Посвящается памяти брата Дмитрия.

Корректор Людмила Пругло

Дизайнер обложки Дмитрий Постовалов

© Ольга Овчинникова, 2023

© Дмитрий Постовалов, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4490-8072-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Содержание этой книги ни в коем случае не следует рассматривать в качестве руководства к действию для лечения своих питомцев: в случае необходимости обратитесь за помощью в ветеринарную клинику. Каждое животное болеет индивидуально.

Любые, описанные здесь алгоритмы диагностики и лечения, возможно, к моменту выхода книги уже потеряют свою актуальность, – ветеринарная наука не стоит на месте.

Здесь описан только мой личный опыт. Большинство имён людей и кличек животных изменены. Совпадения – это лишь совпадения¹.

Эта книга – про жизнь, смерть, незаконченность, ошибки и опыт.

На основе реальных событий.

И, да, в книге есть мат. Много мата.

С большой степенью вероятности от неё разбомбит (возможно уже), независимо от того, какую роль ты играешь в жизни: ветврача, заводчика, грумера, владельца животного, вегана с тонкой душевной организацией или даже если не имеешь отношения к животным.

Хотя, конечно, имеешь: мы все – приматы.

За сим люблю и обнимаю. Добро пожаловать в ветеринарные будни.

Глава 1. Копростаз²

Shit happens³.

Ничего, как говорится, не предвещало.

Однако, на приёме – кобель овчарки, его хозяева и их приятель, приехавший в гости, – он и оказывается первопричиной визита в ветклинику.

Гость из добрых, разумеется, побуждений купил на рынке самый большой говяжий мосол и отдал его на съедение собаке. Как гостинец.

– Третий день просраться не может, – отвечает хозяин предельно чётко на мой дежурный вопрос: «Что случилось?»

– Я оплачу все расходы! – жизнерадостно вещает его друг – натуральный, как очевидно, блондин.

Первое, что бросается в глаза при встрече – это его шикарная шевелюра, будто из рекламного ролика про шампунь, улучшающий рост волос. Революционная формула, реновация разорванных структурных волосяных связей на молекулярном уровне и прочий бред. Но шевелюра шикарная. Помимо этого, мужчину выделяют изумрудные весёлые глаза, которые прямо светятся от восторга в предвкушении спецоперации под кодовым названием «Избавление».

Хозяин собаки – мрачноватый, серьёзный – совершенно не разделяет его восторга, являя своим настроением абсолютную противоположность.

– Я очень спешу, – больше для них, чем для меня говорит женщина – ухоженная брюнетка, тщательно следящая за собой: аккуратный, в меру броский макияж дополняет идеально ровная стрижка каре; расстёгнутое короткое белое пальтишко обнажает платье изумрудного цвета.

Увы, эти два слова – «копростаз» и «спешу» – никогда ещё не уживались вместе.

Действие происходит в отделении клиники – одном из нескольких, – которое находится в посёлке деревенского типа. Располагается оно в одноэтажном доме, который слегка перекосило от старости. Снаружи стены дома облуплены и шелушатся корочками салатовой краски. Некоторые стёкла в окнах выбиты, и это в полной мере отражает рентабельность отделения: посещаемость здесь низкая, а платёжеспособность приходящих людей ещё ниже.

В смену работает один врач, и в качестве незаменимого помощника приходит Эмма, живущая рядом. Она следит за этим филиалом уже давно, вставая в холодное время года в пять утра и протапливая печку, чтобы ни врачи, ни клиенты с их животными не окочурились. К началу дня в клинике царит деревенский уют, и от печки разливается мягкое тепло.

Эмма – человек житейский, и её советы являются решающими просто потому, что ей хорошо знаком менталитет проживающих в посёлке людей, одним из которых сама она и является. Эмма носит короткую стрижку, одевается исключительно в практичные вещи и на всё имеет своё мнение, ценное и весомое. Она мало в чём сомневается, умеет донести до людей суть проблемы и практически всегда угадывает степень тяжести состояния животного, – опыт, как говорится.

Вдвоём мы сканируем собаку взглядами – Эмма спереди, а я сзади, – будто прожжённые экстрасенсы.

