал Бердяев:

В этом победном шествии цивилизации умирает душа Европы, душа европейской культуры.
Оригинальность Шпенглера не в постановке этой темы. Эта тема была поставлена с необычайной остротой русской мыслью. Оригинальность Шпенглера в том, что он не хочет быть романтиком, не хочет тосковать по умирающей великой культуре прошлого. Он хочет жить настоящим, хочет принять пафос цивилизации. Он хочет быть гражданином мирового города цивилизации. Он проповедует цивилизаторскую волю к мировому могуществу. Он соглашается променять религию, философию, искусство на технику, на осушение болот и сооружение мостов, на изобретение машин. Своеобразие Шпенглера в том, что не было еще человека цивилизации, осушителя болот, который обладал 6ы таким сознанием, как Шпенглер, печальным сознанием неотвратимого заката старой культуры, который обладал бы такой чуткостью и таким даром проникновения в культуры прошлого. - Николай Бердяев, 1921, из сборника "Освальд Шпенглер и Закат Европы"

От себя же добавлю, что несмотря на пессимизм, книга читается на одном дыхании, и воспринимается как очень талантливое, где-то даже гениальное, произведение. А сам Шпенглер в начале работы ставит перед собой уникальную задачу и прекрасно с ней справляется. Он находит логику истории, и даже если мы не согласны с его теорией, теория эта фантастически интересна и написана прекрасным языком человека универсальных знаний и уникального ума.

Существует ли логика истории? Существует ли превыше
всех случайных и не поддающихся учету отдельных событий какое-то, так сказать, метафизическое строение исторического человечества, существенно независимое от очевидных популярных духовно-политических образований внешней поверхности, скорее само вызывающее к жизни эти действительности низшего порядка?

– Хорош, хорош, Михалыч! А почему себе так мало налил?

– Да нормально я налил. Тебе так только кажется.

– Ну смотри мне… С Богом!

– За твое здоровье!

– гм...гм...гм…

– хууу…гм...гм…

– Михалыч, гм... ты не смейся, я хочу рассказать тебе об одной книге. Прочел недавно.

– Ну что ж, давай – сказал он, после секундного колебания.

– Это книга о культуре. Вообще, автор образованный парень. Хотя, думаю, не все согласятся.

– Ну, это классика жанра, – махнул головой Михалыч. Непонятно только, в знак согласия или в сторону бутылки.

– Он пишет, что современный человек не может понять того, кто жил несколько сотен лет назад, потому что тот воспринимал мир по-другому. И дело даже не в годах, человек одной культуры не способен понять человека другой, так как будет воспринимать его жизнь под влиянием принципов, которые привила ему его родная культура. Например, тебе никогда не казалось, что японское сэппуку это дикость? Но можешь ли ты быть уверен, что так же думают о ней японцы?

– Хм, и вправду. Раньше даже не задумывался об этом… Давай выпьем за это.

Звук водки льющейся в стаканы. Дзынь. гм…гм…гм…гм…

– Что еще интересного, гм... нашу страну он не засчитывает в эту «Европейскую культуру». И, кажется, можно даже согласится с ним. Например, ты же знаешь, как в нашей стране реагируют на геев, постоянно высмеивают Западные страны за их толерантность, а им там нет разницы ко всему этому. Наверное, такое восприятие в нашей стране диктуется родной культурой.

– Нет, это ты уже загнул. Пидоры – они, что у нас пидоры, что у них. Лучше бы тебе таких мыслей нигде не повторять, – уверено заявил Михалыч и сразу же продолжил, – Знаешь, у меня был в университете преподаватель – веселый такой парень. Социолог.
Метод оценивания студентов у него был очень оригинальный: приходил на пару, спрашивал «кто не готов? – 0», «кто готов на три? – 3», «кто готов на четыре? – 4», «кто готов на пять? – 5». На следующее занятие: «кто не готов? – все молчат», «кто готов на 3? ¬– подняли руки те, кто был на предыдущем не готов», «Ты. Что написал Данте Алигьери? – садись – 0», «Ты. Кто такой Иммануил Кант? – садись – 0» и так по кругу. Дальше 4 и 5 выставлял на веру. Хотя иногда тоже проверку устраивал в конце пары. Возможно, ты спросишь: «Зачем все это, что же вы делали на парах?» И тогда я тебе отвечу: слушали его «рассказы».
А рассказывал он иногда такие вещи, что если бы наши преподаватели истории услышали это – смеялись бы долго или в ужасе ушли подальше. Одной из любимых его тем были «аннунаки» – рептилии, которые пришли на нашу планету в Вавилонское время и потом передавали свою кровь от поколения к поколению через все сильнейшие династии мира и по его теории сейчас их гены в США. Параноик еще тот был, но иногда были вещи разумные, например, о современной ценности бумажных денег, которые печатают теперь «от фонаря». Да и признаюсь, все эти теории были веселей, чем нудные споры двух профессиональных историков, о том в какой деревне родился лейтенант тридцать пятого полка, четвертой армии.
К чему я все это вел – твой парень, похоже, тоже из этих, хотя и не такой фантаст. Вот скажи, профессионалы-историки после публикации этой книги плевались кровью на искривление исторических фактов?

