Девушка за стойкой приподняла накрашенные брови, явно недоумевая – что связывает такую разную по возрасту парочку, но с улыбкой предложила им пройти за столик. В витрине под стеклом были выставлены аппетитные пирожные, пироги и булочки.

– Я и не знала, что здесь такое кафе. Надо будет зайти сюда с Ванечкой.

– Я, пожалуй, тоже стану здесь завсегдатаем, – с явным удовольствием откинулся на спинку дивана Владилен Львович. – Мне же можно выходить из здания? Не только ж во дворике траву топтать?

– Конечно, можно! Главное, чтобы с вами ничего не случилось за пределами клиники. Мы же несем ответственность…

– Клиника – это вы хорошо обозвали дом престарелых. А перед кем вы несете ответственность? – старик дернулся вперед и лег грудью на столик, отчего тот тихо скрипнул.

– Перед вашими близкими, – опустила глаза Василиса, понимая, что избежать тяжелого разговора не удастся.

– Моим детям наплевать, что со мной происходит, как и большинству так называемых близких, сдавших нас на ваше попечение. В родительские дни можно пересчитать по пальцам к кому приезжают дети или родственники. Иногда приезжают старые друзья или сестры. Но я думаю это для того, чтобы еще больше ценить собственное положение и отдавать своим деткам последние крохи, чтобы не оказаться соседом по койке.

Василиса молчала, пытаясь подобрать правильные слова, утешить старика, как – то подбодрить.

– Простите, моя хорошая! Обрушил на вас свою горечь. Сам виноват во всем, только сам. Моим детям не за что меня любить. Бросил их и супругу, которая со мной верой и правдой сорок лет прожила. Решил, что заслужил еще разок порадоваться жизни. Можно подумать, что не было у меня этой радости, что в оковах жил! Нет, и жену любил, и ладил с ней всю жизнь, и детей она мне хороших родила и воспитала…

А та ворвалась в жизнь, как лавина, огнем выжгла все внутри, заслонила собою всю мою прошлую жизнь. Только о ней и думал, только и мечтал, как заживу молодо и заново.

– А где вы с ней встретились? – грустно спросила Василиса.

– Она меня к себе в адвокаты пригласила. Знала, что я лучший был в городе.

– Так она преступница была?

– Бесом в образе ангела она была. Хотя на ангела и мало смахивала: глаза зеленые, взгляд наивный, волосы рыжие, словно языки пламени за спиной. Я, как увидел ее в первый раз, так сразу и влюбился, как мальчик невинный. Она мне в глаза смотрела, слезы роняла, клялась в своей невиновности, говорила, что оговорили ее люди из зависти. Улики все против нее, доказательств море…. Но я сумел добиться оправдательного приговора. Это мое последнее дело было. После суда мы с ней не расставались. Документы я ей чистые сделал, и уехали мы в сказочную страну Италию, где у меня друг жил. Домик она присматривала, чтобы был, как в ее снах, которые она в тюрьме видела.

– А что потом? – спросила Василиса с интересом, прервав глубокое молчание.

– Дом купила, попросила, чтобы на нее оформил, все боялась, что сыновья мои у нее отбирать начнут имущество. Я же им квартиру только оставил, в которой мы тридцать лет прожили, да дачку небольшую. А все свои накопления с собой забрал, в новую жизнь. Ну, два года с небольшим моя новая жизнь продлилась. Я был счастлив. Словно вновь познавал жизнь во всех ее проявлениях. Открывал новые вкусы, посещал новые страны, любил красивую, молодую, свободную женщину. Меня не любили, это я чувствовал, но как мне тогда казалось, мне были благодарны. И я одаривал свою королеву за эту благодарность, чем мог. Любое желание выполнял, как фей.

– Кто?

– А знаете, Василиса, я заметил, что нет в языках мира феи мужского пола. Ну, той, что исполняет желания. Вот и звал себя феем.

– Почему? Желания исполняет добрый волшебник или Дед Мороз, в конце концов.

– Ну, значит, я был круглогодичным Дедом Морозом. И никогда мне не доставляло это такого удовольствия. У жены моей запросы были более чем скромные – к золоту равнодушна была; сумку или кофточку дешевенькую купит и счастлива, для детей она сама подарки покупала. Книги любила, альбомы разные по искусству. А тут! Кабриолет, драгоценности от известных фирм, поездки на самые дорогие курорты, бесконечные процедуры для поддержания красоты. Я был счастлив от той мимолетной радости в ее глазах, когда она принимала очередной подарок. Потом она попросила купить ей салон с этими самыми процедурами – хорошее вложение денег, как мне объяснили, которое дает отличный доход. Короче от моих солидных накоплений мало, что осталось.

