Глава 9. Кесарево

Жизнь – это чередование рождения и смерти.

– Проходите, – голос Али звучит странно.

В кабинет медленно заходит мужчина, который ставит на стол переноску, а сам садится на стул и молчит, глядя в точку прямо перед собой.

Аля вполголоса говорит мне:

– Так и не сказал, с чем пришёл.

Смотрю на переноску, тоже молча. В гнетущей тишине, наконец, раздаётся глухой голос мужчины:

– Кошка у меня. Ходит за мной, ходит… Плачет… Второй день… Как будто просит чего…

Ну, уже что-то. Открываю переноску. Оттуда осторожно выходит худенькая чёрная кошка с маленьким округлым животиком.

– Мяу! – говорит она и, принюхиваясь, начинает с любопытством разглядывать всё вокруг.

– Беременная?

– Наверное, – мужчина кивает и продолжает сидеть в сутулой позе, глядя устало и безнадёжно.

Обследую кошку. Температура слегка понижена – один из признаков наступающих родов. Аккуратно щупаю живот: кошка беспокойная, но не агрессивная – оглядывается, мяукает, топчется.

– Жена у меня… сгорела… – вдруг произносит мужчина таким голосом, что от него леденеет кровь, – прямо на глазах…

Пожар?

– Плитка потолочная загорелась… – продолжает говорить он всё так же, без интонации, – на неё упала… она и вспыхнула… как свечка…

Мурашки ужаса проносятся волной по позвоночнику. Мужчина замолкает, потом поднимает на меня смертельно уставшие глаза и добавляет:

– У нас пять кошек было. Все сбежали. Только вот эта одна осталась. Пять кошек. Жена их всех на улице подобрала.

Я не знаю, что отвечать, но, похоже, мужчина и не ждёт никакого ответа или сочувствия. Он не плачет, не жалуется, а просто констатирует то, что произошло.

Когда у человека горе, ему нужно только одно – слушатель. Это то малое, что жизненно необходимо каждому такому человеку: чтобы кто-то просто был рядом и выслушал, ничего не спрашивая, не комментируя. Только это, и всё, – не так уж и много, по сути.

…Мы УЗИм кошку всей сменой: стандартный совместный мозговой штурм по субботам. В животе обнаруживается один котёнок. Что ж. Когда плод только один, то с родами бывают проблемы из-за того, что в организме не вырабатывается достаточное количество нужных гормонов. Чаще всего плод гибнет внутриутробно, поэтому всем желающим рожать мы всегда говорим: незадолго до родов приходите считать количество ожидаемых детей!

По правилам количество приплода определяется на рентгене, так как на УЗИ легко ошибиться, но эта кошка настолько худая, что проблем с постановкой диагноза нет. Считаем частоту сердечных сокращений у плода – она критически низкая, и это – показание для кесарева. Возвращаемся в кабинет.

– Ей нужно делать кесарево сечение, – объявляю вердикт за всех. – Сама не родит.

Мужчина согласно кивает, продолжая сидеть во всё той же позе: сгорбившись и опустив голову.

Быстро подготавливаем кошку к операции: внутривенный катетер, капельница, бреем живот; в операционной гремят инструменты. Отпускаем владельца «гулять».

Перед кесаревым, главное – максимально подготовить роженицу так, чтобы между дачей наркоза и извлечением плода прошло как можно меньше времени. Иначе «раскачать» потом наркозного щенка или котёнка бывает проблематично. В нашем случае – тем более.

Девчонки забирают кошку на операцию, а я остаюсь в кабинете.

«Там и без тебя справятся, – уверяет внутренний голос. – Кесарево плюс обычная кастрация с удалением матки… ничего интересного».

Обрабатываю столы дезраствором, протираю их тряпкой.

Операционная на другом конце коридора, и мне слышно, как там пикает монитор, и шумит кислородный концентратор. Очень хочется посмотреть, что там происходит…

«Ты ж терапевт, типа… Дерматолог… Успокойся… – бубнит внутренний голос. – Не ходи, не мешай».