– Было что-то такое. А как ты знаешь об этом?

– Андрюша, я же закончил исторический факультет, - ответил с широкой улыбкой Михалыч, – рискну предположить, что автор книги - Шпенглер, который плевал на «факты» профессионалов истории, физики, математики ради своей идеи «упадка Европы». Его книга подожгла не одну попу современных ему ученых.

– Да и пусть его факты, возможно, притянутые за уши, но все же заставляют мозги работать. Он же говорит, что в каждой культуре есть своя математика, музыка, свое искусство. Он говорит, что античный человек, который вырос на математике Эвклида и его «целых» числах, никогда бы не понял европейца с их функциями, отрицательными числами. Не потому что дураки, а потому что они не могут смотреть в бесконечность. Для грека 2 это 2, а для европейца оно может стать 2.5, √4, -2 и другими нескончаемыми вариантами. Для грека горизонт это горизонт, а для европейца горизонт только начало.
Он начал писать эту книгу предчувствуя Первую мировую войну и победу Германской империи, а закончил ее, когда уже было все ясно. Он говорил, что Западноевропейская культура умрет, через сотню-другую лет. А что если он немного ошибся? Что, если она уже умерла вместе с его родной империей. В своем труде он говорит, что с рождением новой культуры рождается новая математика. А разве Энштейн, который разрушил «математику Нютона» (читай – теорию функций математики «европейской» культуры) своей теорией относительности, разве новые теории физиков о бесконечностях бесконечностей измерений, это не рождение нового восприятия мира?

Возможно, на наших глазах рождается новый мир, а мы как те варвары во время Великого переселения народов обреченные быть «зимой культуры» – не вкусившие побед Александра и Цезаря, но и не дожившие до Микеланджело. Возможно, то человечество, которое каждый день безумно метается по миру, как насекомые перед грозой и бьется в конвульсиях от ежедневных волн депрессий, которое не может понять «что оно такое и куда оно идет» станет в итоге матерью новой культуры и цивилизации, матерью, которая родит уже не человека, а только человекоподобное создание, матерью, которая должна умереть во время родов и быть забытой своим выводком, как мы забыли тех варваров из Темных Веков. Возможно…

Внезапно на них пролился поток яркого света. Это кассирша Юля открыла дверь ларька и осветила беседку с двумя стариками. Один был чем-то сильно возбужден и сразу же посмотрел в ее сторону, другой уже спал, опершись на правую руку.

– Андрей, звонила ваша жена и попросила вас идти домой, по-хорошему. Говорит, вы завтра должны принимать экзамен в одиннадцатиклассников. И еще отведите, пожалуйста, Михалыча домой, у него первый урок в десятом классе.

Витгенштейн посоветовал мне прочитать “Закат Европы” Шпенглера. Он сказал, что эта книга может меня научить чему-нибудь относительно той эпохи, в которую мы сейчас живем. Это может быть противоядием против моего неизлечимого романтизма. Прочтя эту книгу, я сказал ему:
ДРУРИ: “Шпенглер хочет отлить историю в формы, а это невозможно”.
ВИТГЕНШТЕЙН: “Да, ты прав, нельзя отливать историю в формы. Но при этом Шпенглер отмечает интересные параллели. Я не доверяю Шпенглеру в деталях, он слишком часто неточен. Однажды я написал, что если бы Шпенглер имел мужество написать совсем короткую книгу, это могла бы быть великая книга”.

Всё именно так и есть.
Я бы продолжил мысль: если бы Шпенглер имел мужество написать лирическое стихотворение или какую-нибудь повесть о любви или приключениях (речь идет, конечно же, о короткой книге), снабженную его идеями из увесистого Заката Европы (по правде говоря хватит одного предисловия), то это был бы самый великий писатель на земле.