– И где она сейчас?

– Мне позвонил один влиятельный бизнесмен и попросил прилететь в Москву, чтобы вести его дело. Он хотел, чтобы именно я представлял его в суде. Оплату за мои услуги назначили запредельно высокую, и Ася уговорила меня согласиться. Она радовалась как ребенок, что мы с ней сможем побывать на Родине. Говорила, что скучает. Я не мог отказать.

Кофе в чашках остыл, на улице зажглись фонари, мимо окон кафе торопливо возвращались домой усталые питерцы. Василиса немного нервничала, она скучала по Ванечке и знала, что и он ее ждет, сидя рядом с нянечкой. Садик был круглосуточным, но Василиса забирала сына домой каждый вечер. Правда, он все равно волновался, что и его могут оставить вместе с другими детишками и каждое утро уточнял: заберут ли его сегодня домой?

Но прервать грустные воспоминания старика Василиса не могла. Она чувствовала, как важно ему кому – то рассказать о своем наболевшем. Ему не нужна была помощь, он не ждал сочувствия, жалости и прощения, его боль и его грехи оставались с ним. Но ему надо было прервать свое молчание, облегчить свою раненную душу. И Василиса слушала и поражалась, в какое море страстей может погрузить себя умный, знающий жизнь и людей человек.

– В Москве Ася сразу из аэропорта поехала навестить больную подругу, как мне было сказано, и в гостиницу я устраивался сам. Она вернулась только под вечер, а я весь день пытался дозвониться до своего клиента, но на связь со мной не выходили. Она принесла с собой бутылку моего любимого виски и предложила отметить возвращение. Виски пью только я, Ася налила себе коньяк из мини бара…

Очнулся я в больнице, кажется через неделю. Асю я больше не видел. Мало того, и в гостинице ее никто не видел. Даже камеры видеонаблюдения не заметили красавицу с рыжими волосами. Поэтому все мои россказни о том, что меня отравила гражданская супруга, никто не принимал во внимания. Выжил из ума старик, решил свести счеты с жизнью. И дела то никакого никто не заводил. Через старого друга нашел сына, он и привез меня в Питер. За всю дорогу слова мне не сказал. Только на прощание так посмотрел мне в глаза… – губы у старика впервые за весь рассказ затряслись, он торопливо полез в карман и вытащил белоснежный платок.

– Ну, ведь можно было найти ее в Италии? У вас же там дом остался? – принялась искать решения Вася.

– Да и что с того? Ну, приеду к ней, хоть и сомневаюсь, что она ждет меня в том доме, и что скажу: «Почему ты меня не любишь?» Смешно! Самое страшное, что я только сейчас понимаю, как это смешно. Всегда морщился, когда смотрел на картину «Неравный брак» помните? Когда морщинистый старик стоит перед священником с молоденькой заплаканной девушкой. И сам оказался в роли такого старика.

– Ну, вот это уж, точно не про вас! Там старик покупает свою невесту – чистую, безвинную. А вас в прямом смысле развели по всем параграфам, как сейчас молодежь выражается. Да еще и убить пытались. Это уже вообще преступление. А вы хотите ее наказать? Или увидеть?

– Нет, даже не думал никогда об этом. И видеть больше не хочу. Пусть живет с миром. Она для меня сейчас, как укор всем моим прегрешениям. Сам виноват, что не справился со своими чувствами. Сыновей только видеть хочу, Игоря и Левочку – это младший. Но они меня не простят. Это я точно знаю, сам бы не простил никогда! Такую грязь развел! Василиса, засиделись мы с вами, у вас же сынок в садике. Пора в застенки возвращаться.

Владилен Львович неуклюже поднялся, от долгого монолога его голос совсем перестал ему подчиняться и он едва шептал. Но глаза его просветлели, заблестели в вечерних огнях, на морщинистых щеках румянец появился.

– Давайте вместе зайдем в садик, а потом мы с Ваней вас проводим, – предложила Василиса.

– Это вы так проявляете свою жалость? – взглянул с болью старик.

