Отзывы на книгу «De profundis»

На календаре еще только март, а я, похоже, встретила одно из лучших для меня произведений 22 года - невероятно пронзительную, душераздирающую исповедь классика века девятнадцатого. Это очень горько и невыносимо тяжело читать - как всегда читать о несправедливости и боли - и вместе с тем это бесконечно красивое послание потомкам, а не только виновнику всех страданий Оскара Уайльда.

Альфред Дуглас (впрочем, все знавшие его и сам Уайльд звали его обычно Бози), сын маркиза Куинсберри, "златокудрый мальчик", разделил жизнь великого писателя на "до" и "после" (после - было коротким и ужасным), на свободу и тюрьму. Высосав из него все силы (творческие в том числе), все богатство, он оставил его умирать - в прямом смысле - в Редингской тюрьме. Уайльд не умер, слишком велика его была воля к жизни, слишком сильным было неистовое желание еще раз вдохнуть свободный воздух; но и прожил после освобождения немного: в 46 лет не стало гениального писателя. Причиной смерти стало последствие травмы, полученной в заточении.

Сколь много он мог бы еще написать и подарить поклонникам своего таланта, судьба же распорядилась иначе. Как справедливо замечает он в этой Исповеди, за все и всегда приходится расплачиваться, за чувства - в том числе и особенно за чувства...

Исповедь - то многогранное произведение, которое читать нужно не спеша, слишком много всего здесь: жгучей обиды на человека, которого писатель считал близким другом (он до последнего, кстати, утверждал, что Дуглас - лишь его близкий друг, не более того), а тот оказался предателем, изменником и подлецом; чувства вины, раскаяния (как же напоминает все это "Портрет Дориана Грея". Нет, все-таки писатели умеют в какой-то мере предвидеть будущее...) и вместе с тем сколь много здесь красивых рассуждений о вере и о Христе, о сути подлинного Искусства и настоящей Человечности. Начинающееся в мрачных, темных красках, к концу оно поражает своими вдохновляющими мотивами. Мы словно воочию наблюдаем перерождение человека, много познавшего, способного - только вдумайтесь - простить. Несправедливо обвиненный, он находит в себе силы простить человека, причинившего ему по сути одно лишь зло. Живший за его счет "мальчик" ни разу не посетил своего друга в тюрьме, не написал ему ни одного письма, издевался над писателем, сам оставаясь на воле. Урок христианского прощения и смирения дает всем нам Оскар Уайльд. Его истинной любовью всегда было лишь Искусство; похоже, лишь оно и хранило ему верность...

Написанное в 1897-м, послание увидело свет только в 1905-м, спустя 5 лет после смерти писателя, чтобы навсегда остаться в памяти человечества. Не читала ничего красивее, глубже, трогательнее и печальнее. Исповедь сломанного человека, но не сломленного...

Нечто подобное и ожидалось, но надежда не покидала до последнего момента. Никогда больше не стану читать нехудожественных произведений Оскара Уайльда (ОУ). Из всех клоунов, существующих в мире литературы, он один из немногих, кто достиг таких небывалых высот, что ему можно простить многое - дичайшее самолюбование, надуманные страдания, размазывание слез по щекам - все то, что является вполне обыденным и позорит гордое звание мужчины. Само собой напрашивается желание записать-таки ОУ в гомосексуалисты, но этого не хотел он сам. Его Исповедь представляет из себя очень длинное письмо, бесконечный скулеж и жалобы ОУ на непристойное обращение общества в лице его отдельных представителей по отношению к его венценосной особе.