Всегда подозревал, что подобные книги заслужили свою репутацию во многом благодаря непонятности и огромности. Главные мысли Заката Европы можно выразить на нескольких страницах. Но добраться до них надо еще постараться. Они скрыты в толще рассуждений Шпенглера, который смешал в кучу, историю, математику, географию, архитектуру, музыку, философию, литературу и все в таких зубодробительных комбинациях, что только сначала кажется - все понятно. Ведь шпенглеровская мысль не летает прямо, она то спикирует к грешной земле, то напустит философского тумана, то нырнет в мутную водицу истории. От ее стремительных маневров у меня зарябило в глазах. А еще целые страницы примерно таких выражений:

Природа есть образ, посредством которого человек высокоразвитых культур сообщает единство и значение непосредственным впечатлениям своих чувств. История есть образ, посредством которого человек стремится понять живое бытие мира в отношении к своей собственной жизни и тем самым сообщить ему более глубокую действительность.

Когда таких предложений два-три они легко расшифровываются, но когда они следуют страница за страницей, ты запоздало вспоминаешь, что не учился на философском факультете. Плотность мыслей такова, что Шпенглера (местами) надо бы читать не спеша и вдумчиво, может даже по несколько страниц в час.
Щас! Кто добровольно расстанется с такой кучей времени!? Мне пришлось на время убить дракона тщеславия и смириться с тем, что я не все понимаю. Короче основные мысли Шпенглера, почерпнутые из Введения.

История делится на Древность, Средневековье и Новое время. - «Устарело!» – восклицает Шпенглер. Нет общей истории человечества. Есть удивительные и самодостаточные культуры, которые рождаются, переживают взросление, становятся зрелыми, потом вырождаются и умирают.

Я вижу множество могучих культур, с первозданной силой расцветающих на лоне родной местности... каждая из них имеет собственную идею, собственные страсти, собственные жизнь, волю, чувство и собственную смерть…

Западная цивилизация, в этом смысле, не есть высший «этаж» человеческого развития, где нижележащие «этажи» - это древние и сравнительно недавно существовавшие культуры. Эта одна из культур, которая, как и другие, умрет.

Существуют расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истина, боги, местности, подобно тому как бывают молодые и старые дубы, пинии, цветы, ветви и листья, но нет никакого стареющего «человечества»…. Профессиональный же историк представляет историю в виде ленточного червя, неутомимо «прикладывающего» эпохи.

Вывод второй. Шпенглер превозносит культуру и ругает цивилизацию. У него это не одно и то же. Одним из признаков цивилизации по Шпенглеру является возникновение мирового города, который правит жизнью, а вся остальная местность превращается в провинцию. Мировой город у него наделен такими чертами:

Мировой город означает собой космополитизм вместо «родины»; холодное преклонение перед фактами вместо благоговения перед традицией и исконным; научное неверие, своего рода окаменелость вместо предшествовавшей религии сердца… Мировой город населен не народом, а массой. Ее непонимание традиции и борьба с традицией, которая является, в сущности, борьбой с культурой (с дворянством, церковью, привилегиями, династией, условностями в искусстве, границами познания в науке), ее острая и холодная рассудочность, превосходящая мужицкую рассудительность, ее натурализм в совершенно новом смысле, идущий во всех половых и социальных вопросах гораздо дальше Сократа и Руссо и возвращающийся к первобытным инстинктам и состояниям, ее «panem et circenses» (хлеба и зрелищ), снова появляющееся в настоящее время под личиной борьбы за заработную плату и спортивных состязаний, – все это, в противоположность окончательно завершенной культуре провинции, есть выражение совершенно новой, поздней и лишенной будущего, но неизбежной формы человеческого существования.

Для Шпенглера цивилизация - это время застоя, конечная закостенелая форма культуры, которая характеризуется отступлением от традиций, рационализацией философии и всего быта. У него есть интересные замечания про искусство последней эпохи.

Принадлежностью культуры является гимнастика, турнир, агон; принадлежностью цивилизации – спорт. Этим отличается эллинская палестра от римского цирка. Само искусство становится спортом – таков истинный смысл формулы искусство для искусства в присутствии утонченной публики знатоков и покупателей, идет ли речь об овладении абсурдной массой инструментальных звучностей, о преодолении гармонических трудностей или о «разрешении» красочной проблемы. Появляется новая философия фактов, с насмешкой относящаяся к метафизическим спекуляциям, новая литература, составляющая потребность для интеллекта, вкуса и нервов столичного жителя, непонятная и ненавистная провинциалу.

Резюме.
Читать иногда интересно, но чаще - муторно. Когда автор начинает писать про числа, время, судьбу, причинность и пр. хочется поскорее продраться сквозь этот дремучий лес. Но и продравшись никакого просветления не чувствуешь. Второй том, если и читать - то только по диагонали.