– Глупости, какие! – строго посмотрела на бывшего адвоката Василиса. – Ванечке хочу доставить радость от общения с дедушкой. Мои родители далеки от сентиментальных проявлений чувств, живут музыкой и учениками. Сашу вот отметили, талант обнаружили, а с Ваней им играть некогда. Так, что окажите любезность, побудьте сегодня посаженным дедом.

– Тогда я куплю ему пирожное! Вы позволите? – И, не дожидаясь ответа, старик направился к буфету.

* * *

Поздним вечером на маленькой кухне с фотообоями, на которых голубая волна ласкала белый песок, тихо, чтобы не разбудить Ваню, причитала и рыдала Татьяна.

– Вась, ты представляешь, она ходит по моей кухне в его рубашке с запонками, которые я ему подарила на нашу годовщину. Я не могу это понять, Вась! А меня словно не существовало. А мы с Мишей этот дом по кирпичику строили, каждую стенку, каждое окошко с любовью возводили. Нам было так интересно этим заниматься. Ехали каждый день после Мишиной работы и радовались, что еще один уровень кирпичей поднялся. Комнаты детские планировали. А теперь… У-у-у!

– Ну, что ты, что ты, Танюша! – пугалась Василиса этих завываний. – На еще выпей.

– Да не берет меня эта водка. Я вообще ее не пью, – отмахивалась Таня, но рюмку каждый раз поднимала и выпивала ее одним махом, как заправский пьяница. – Мы с Мишей иногда вина хорошего красного по бокалу выпивали.

– Где ж я тебе хорошего возьму? Может, заснешь? – с тревогой глядя на подругу, произносила Василиса. – Я тебе на Сашкином диванчике постелю, а Ваню к себе перенесу, а то утром проснется, испугается.

– Вася, ну переночую я у тебя сегодня, завтра, а дальше?

– Что, дальше?

– А потом куда меня девать? Они об этом не подумали? Просто выбросили меня, как надоевшего котенка и дверь закрыли.

История пошла по очередному кругу. Таня как пластинку из раза в раз повторяла свои обличительные вопросы, но, ни она сама, ни Василиса, не могли найти на них ответ.

– Как сегодня твой адвокат сказал? – произнесла Татьяна охрипшим от слез голосом.

– О чем, Танечка?

– Он сказал, что жизнь показывает нам свою обратную сторону. Вот только зачем она это делает?

– Это не оборотная сторона, это скорее ее второй вариант.

– Вась, и ты смирилась с этим? – Таня обвела рукой маленькую кухню.

– Знаешь, как сказала моя Сашка – это не самый худший вариант. Мы могли оказаться и под мостом. Но нас приютила одна очень хорошая женщина. Просто отдала нам свою квартиру и сказала: «Живите!» А теперь я говорю тебе: живи с нами, Танюшка! И не думай пока о том, что будет завтра. Я научилась жить одним днем, это даже успокаивает. Наверное, душе надо немного прийти в себя от пережитого, окрепнуть. Вот она и впадает в спячку: день прошел и славно! Попробуй так, Танюша! А сейчас пойдем спать. Мне утром на работу надо.

Глава вторая. Нынешняя жизнь

Таня решила, что спать ляжет, а просыпаться не будет. Не сможет проснуться в своей новой жизни без Миши, без дома. Она долго подбирала синоним к слову «новая», но так и не смогла определить, как ей назвать свое теперешнее положение. «Новая жизнь» – звучало как – то издевательски. «Другая жизнь» – звучало и вовсе траурно. Наконец, определение «нынешняя», как показалось Тане подходило к ситуации. С этими мыслями она и заснула в твердой уверенности, что утро она не увидит. Странно, но эта мысль ее не пугала.

– Ты кто? Почему тут лежишь? – цепкие маленькие пальцы впивались в плечо и теребили его из стороны в сторону.

С трудом удалось приоткрыть опухшие от ночных слез глаза. Перед ней стоял Ваня Юрьев и с интересом разглядывал ту, которая занимала место сестры.

– Я Таня. Помнишь, я приезжала к тебе, когда ты был маленький? Мы еще с тобой бегали по газону с красным мячом.

Мальчик пожал плечами, продолжая гипнотизировать Таню взглядом кофейных глаз.

– У тебя тоже дом отобрали? – задал он не детский вопрос.