При этом это все тот же Оскар Уайльд с его оригинальным мышлением, самоуверенностью и любовью к парадоксам. Тот, да уже и не тот. Во-первых, лично я впервые в таком объеме сталкиваюсь с ним, с настоящим. На страницы Исповеди в полном объеме вываливается все то, что тщательно скрывалось в произведениях ОУ, а именно - его личность. Больше прятаться было невозможно. Во-вторых, этот человек уже не совсем ОУ. Он изменился, изменился в общечеловеческом понимании в лучшую сторону, в нем проснулись вера в Бога, Страдание, Любовь, что там еще. Но, пользуясь столь любимым некогда самим ОУ языком парадоксов и противоречий, можно было бы изречь что-то типа "чем больше творец улучшается, тем меньше он становится творцом". Нудных праведников вагоны, а ОУ один. Был один. И умер еще при жизни.

При все при этом Исповедь написана как художественное произведение. Если ко всему к этому подходить по-прежнему, как к одному из предыдущих произведений автора, то не следует буквально воспринимать все то, что размазано на сотни страниц периодическим порожняком, часто повторяется одно и то же - что же это? Зомбирование себя или читателей? Напрашивается мысль, что вся Исповедь написана с определенной и вполне реалистичной целью. С целью оправдаться перед собой, друзьями, обществом, и, наконец, судьями. Не думать же, право, что Оскар Уайльд просто решил поскулить, пожаловаться на своего любимого мальчика, собрать по крохам свое пошатнувшееся эго, прилюдно всем рассказать - как он страдает, раскаялся и смирился. Здесь же придется допустить мысль о существовании в его жизни гомосексуализма и приписать это его творческой бунтарской натуре. Как говорила Фаина Раневская, человек имеет полное право на свое усмотрение распоряжаться собственной жопой. Если опять же, опираться на слова самого ОУ, то человек творческий просто не может быть счастлив в обычном понимании этого слова. У него не может быть рядом близких, с которыми ему хорошо, чтобы жизнь его не превращалась в обычную, ничем не примечательную банальщину. А вот тюрьма, тюрьма обязательно. Достаточно противоречий, Оскар?

Осознание того - как все было на самом деле, где скрывается портрет Дориана Грея и кто настоящий Оскар Уайльд, не дает ничего. Ибо несокрушимая вера в того, другого Оскара Уайльда, в ту сказку, что он создал, тот образ, что стал волшебным - эта вера фанатичная и никуда не денется. Если бы мы не умели заблуждаться, то не смогли бы называться людьми. Не верьте раскаявшемуся Оскару Уайльду. Это его очередная шутка.

P.S. Где были многочисленные почитатели Оскара Уайльда, когда его судили?

P.P.S. "мы должны жить подобно цветам. Дети - образец, походить на который должен стараться каждый".
Тети и немногочисленные дяди! Вам мешают ваши писи. Вы забыли, что сами были маленькими детьми. Ля-ля-ля. Но, когда вы сейчас это вспоминаете, то ведете себя не как дети, а как взрослые мудаки, впавшие в маразм. Жаль, что вы в основном тети. Дядям легче - чик-чик ножницами и ну, марш в песочницу. Тетям сложнее. В общем, о чем-то таком Оскар Уайльд и хотел сказать, но не сумел.

Это письмо я могла прочесть еще в сентябре две тысячи десятого года - в библиотечном издании "Портрет Дориана Грея" было и оно. Но на тот момент мне хватило и знакомства с одним из главных произведений автора, дошла только сейчас.
Я не зря назвала книгу письмом. Это самое личное, самое красивое письмо. Оно - обнаженная, обожженная душа гениального писателя, угодившего в тюрьму - исповедь. Эта исповедь - невероятно философское, охватывающее широчайший спектр проблем и выводов, письмо, письмо о жизни, о высоком... Я думаю, что это одна из тех книг, которые бесспорно нужно перечитывать раз в несколько лет, чтобы постичь, впитать как можно больше.
Подумать только, сколько же времени зрела эта душевная рана, трепетала, терзая сердце заключенного Уайльда! Сколько же горьких слов вызрело за годы заключений, сколько же выводов сделано! Рану прорвало, прорвало немыслимой болью, вопиющей несправедливостью... Все, что хотелось кричать, чтобы услышали, все о чем Оскар вынужден молчать; вся сущность души одного из ярчайших писателей своего времени, души обновленной тюремным заключением - вот что такое "Тюремная исповедь":