Пёс большой, серьёзный, и в моей голове стандартно прокручиваются породные овчарочные болезни, среди которых красными буквами горит: «Экзокринная недостаточность поджелудочной железы». Вот прям для такой породы скормить говяжий мосол – это большая, большая ошибка. Немецкие овчарки, как, например, и колли, могут иметь генетическую аномалию: ацинарную атрофию поджелудочной железы, наминутчку, – это когда ацинарные клетки органа изначально дефектны.

– Блевать ещё начал, – подтверждает мои догадки хозяин. Он говорит, тщательно взвешивая каждое своё чугунное слово.

– Ясно. Держите за ошейник, – говорю, приближаясь к собаке сзади и надевая перчатки.

Крепкой рукой он берёт овчарку за ошейник и спрашивает, с интонацией, которой озвучивают риторические вопросы:

– А что, разве собакам кости давать нельзя?

Щупаю псу живот. Потерпите. Сейчас будет демонстрация ответа на Ваш вопрос. Предельно подробная. Как бы ещё к хирургам не пришлось обращаться…

Живот овчарка прощупать даёт, но не полноценно, – под конец начинает крутиться, реагируя на дискомфорт. Беру термометр и задираю ей хвост. Термометр упирается во что-то каменное.

Помнится, намедни был среднеазиат, которого по доброте душевной накормили бараньими головами в количестве трёх штук. У того в попе была кость величиной с кулак – стояла на выходе, но из-за жуткой боли не выходила. Вместо неё из ануса сочилась кровь, и время от времени во время потуг выпадали куски слизистой оболочки кишечника.

Меняю градусник на палец, лезу овчарке в попу – ну да, картина похожая. Костный комок, к тому же щедро утыканный острыми, словно лезвия «Спутник», пластинками надкостницы, и тоже величиной с кулак. Овчар начинает тужится и орать.

– Сделайте ему укольчик, и мы поедем, – вещает дама на этот раз в мою сторону. – Я очень спешу.

С её стороны доносится аромат дорогого парфюма.

Я вылезаю из собачьей задницы и с говняной рукой, задранной пальцами кверху, пространственно вещаю про последствия панкреатита, некроза кишечника и необходимость эвакуации этих самых костей в кратчайшее время. И что спешка нужна только в поимке блох, а здесь быстро никак не выйдет. В буквальном смысле.

– И что делать? – бледный хозяин вторгается в рассказ на устрашающем описании «панкреонекроза со смертельным исходом». Мой необузданный воспалённый мозг, собравшийся вынести страшный вердикт «сахарный диабет», умолкает.

«Что делать?» Я уверена, Чернышевский имел прямое отношение как ко всей медицине, так и к ветеринарии в частности. Да стопудово! Этот вопрос задаётся здесь чаще всего, и сами мы произносим его раз десять на дню. Да чаще, чаще!

– Анализ крови на панкреатическую липазу⁴. Если диагноз подтвердится – курс капельниц, дней семь. Диета. Плюс сейчас нужно эвакуировать то, что стоит на выходе. Возможно, придётся резать.

На лице женщины вырисовывается уверенность в том, что с них просто хотят содрать денег.

– Капельницу только сегодня. И не надо анализов. Эвакуируйте, – и она грациозно машет в воздухе ручкой, как бы давая разрешение. И через секунду выдаёт: – Что Вы застыли, девушка? Делайте, делайте!

«Срочная эвакуация! Тревога! Тревога! Всем какашкам, гостям и костям на выход! Внимание!» – звучит в голове сирена – так мой внутренний голос задиристо развлекается, с юморком.

Их друг разглядывает плакат с изображением межпозвоночной грыжи, а затем переключается на исследование постера «Глаз с сухим кератитом⁵». Гость молчит, выражая заинтересованность картинками только позой: шея вытянута, руки заложены за спину.

– Эмма, – я поворачиваюсь к своей милейшей помощнице, – как у нас обстоят дела с вазелиновым маслом?

Дело в том, что помимо прочего, Эмма заказывает в клинику медикаменты и докупает те из них, которые заканчиваются. Но только самые необходимые, ввиду того, что они едва окупаются.

