© Ольга Ожгибесова, 2017

ISBN 978-5-4485-5093-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Против красоты противоядия не существует. Поэтому не стоит ходить на выставки собак. Ибо вы навсегда будете отравлены красотой самой естественной, самой совершенной, самой удивительной. Вы начнете чахнуть, страдать и плакать – оттого, что вам не принадлежит хотя бы малый кусочек этого великолепия. Вы пойдете на неимоверные жертвы ради того, чтобы стать счастливым его обладателем, а, став им, будете мучиться от осознания, что у кого-то другого есть бриллиант еще более яркий, еще более совершенный, чем у вас. Вы будете пытаться собрать коллекцию драгоценностей, но, собрав, поймете, что нет предела совершенству, и либо разочаруетесь, либо, если у вас хватит духу, начнете все сначала.

Любви все возрасты…

Не нужно было идти на эту выставку. Бог знает, что меня туда понесло. Участие в выставках или даже просто их посещение в качестве сторонних наблюдателей мы давненько уже игнорировали.

Но в тот день бес попутал…

Ее звали Майка. Это был роскошный шести-семи месячный щенок большого черного пуделя. Если есть в мире совершенство, то Майка была его живым воплощением. Увидев ее, я поняла: вот она, моя мечта! Если бы в тот момент мне сказали, что я могу получить эту собаку, я не остановилась бы ни перед чем! Это была любовь с первого взгляда, причем такая любовь, которая идет напролом, нарушая все мыслимые и немыслимые нормы, только бы получить в единоличное владение предмет своей страсти.

Уже на следующий день, полазив в Интернете, побывав на самых разнообразных пуделиных сайтах и убедившись в том, что пуделей много, а выбора, по большому счету, нет, я звонила в Москву, в «Эмерей» – единственный питомник, где в тот момент были щенки большого черного пуделя.

Допрос с пристрастием – вот, пожалуй, самое верное определение нашей беседе с владельцем питомника. Сколько мне лет? Сколько лет моей дочери? Знаем ли мы, что такое пудель вообще и большой пудель – в особенности? Зачем нам собака (добавлю: еще одна собака, ибо на тот момент в доме проживали три пуделя – два карлика и стандарт)? И почему бы нам не купить щенка в Тюмени, а не в Москве? Когда ответы на все вопросы были получены, нам сказали: хорошо, ждите!

Мы ждали ее месяц – я и моя дочь Лена. Мы придумали ей имя – Роскошная Цыпочка. Оно далось нам не сразу, в ежевечерних дебатах, в которых никто не шел на уступки.

– Это будет моя собака, – гордо вздергивала подбородок Лена, – как хочу, так и назову!

– Фигу! – не уступала я. – Кто платит, тот и музыку заказывает!

Роскошная Цыпочка устроила нас обеих – имя было таким многообещающим. Разве может не быть красавицей собака с такой кличкой?! Как вы яхту назовете… Мы даже приобрели на рынке кусок ковровой дорожки – для подстилки, а Лена очистила от вещей угол в своей комнате, освободив его для собаки, которой пока еще не было. В отсутствие Цыпочки на коврике спала кошка, еще не догадывавшаяся, что ожидает ее в самое ближайшее время.

Впрочем, не ожидал никто. Переговоры, подготовка к поездке в Москву – все держалось в строжайшем секрете. Даже бабушка, живущая в соседнем Екатеринбурге, и та оставалась в неведении. Ну, к чему вызывать лишние разговоры? Четвертая собака в доме – это уже повод задуматься о диагнозе.

Мне всегда непонятно: почему человек, который коллекционирует машины, картины, драгоценности, красивых женщин и прочее, и прочее, не вызывает ни удивления, ни возмущения? А люди, которые любят красоту в ином ее проявлении, удостаиваются в лучшем случае сожаления, в худшем – негодования? Когда меня спрашивают, зачем мне столько собак, я всегда отвечаю: я не пью, не курю, не гуляю, не хожу по кабакам, не могу позволить себе каждый год ездить на море, потому что одной ехать скучно, а вдвоем с дочерью – накладно. Но должна же быть хоть какая-то радость в жизни?! Хоть какая-то отдушина?!

Говорят, человек может часами смотреть, как течет вода и горит огонь. Я могу часами смотреть, как играют мои собаки. Почему человек должен лишать себя маленьких радостей? Потому что кому-то они кажутся странными?

Лена нашла дежурный ответ на дежурный вопрос. Поскольку собаки как источник обогащения воспринимаются в нашем перевернутом вверх тормашками обществе лучше, чем собаки как источник любви, то назойливым зевакам она отвечает так: продаем щенков, зарабатываем деньги.

– А-а-а! – с удовлетворением говорят они. Мол, тогда понятно, а то все о любви да о любви.

Начало начал

Первым моим пуделем была Бери – щенок большого белого пуделя. На дворе стоял 1973 год. Про пуделей я не знала ровным счетом ничего, и, наверное, во всем Свердловске, ныне Екатеринбурге, а жила я именно там, не набралось бы и трех человек, сведущих в этой породе. Да и собак можно было пересчитать по пальцам. Выбор на пуделя пал случайно: у знакомой девочки была пуделица (сейчас уже не помню кличку), привезенная из Москвы, ее повязали, родились щенки – 12 штук! Без родословной. Но тогда мне было все равно. Щенок стоил 35 рублей – бешеные деньги! Я начала откладывать по 20 копеек со своих завтраков. Ну и не только с завтраков. Экономила на всем! Накопила 25 рублей – невиданная для меня сумма! Родители, смирившись с моим «помешательством», в конце концов, добавили червонец, и я принесла щенка домой.