Через минуту я не выдерживаю, мою руки, надеваю перчатки и бегу в хирургию: никого же нет на приём! Я только одним глазком посмотрю! Ну, вдруг чо?

В операционной в этот момент на свет появляется мокрый чёрный котёнок, и его тут же вручают мне. Из рук в руки: плюх!

Дышать он не собирается. Быстро вытираю носик, промакиваю во рту и всю мордочку сухой марлевой салфеткой, растираю вялое тельце.

Раньше считалось, что новорождённых для стимуляции нужно перевернуть головой вниз и трясти – чтобы кровь прилила к мозгу и активировала дыхательный центр. Сейчас эта практика считается опасной и устаревшей: из-за хрупкого строения неоната⁵⁷, тряска может привести к повреждению головного мозга и последующему неврологическому дефициту; при таком положении из желудка выливается амниотическая жидкость, необходимая для дальнейшего формирования, и в том числе иммунной системы.

– Нафига ты его спасаешь? – спрашивают девчонки недоумённо.

Блин, я же не узнала, нужен ли мужчине этот котёнок. Но кошке-то он точно нужен! Я продолжаю растирать его со словами:

– Чёрт, забыла спросить: оставлять или нет. Сорри.

«Хоть бы он был нужен, что ли», – упрямая мысль бьётся в голове, пока я продолжаю тереть котёнка салфеткой. А то прям обидно будет.

Кошку в это время уже зашивают, мониторы пикают, оповещая о стабильности.

«Блин, и правда, что это я? Кому нужен лишний котёнок в деревне? Их же там топят», – очередная очевидная мысль приходит следующей.

Меняю салфетку на сухую и продолжаю тереть тельце, уже поднеся его к трубке, откуда льётся свежий кислород. Надо было спросить… Вот я дебил… А вдруг нужен?.. Ну, я ещё немножко потру, а там уж…

Спустя целую вечность котёнок вздрагивает, широко разевает рот, судорожно делает вдох и начинает, наконец, дышать – слабо, вяло, но хоть как-то. Кладу его на грелку и под кислород – это два основных условия для выживания новорождённых…

Грелка в клинике – вещь незаменимая, но есть и риск переборщить с режимом: тогда неизбежны ожоги, особенно у животного под наркозом. Что касается неонатов, то они легко переохлаждаются и перегреваются, так как центральная нервная система ещё недоразвита – в частности, гипоталамус. Они не могут дрожать, и у них нету жира. Для идеальных условий развития, особенно при отсутствии мамашки, нужен инкубатор, который не только поддерживает оптимальную температуру но и, что немаловажно, влажность, которая помогает избежать обезвоживания. В клинике же часто используют или грелку, или – банально – резиновые перчатки, наполненные тёплой водой.

Ну, я не виновата, что котёнок решил жить. Тихо удаляюсь, пятясь: хирургия – это не моя стезя. Мои вон – дристуны да почесушники…

Через пару часов мужчина возвращается.

– Было пятеро, а теперь будет двое, – мягко говорит Аля, вручая ему котёнка, завёрнутого, словно в конвертик для новорождённых, в белую марлю и кусок голубой пелёнки. Прям картина из роддома, только ленточки не хватает, с бантиком. Переноска с проснувшейся кошкой стоит на столе.

– Ох, куда ж мне, – мужчина бережно берёт котёнка и смотрит внезапно ожившим взглядом то на него, то на нас.

Пускай хоть эта новая жизнь поможет ему переключиться и пережить своё горе…

…В ночную смену со мной снова выходит Вероника.

Первый из пациентов – блюющий кот. Его приносит семейная пара – мужчина и женщина – оба интеллигентного вида, прилично одетые. Прежде чем сесть на стул, женщина достаёт из увесистой упаковки бактерицидную салфетку и тщательно его протирает.

