Я не знаю, что вам сказать. Мы никогда не говорили об этом, Рома даже не заикался, – пожимаю плечами. – Я думала, ему нравится то, чем он занимается.
– Как? Ты, что ли, ничего не делаешь для того, чтобы он не вернулся в отряд?
Она говорит таким тоном, словно речь о чем-то совершенно очевидном. Будто бы я умышленно предаю и его, и её. Смотрит на меня не моргая.
– А надо разве что-то делать?
– Конечно! Его год назад подстрелили эти твари, и он снова туда лезет! Ничему жизнь не учит. Какой знак ему ещё нужен? То ножом порезали, то из пистолета… Нам с тобой следует объединиться и повлиять на него, – а потом она добавляет слова, которые и вовсе выбивают меня из колеи. – Мы с Машей столько сил потратили, чтобы его образумить! – причитает. – Целый год жили спокойно, и вот опять. Ты же знаешь, что его – всё, – она обреченно махнула рукой, – приняли обратно? Прошёл докторов. Вылечили, можно дальше использовать как пушечное мясо!
– Да, знаю, конечно, – вообще-то, мы отмечали это событие. Мне и в голову не приходило, что нужно было устраивать траур.