Надо сказать, что Бери – не первая собака в нашем доме. До нее у нас была восточно-европейская овчарка по кличке Джой-Пур – роскошный кобель 72 см в холке… Про него можно рассказывать отдельно, несмотря на то, что прожил он у нас чуть больше года: мы с братом, которому едва исполнилось 12 лет, а я была на год младше, не справлялись с этим вполне самодостаточным кобелем, считавшим себя хозяином в доме, а нас – мелочью, на которую можно не обращать внимания. Ни разу Пур не позволил себе показать нам зубы, а уж тем более укусить. Он нас очень любил! Но при этом просто ставил нас «в игнор», как сейчас принято говорить. У него было достаточно ума, чтобы понимать, что мы не можем с ним справиться физически. И издевался над нами в полном смысле слова. Придет, например, в зал, развалится посреди ковра – и лежит. А ему это было запрещено. Мы не могли его поднять никак! Брали за хвост и тащили в другую комнату, на его место. Он лежит – ноль эмоций. Не рычит, никаких проявлений недовольства. Затащим на коврик, хвост отпустим, – он встает и идет обратно в зал. А еще он не любил телевизор. Стоило включить, как он начинал громко лаять и прыгать на нас, требуя, чтобы выключили… Выключишь – успокаивается и ложится спать. Слушался только отца, понимая, что с ним не забалуешь.

Такое поведение, по большому счету, создавало большую угрозу для соседей, потому что, случись чрезвычайная ситуация, ни брат, ни я не смогли бы удержать собаку на поводке. А все предпосылки для возникновения таких ситуаций были: Пур все-таки любил нас, своих малолетних хозяев, и чуть что – бросался на защиту.

С Пуром пришлось расстаться. Такие серьезные собаки в то время в обязательном порядке состояли на учете в клубе служебного собаководства при ДОСААФ. И периодически армия закупала у населения щенков и молодых собак для службы на границе. Родители решили, что этот вариант – самый лучший….

Примерно через год у нас появился щенок фокстерьера по кличке Монморенси или просто Ренси. Забавная сумасшедшая собачонка, которая гоняла по всей квартире кошку, заставляя ее передвигаться исключительно верхами. В 4 месяца прямо у меня на глазах Ренси шагнула под колеса грузовика… После этого к охотничьим терьерам я не испытываю никаких симпатий и считаю, что держать их в городских квартирах в качестве собак-компаньонов – это преступление перед этими породами.

Первые неудачи не только не остановили, но, напротив, добавили масла в огонь. Так у меня появилась Бери.

Это была моя и только моя собака! По утрам я вставала и сама варила ей кашу, – Бери была нетерпелива, скулила, когда была голодна, и царапала когтями мои голые ноги. Будучи ребенком ответственным, я сама гуляла с ней, сама мыла. Но вот о том, что пуделя нужно расчесывать, как-то не догадывалась, а рассказать мне об этом было не кому. Морду стригли, как попало, но все-таки стригли – видимо, это заводчики (тогда и слова-то такого не знали!) мне объяснили.

Бери была настоящим шнуровым пуделем. Шерсть у нее на хвосте, и не только на хвосте, скручивалась в длинные шнуры. Однажды после очередного мытья мама решила все-таки ее расчесать – и выдрала всю шерсть. После этого Бери ходила с лысым, розовым, едва покрытым белым пушком хвостом. То же самое произошло с ушами, которые скатались до войлока, – мама их тоже «причесала». Так что красивой нашу Бери можно было назвать едва ли.

Зато эта собака была воплощением доброты. Идеальный характер! Я не помню, чтобы она что-нибудь сгрызла. Я не помню, чтобы она хоть раз зарычала. У нас был «трюк»: я поднимала ей губы, обнажая челюсти, и говорила: «Бери сердится!». Она вообще никогда не лаяла! Только по команде «Голос!».

К сожалению, жизнь ее была недолгой и драматичной. Тогда собак не вакцинировали в 2 месяца, как сейчас, да и сама вакцина была не идеальной – даже после прививки собака спокойно могла заболеть чумой (это был бич! – как сейчас клещи или энтерит), разница состояла в том, что привитая собака имела больший шанс выжить, чем не привитая.

Бери заболела, когда ей было месяцев восемь. Надо отдать должное моей маме – она таскала ее на уколы, лечила, как умела, и все-таки вытащила. Но ненадолго. Чума дала осложнение на ЦНС. Сначала Бери подволакивала лапу – помню, как мама делала ей горячие ванны с хвойным экстрактом, и бедная собака без звука лежала в воде столько, сколько полагалось. Про уколы и лекарства я уже и не говорю… Но примерно год спустя у нее начались эпилептические припадки. Это было страшно! Сначала раз в месяц, потом раз в две – три недели, потом еженедельно. Потом ее стало бить практически каждый день… Летом я уехала в пионерский лагерь, – родители воспользовались моим отсутствием и прекратили ее мучения…