Ну, давайте разбираться. Рвота сопровождает большую кучу болезней, и приходится тщательно собирать анамнез, напрягая извилины и интуицию. Стандартно: вирусные болезни, отравление, глисты и инородка. Затем всё остальное, что также способно вызвать интоксикацию, ведь рвота – это защитная реакция организма именно на неё.

Сейчас ситуация осложняется надвигающимися новогодними праздниками: люди ставят дома ёлки и наряжают их мишурой, самый коварный из которых так называемый «дождик». Любопытный кот играет с такой блестящей «верёвочкой» и заглатывает её. «Дождик» постепенно продвигается в кишечник, и дальше приходит она, Её Величество Рвота. Кишечник нанизывается гармошкой на тонкую, острую как лезвие мишуру и в какой-то момент прорезается: сначала образуются мелкие отверстия, затем они увеличиваются, и из образовавшихся дырок в брюшную полость начинают щедро сочиться жидкие пищевые массы. Так возникает острый перитонит, требующий дренирования и ежедневного промывания внутренних органов большим объёмом антимикробной жидкости. Добиться полноценного промывания брюшной полости обычно не удаётся.

Перитонит относится к тем тяжёлым заболеваниям, которые лечатся долго, тяжело и болезненно. В большинстве случаев он заканчивается усыплением животного из-за спаек и осложнений, вызванных проникновением через дренажи дополнительной патогенной микрофлоры. Иными словами, диагностировать инородку подобного рода нужно как можно раньше.

Похожим на «дождик» образом действует и проглоченная нитка, которую коты часто умудряются проглотить вместе с иголкой – видимо, во время игры её колючесть приобретает особую вкусность.

– Ёлка в доме стоит? – уточняю на всякий случай.

– Да, – кивает женщина.

– «Дождик» мог съесть? – вопрос ни о чём. Мог, когда был один.

Женщина пожимает плечами и принимает задумчивый вид. В общем, этот вопрос задаётся и не для получения ответа, а для озадачивания владельцев.

Иногда «дождик» во время проглатывания зацепляется за язык, и тогда его можно увидеть под уздечкой, предварительно тщательно зафиксировав пациента – это мы и собираемся сделать. Кот отчаянно сопротивляется, бешено вращает головой, орёт.

– Ой, не мучайте его! – паникует хозяйка.

– Нам нужно хорошенько осмотреть его рот, – объясняю я. Ставки слишком высоки. Один не осмотренный рот при рвоте у кота может стоить ему жизни – мне уже приходилось наблюдать такие случаи на чужих врачебных кладбищах.

Заворачиваю в полотенце – как ребёнка, только гораздо туже. Вероника держит за туловище; я крепко обхватываю одной рукой голову кота, а другой открываю рот, нажав на нижние резцы указательным пальцем, – всё делается аккуратно и быстро, без резких телодвижений. И большим пальцем нажимаем снизу челюсти, от чего язык выдвигается наверх, во всей красе демонстрируя уздечку и всё, что может находиться под ним, – этому приёму я научилась на стажировке. Век живи, век учись.

У этого кота под языком чисто, и мы отпускаем его. Что совершенно не исключает инородку, конечно же.

– Под языком чисто, – говорю хозяевам кота с облегчением.

Кстати, если «дождик» обнаружен, снимать с языка его нельзя, пока не доберёшься до кишечника, собранного в гармошку. Если сделать это раньше времени – вероятность перитонита возрастает в разы. Так что это офигенно хорошо, что под языком ничего нет. Улыбаюсь, как начищенная новогодняя игрушка, радуясь больше владельцев: если бы «дождик» там был, кота пришлось бы резать и заниматься штопкой кишечника – муторное, щепетильное дело. А резать я не люблю. Настоящий хирург одержим хирургией, он живёт в операционной, где круглосуточно и оперирует. А я по ночам спать хочу.

«Ты круглосуточно только спать и можешь», – хмыкает внутренний голос, определив раз и навсегда мою узкую специализацию.