Наверное, для тебя то, что было три года назад, — давнее прошлое. Но для нас, обитателей тюрьмы, чья жизнь лишена всякого содержания, кроме скорби, время измеряется приступами боли и отсчетом горестных минут. Больше нам думать не о чем. Может быть, странно это слышать, но страдание для нас — способ существования, потому что это единственный способ — осознать, что мы еще живы, и воспоминание о наших былых страданиях нам необходимо, как порука, как свидетельство того, что мы остались самими собой.

Заключенный жаждет от своего адресата искренности и честности, каких не было ранее в их отношениях, он жаждет пробудить в невидимом собеседнике мудрость, хочет помочь ему осознать и проанализировать произошедшее, пишет о переменах, пытается донести их смысл до Альфреда Дугласа. Подобная исповедь - мощнейший стимул задуматься о себе, и это как минимум. Прямолинейно, искреннее, с чувством он преподает лучший из уроков:

Может быть, ты окружен не той бесполезной роскошью, в которой ты жил со мной, но все же вокруг тебя все ласкает глаз, и слух, и вкус. Жизнь для тебя по-прежнему прекрасна. И все же, если ты хочешь, чтобы она стала еще прекраснее, но уже по-другому, пусть это ужасное письмо — а я знаю, что оно ужасно, — станет для тебя серьезным кризисом, переломом в твоей жизни, когда ты будешь его читать, как стало оно для меня, когда я его писал. Твое бледное лицо легко загоралось румянцем от вина или от удовольствия. Если же при чтении этих строк его опалит стыдом, как жаром раскаленной печи, тем лучше для тебя.

Это самое подробное, неприятное, но мудрое письмо кричит, призывает измениться, сделать выводы, прислушаться и не растерять по молодости все шансы стать мудрее, лучше, опытнее...

Начинаешь ли ты понимать хоть самую малость? Просыпается ли твое воображение, так долго погруженное в мертвый сон? Ты уже узнал, что такое Ненависть. Приходит ли к тебе прозрение, узнаешь ли ты, что такое Любовь, поймешь ли саму природу Любви? Тебе еще не поздно затвердить это, хотя для того, чтобы дать тебе этот урок, мне пришлось попасть в тюремную камеру.

Дальше...

Тюрьма стала для Оскара Уайльда жесточайшим уроком, шансом для самопознания, совершенствования, для новых выводов. В отличии от большинства заключенных он не разучился чувствовать, понимать, не ожесточился, а даже наоборот - взаперти, вдали от всех он, как скульптор, вылепил нового себя, создал во многом совершенно иную личность по крупицам. Перерождение, настоящее перерождение.

Мне необходимо сделать так, чтобы все, что со мной произошло, обратилось для меня в добро. Дощатые нары, тошнотворное пойло, жесткие канаты, из которых щиплешь паклю, пока кончики пальцев не онемеют от боли, физическую работу, которой начинается и кончается каждый день, грубые окрики, которые здесь в обычае, чудовищный наряд, превращающий страдальца в шута, молчанье, одиночество, стыд — все это вместе и по отдельности мне нужно претворить в духовный опыт. Все телесные унижения — все до единого — я должен использовать для возвышения души.

Я со своей стороны требую одного: если я осознаю все, что выстрадал. Общество тоже должно осознать зло, которое оно мне причинило: чтобы ни с той, ни с другой стороны не осталось ни обиды, ни ненависти.

Напиши мне о себе с полной откровенностью: о своей жизни, о своих друзьях, о своих занятиях, о своих книгах. Расскажи мне о твоем томике и о том, как он был принят. Скажи о себе все, что придется, и скажи без страха. Не пиши того, чего не думаешь, — вот и все. Если в твоем письме будет фальшь или подделка, я сразу же распознаю ее по тону.