Отдохнувшие воспоминания оживились, и в свете тусклого утреннего света набросились на Таню с удвоенной силой. Она смогла только покачать головой, чтобы не пугать ребенка рвущимися из груди рыданиями.

– Это кто тут у нас проснулся? – в комнату вошла Василиса и подхватила мальчика на руки. – Доброе утро, Танечка. Сейчас будем завтракать, а потом пойдем на работу.

– Ты хочешь, чтобы я тоже пошла с вами на твою работу? – спросила Таня немного озадаченно. Она планировала провести этот день в одиночестве, позволяя только горьким соленым слезам посещать ее время от времени.

– Конечно, чего тянуть? У нас как раз есть ставка медицинской сестры. Со стариками проще, чем с детишками. Они, по крайней мере, в большинстве своем точно знают про свои болезни. Но без медицинского присмотра и им нельзя. Надо только немного восстановить утраченные навыки.

– Это, какие? – Таня с ужасом рассматривала себя в зеркало: глаза почти заплыли, а нос и губы распухли, но последние ее даже порадовали: «Как у Джоли!»

– Ну, например: как ставить капельницы, как делать внутривенные инъекции. Без этого – никуда.

– Ой, я это даже не проходила, кажется, – испугалась Таня.

– Должна была проходить. На практике.

– Нет, Вась, я не смогу. Ты что? Я же почти не работала после института.

– Я уже позвонила нашей заведующей, и она нас ждет. Походишь к моей соседке на ликбез, она сто лет проработала медсестрой в больнице. Научит.

– Вот она пусть и работает у вас, Васенька!

– У нее ноги больные, она не может. А ты у нас дипломированный врач. Света наша тоже своих сибирских работников лечит. Как она, улетела в свою тайгу?

– Должна была, только она мне так и не позвонила. Что то я волнуюсь, только не пойму почему: из – за себя любимой, из – за работы грядущей или из – за Светланы?

– По себе знаю – жалеть себя нет никакого смысла, только хуже получается; работы страшилась, но делать – то все равно надо; а Светлане мы сегодня позвоним и рассеем твои тревоги. Вперед, Татьяна! Нас ждут великие дела!

– Вась, какое счастье, что Бог создал нам подруг! А то тетки многие с ума бы посходили от своей жизни без дружеской поддержки. Вот, уж, поистине: и в горе и в радости…

* * *

Таня перед работой успела заскочить на почту и забрать посылку с книгами, которые она заказала. Это были медицинские справочники, учебники – то без чего она пока не могла обходиться. Хотя знания, полученные когда то в институте, пробирались через замусоренные лабиринты памяти и приходили на помощь, но все равно она пока чувствовала себя неуверенно.

Виолетта Бенедиктовна с радостью приняла в свою команду еще одного сотрудника. Их приют уже не напоминал то сонное царство в серой паутине, в которое она сама пришла, когда то работать.

Старики стали оживленно общаться друг с другом, кто – то предложил выпускать стенгазету, как в старые советские времена. Вывешивали фотографии с поздравлением именинников. Бывший кондитер прославленного кафе «Север» – грузная Евдокия Федоровна, вызвалась к каждому празднику печь торт. Помогала ей лично Виолетта, как молодой поваренок, исполняя суровые команды именитого мастера.

Музыкальные вечера, на которые частенько заглядывали в качестве шефской помощи друзья Василисы по Консерватории, стали пользоваться невероятной популярностью. На них сползались даже те, кто никогда в жизни не интересовался классической музыкой.

В воздухе стоял запах нафталина – это пожилые леди доставали из своих чемоданов «выходные платья».

Таня оборудовала небольшой медицинский кабинет. Главный врач соседней поликлиники, куда она пришла за помощью, оказался однокурсником и с радостью поделился кое – каким инвентарем.

– Тань, ну как же я рад, что вижу тебя! Ты не изменилась совсем, только еще красивее стала. Я в институте был в тебя влюблен. А ты меня даже не замечала.

Таня смущенно теребила свой шарф, усиленно пытаясь вспомнить имя своего однокурсника: Фадеев Н.М. – значилось на табличке у кабинета. «Николай, Наум, Назар? Какие там еще имена на «Н»?

– Спасибо тебе огромное, дорогой мой! – вышла из положения Татьяна, так и не вспомнив имени.