– Прививки… – открываю ветеринарный паспорт, где значится, что всё в порядке: наклейки… печати… сделаны… что, конечно, не исключает вирусняк на сто процентов, но значительно снижает его вероятность…

Температура чуть выше нормы – могла и на стрессе подскочить. Терпеливо выслушиваю про рацион: на этот раз никаких нареканий.

Неужели, всё-таки, инородка?

– У него есть дома игрушки?

– Конечно, есть! – кивает мужчина, радуя меня сговорчивостью.

– Не разгрызает их? Может, мячик какой пропал, или мышка?

– Да вроде нет, – задумчиво пожимает плечами он.

Это тоже радует. А то были случаи с диагнозом «Дурачок», как нежно мы называем любителей пожевать несъедобное: помнится, один кот, которому ещё не успели снять швы после операции по удалению сожранного пластмассового солдатика, наелся синтетических ниток от ковра, проглотив за компанию пару канцелярских скрепок и денежную резинку.

Диагноз этот может означать и гастрит, дискомфорт от которого пытаются заглушить животные, поедая всякую всячину, но, похоже, и это не про нашего пациента.

Инородку исключают с помощью УЗИ и рентгена. На рентгене можно увидеть гвозди, плотную пластмассу и эффект гофрированного кишечника, деформированного при нанизывании на нитку или «дождик». Раньше, чтобы исключить инородку, после начального снимка животному выпаивали рентгеноконтрастный препарат, отчётливо видимый на снимках белым, и через определённые промежутки фоткали ещё раз, наблюдая за его постепенным продвижением к выходу. При инородке с непроходимостью перистальтика кишечника прекращается, и препарат остаётся в одном и том же месте, что выглядит как белое пятно, одинаковое на всех снимках. Сейчас алгоритм изменился: рентген делают однократно, а затем ищут инородку на УЗИ.

Бывает ещё непроходимость неполная, или кишечник просто «стоит», без непроходимости. Так что врачу иногда приходится изрядно поломать голову, принимая решение об операции.

Беру кота на руки и иду с владельцами в рентгеновский кабинет. Спрашиваю женщину:

– Не беременны? – стандартный вопрос, задаваемый тем, кому приходится фиксировать животное на рентгене.

Она молчит. А, это всё мой невнятный тихий голос, наверное.

– Вы не беременны? – повторяю чуть громче, приближаясь к ней с тяжёлым просвинцованным фартуком, который надевается для защиты от излучения: оно не сильное, но по инструкции так положено.

– Беременна, – шепчет она, понурив голову и отступив на шаг.

– Что? – мужчина от удивления аж подпрыгивает.

– … Дома… поговорим, – смущённо отвечает женщина и поводит плечами, отводя в сторону взгляд.

– Так… Возвращайтесь в кабинет, мы сами справимся, – меня это не касается, поэтому говорю я максимально нейтральным голосом, хотя внутри звучит сконфуженное: «Ой-й-й!»

Женщина быстро выходит. Мужчина шумно выдыхает, хмыкает и, усмехнувшись, старается взять себя в руки. У него это получается не сразу. Даже как-то сочувствую ему, что ли… Помогаю надеть фартук и объясняю технику боковой фиксации кота. Держит. Нажимаю на кнопку. Готово.

Отпускаю их в кабинет, проявляю плёнку. Это действо – освобождение плёнки из кассеты, её проявка в большой прямоугольной ванночке, затем промывание в воде и закрепление в фиксаже – происходит в темноте при красном свете маленькой лампы.

«Раз машина, два машина, три машина…» – считаю секунды, необходимые для проявки. Слово «машина», вставленное в счёт, продлевает время ровно на секунду. За время, что я проявляю плёнку, в голове продолжаются попытки поставить диагноз, но пока приходится следовать стандартному алгоритму.

Вот рентгеновский снимок готов, возвращаюсь в кабинет, где все мы тщательно его разглядываем. Небольшое вздутие кишечника. Никакой плотной инородки, видимой на рентгене, или гофрирования кишечника нет. Потенциальный «дождик» пока не исключаю.