Не забывай, в какой ужасной школе я получаю свои уроки. Если во мне еще нет совершенства, нет цельности, ты все же можешь еще многому у меня научиться. Ты пришел ко мне, чтобы узнать Наслаждения Жизни и Наслаждения Искусства. Может быть, я избран, чтобы научить тебя тому, что намного прекраснее — смыслу Страдания и красоте его. Твой преданный друг
 Оскар Уайльд

Я буду учиться, спасибо за бесценные уроки жизни!

Читая, ощущаешь себя так, словно тебя впустили в чужую душу, вытащив наружу всё то, что обычно занавешивают, скрывая за семью печатями. Было несколько неловко чувствовать себя случайным свидетелем чужой драмы.

У меня осталось двоякое впечатление от прочитанного. С одной стороны, прониклась историей Уайльда, сочувствовала ему всей душой, не с тем человеком он связался и, конечно, не заслужил того, что за этим последовало. Насколько же циничен был этот суд, словно он единственный, кто состоял в связях, неодобренных обществом. Как минимум, почему там не было того же Альфреда.

С другой стороны, не понимала его слабохарактерности, как он так долго позволял юнцу вытирать об себя ноги. Даже если это была такая любовь, слепая или болезненная, то себя любить необходимо больше. Насколько же токсичными выглядят такие отношения, от которых следовало бежать без оглядки.

Альфред же вызывал один лишь негатив, даже поражаешься, что бывают такие эгоистичные люди, которые заботятся лишь о себе. Приходят, когда угодно, уходят также, транжирят чужие деньги, устраивают истерики и закатывают скандалы, делая вид, что так надо и после даже не извиняются, ожидают, что рядом с ними будут в горе и болезни, но сами бегут как от чумы, если это требуется от них самих.

Его мать не лучше, повесила свои промахи и ошибки в воспитании сына на чужого человека, обвиняя его во всех смертных грехах, зная, что за человек её сын. Слабая во всех смыслах женщина, которую даже как-то и не жаль. Ей не хотелось ссориться с сыном, объясняя ему элементарные вещи, поэтому ей проще было не замечать ничего. Про отца вообще молчу, такой же кадр, как и сыночек.

Ужасная, неприятная семейка, вызывающая отвращение и негодование. И как только Уайльда угораздило с ними связаться и не сбежать сразу же. Почему его блистательный ум ему не помог? Такой талант пропал, скинутый на самое дно общество. Безумно жаль. За Оскара горько. Нет слов, дабы выразить обуревающие меня чувства, читая о его жизни.

Лишь в который раз восхищаюсь его слогом, тем, как красиво и изысканно он строит слова в предложения – изречения, острые, словно бритва и всегда разящие в цель. Их великое множество и хочется растащить на цитаты. И кто знает, сколько Уайльд бы ещё написал, не случись с ним эта роковая дружба. Жаль, что мы так рано потеряли такого гения(.

De Prófundis — письмо-исповедь, написанное Оскаром Уайльдом в Редингской тюрьме, обращённое к лорду Альфреду Дугласу, из - за которого он, собственно говоря, и оказался в тюрьме.
Наверное, ни одно из ранее прочитанных мною произведений, не вызвало такое чувство раздвоения. С одной стороны, это произведение - шедевр! Отличный слог, богатый словарный запас, изящные фразы. Ах, как он умеет подобрать правильные и точные слова, какие эпитеты! А вот с другой...50 000 слов жалоб и стенаний. Мне кажется, далеко не каждый человек способен дочитать такое до конца. Сколько раз я бросала книгу, а затем возвращалась к ней снова и снова. Да, Уайльд вложил в эту исповедь всю свою боль, всю свою душу вывернул наизнанку. Вместе с рукописью он заново прожил свою жизнь. Читать это было невероятно тяжело в моральном плане. Было ощущение, как-будто подглядываешь в замочную скважину. Эта книга буквально встряхнула меня и вывернула наизнанку.