– Никита Михайлович, к вам посетители, – проворковал селектор голосом секретарши.

«Никита! Точно! Как же я могла забыть этого мальчика. Он ходил за мной тенью, терпя насмешки сокурсников, всегда готовый прийти на помощь, подать руку, дать конспект, подбодрить улыбкой. А я даже не могла вспомнить его имени. Только Миша, один только Миша был в моем сердце».

– Танечка, я обязательно зайду к тебе на работу. Может, еще, чем смогу помочь, – заметив, как изменилась в лице Татьяна, поспешил утешить Фадеев. – А почему ты в дом престарелых пошла работать? Может, лучше к нам?

– Спасибо, Никита, но мы там вместе с Василисой. Помнишь мою подругу из Консерватории? Надо же кому – то за стариками приглядывать.

– У тебя всегда было большое сердце. Твоего сочувствия хватит на десятерых. И в то время это уже считалось редкостью, а, уж, в наше… Передавай привет Василисе и обращайся, если будет нужна помощь.

– Спасибо, Никитка! Ты всегда был моим спасителем.

– А ты разве это замечала? – тихо спросил Фадеев.

* * *

Василиса, нахмурившись, смотрела в монитор, изредка косясь на Таню, читающую книжку притихшему Ванечке. Наконец, даже Татьяна заметила эти взгляды и подошла к подруге:

– Что тебя тут беспокоит?

Крупными заголовками было напечатано: «Депутатам закон не писан». И дальше помещались фотографии улыбающейся Татьяны. Чуть ниже более мелким шрифтом говорилось, что супруга депутата Пупсоева сбила несчастную женщину – мать двоих детей и спокойно продолжает оставаться на свободе.

– Я сейчас поеду в полицию или лучше в больницу? – засуетилась Татьяна.

– Подожди, Таня. Тебе Владилен Львович говорил, чтобы ты в больницу не ходила, а полиция тебя должна была сама вызвать, если бы ты понадобилась.

– Боже мой, Вася, они же не знают моего адреса. Я живу у тебя, а адрес в деле написан мой прежний. Нет, мне обязательно надо с ними связаться. А с Мишей надо срочно разводиться, чтобы не бросать тень на его имя.

– Ой, ой, скажите, пожалуйста! Нашла честное имя! Выставил жену из дома и живет себе припеваючи. Вот пусть тоже пострадает немного, поерзает.

– Да он, то ни при чем. Зачем же ему терзаться?

– За аморалку. Раз представляешь интересы народа, должен быть кристально честным, – горячилась Василиса.

Но на утро созвали совет с участием Владилена Львовича.

– Странно! Кому понадобилось копаться в этом деле? – удивился старик.

– Ну, сейчас такие издания. Любят грязью полить и просто так. А тут свершившийся факт. – Пояснила Василиса.

– Да нет никакого факта, – скривился адвокат.

– Как нет? – воскликнули подруги.

– А так. Разговаривал я еще раз с вашим следователем. Они обзвонили несколько больниц. Службу скорой помощи. Все вызовы проверили за тот день. Не было на том участке никакого наезда на женщину и даже на мужчину не было. Телефон этого анонима Ганин нашел, только по нему никто не отвечает, выключена симка. Вот такие дела. Поэтому и странно мне, что статья эта появилась. Кому надо вас подставлять?

– Ой, это не меня, это, наверное, Мишу. У меня какие враги? – пожала плечами Таня. – А вот Мишу могут специально из обоймы вытолкнуть. Он сейчас стал так популярен. Политический вес набирает, – с тихой гордостью проговорила Татьяна.

А Василиса недовольно фыркнула.

– Может, конечно, и его, – задумался Владилен Львович.

– Надо его предупредить, а то, он же не знает всех этих подробностей, – сжала кулачки Татьяна. – Пусть будет вооружен информацией.

– Я бы не стала, – пробормотала Василиса. – Пусть сам вооружается информацией. У него для этого секретари работают.

– Да пока они все разведают, время пройдет, – вскочила Татьяна и побежала за своим телефоном.

Ей, почему то было радостно оттого, что она услышит Мишин голос, сможет сообщить ему, чтобы он не волновался и спокойно работал.

Миша ответил сразу, словно ждал ее звонка.

– Миш, это я, – бодро начала Татьяна, но осеклась, почувствовав, ледяную преграду на том конце провода.

– Я понял.