Взять кровь… Хозяева согласны. Мужчину сейчас волнует, похоже, совсем другое: он неотрывно смотрит на жену, будто пытаясь разгадать ребус. Она же, наоборот, боится встречаться с ним взглядом, взволнованно моргает, протирает салфеткой соседний стул. Берём у кота кровь в две пробирки – на клинический и биохимический анализ, – это тоже стандартный алгоритм.

– Отравиться чем-то мог? – снова расспрашиваю владельцев и медленно перечисляю потенциальные яды: – Покупные или комнатные цветы, антифриз, открытые химикаты, крысиный яд…

– Нет, нет, ничего такого, – отрицают отравление оба.

Блин, но мне кажется почему-то, что я копаю в правильном направлении… В этот момент женщина извлекает из упаковки с бактерицидными салфетками ещё одну, наверное двадцатую по счёту. Трёт руки, затем снова стул и незаметно переходит на боковую поверхность стола… Эта патологическая потребность в чистоте и дезинфекции… странность, возможно, вызванная беременностью.

– Может быть, раковины заливали, чтобы трубы прочистить? – смотрю вопросительно. – Откуда кот пьёт обычно?

Уж сколько раз исключающая диета у аллергиков оказывалась неэффективной из-за того, что коты облизывали грязную посуду в раковине! Или эти невесть откуда взявшиеся панкреатиты после аппетитной жирной сковороды, оставленной на плите, или выброшенного в мусорку куска жирной рыбы! Приходится не копать, а рыть, выясняя все подробности жизни не столько животных, сколько их владельцев! Я выспрашиваю даже про тараканов и клопов, узнаю подробности рациона и образ жизни.

«Хороший врач как собака: если начнёт рыть, то не остановится».

– А… – тихо восклицает женщина, прекратив дезинфекцию стола. – Я вчера унитаз намыла с хлоркой. Новый год же скоро…

Вот вам и ответ! Коты не понимают, что пить из унитаза – неприлично. А запах хлорки для них ещё и привлекателен!

– Мог? – мой завершающий вопрос, похоже, ставит точки над «i».

– Да! – женщина кивает. – Попить оттуда он мог!

Мужчина молча переступает с ноги на ногу. Похоже, ему уже не важен диагноз кота, будь то отравление или нет. Его мозг вот-вот взорвётся от навалившейся информации.

«Что не исключает инородки», – заевшей пластинкой твердит внутренний голос.

К тому же, очень часто диагноз бывает не один. Ну, например, отравление вызывает триадит. А иногда в букет включается и что-нибудь обострившееся хроническое. От меня обычно хотят услышать какое-то одно слово, сказанное громким, уверенным голосом, а я…

– Что ж, – выношу вердикт, – предположим пока отравление. Но может быть и инородка. Анализы крови будут готовы завтра, а пока подаёте энтеросорбенты – напишу какие – и походите на капельницы, чтобы снять обезвоживание. Не будет улучшений – сделаем обзорное УЗИ.

– Рентгена больше не надо? – первое слово мужчина выделяет особенно сильно.

Услышав это, женщина густо краснеет и опускает глаза, мусоля измочаленную салфетку пальцами.

– Пока нет, не надо, – отвечаю ему нейтральным голосом, выполняя функцию трансформатора.

Набираем препараты, ставим внутривенный катетер и делаем струйное вливание, – кот переносит всё на редкость спокойно.

Отпускаем их.

– Что ты там в рентгене с ними сделала? – спрашивает Вероника, убавив голос до полушёпота. – Они какие-то странные оттуда пришли.

– Да ничего особенного, – отмахиваюсь я.

* * *

У кота, действительно, оказалось лёгкое отравление. Подозреваю, что вся эта ситуация произошла исключительно затем, чтобы его хозяин вдруг узнал о беременности жены. Надеюсь, он не был до этого в длительной командировке, а то… как-то неловко получилось…

Как в анекдоте про дальнобойщиков: «Уезжал – детей не было. Приезжаю – уже ползают».