– Полбутылочки-то есть, – тотчас отвечает она. – Но это ваша, дерматологическая заначка.

Вот же блин.

– Значит так, – я поворачиваюсь к Гостю, отрывая его от «сухого глаза». Вам нужно доехать до аптеки и купить пару флаконов вазелинового масла. Для клизмы.

– Понял! – весело отвечает он и выбегает из кабинета: в окно мы видим его резкий прыжок в чёрную низкорослую иномарку и столь же стремительный отъезд.

– Пока он ездит, поставим катетер и прокапаемся, – предлагаю я.

…Дальнейший час проходит в методичном вливании жидкостей внутривенно. Овчарка лежит на столе, хозяева сидят на стульях рядом. Я же то меняю бутылочки в капельнице, то, словно заправский бармен, развожу в большой чашке с тёплой водой солёную магнезию, пытаясь соблюсти пропорции для достижения нужной гипертоничности. Гость возвращается быстро. Две бутылочки с вазелиновым маслом, купленные им в аптеке, дополняют клизменный рецепт прозрачными каплями, которые сливаются на поверхности воедино, – красота, да и только!

Чтобы как-то структурировать время, рассказываю владельцам про удивительные особенности жизнедеятельности прямой кишки:

– В ней физиологичным образом происходит всасывание жидкости из каловых масс обратно в организм. То есть при поступлении жидкости извне она автоматически перестаёт сдерживать то, что просится наружу, и это облегчит нам процедуру эвакуации.

Больше прочих, почти не моргая, меня слушает Гость. Женщина нетерпеливо поглядывает то на свои часы с крупным циферблатом, инкрустированным рубинами, то на ногти, то в маленькое зеркальце, доставая его из кармана пальто.

– Если сейчас, в острый период не сделать курса капельниц, то потом это придётся долго расхлёбывать, – от моего откровенного сленга женщина морщит носик. Похоже, она всё ещё уверена, что с них просто хотят содрать денег, и достучаться поэтому не получается.

«По крайней мере, ты попыталась», – вещает внутренний голос.

Много раз так заканчивались истории самоуверенных владелиц собачек с острым панкреатитом, которых намедни любовно напичкали деликатесами. Меня не прельщает восклицать потом ненавистное: «Я ж говорила!», когда, спустя полгода тощую, ввиду нарушения всасывания питательных веществ, с пучками выпадающей шерсти собаку приносят на приём и спрашивают: «Что делать?» Время назад не вернёшь. И клетки поджелудочной, которая сама себя переварила, – тоже.

Под конец капельницы медленно ввожу обезбол – не помешает.

Очередная бутылочка вскоре заканчивается, и мы всей толпой выходим на улицу, так как делать клизму большой собаке в помещении клиники чревато дальнейшей генеральной уборкой и неистребимым запахом собачьего дерьма. Надеваю вторую пару перчаток поверх первых. Как показывает опыт, от вездесущего амбре это не спасёт, так что это чисто для самоуспокоения.

Конец августа балует тёплой погодой, дождя не предвидится. Пристраиваемся во дворе под старым, раскидистым клёном.

Хозяин держит овчарку, а я с помощью большого шприца и трубки, присоединённой к нему, вливаю в собачий зад маслянистую жидкость, – трубка постоянно вываливается. Овчар тужится, кричит, пытаюсь помочь ему пальцами, но боль слишком сильная. Вливаю маленькие порции раствора снова и снова. Обе бутылочки вазелинового масла стремительно исчезают в недрах собаки.

– Ещё надо, – умоляюще говорю Гостю, держа в руках говняные трубки и шприц.

– Окей! – жизнерадостно вскрикивает он и вновь бежит к машине: судя по всему, зрелище постановки клизмы видится ему прикольным.

Он уезжает и уже через десять минут возвращается снова с двумя бутылочками. Скорый малый. Респект.

Я вливаю новые порции жижи в собаку, которая тужится и кружит вокруг хозяина. Бегаю следом за ней со скользким шприцом в руках. Жирная жидкость щедро льётся обратно, фонтаном орошая всё, что находится в прямой досягаемости. Очень быстро хвост и задние лапы⁶ собаки оказываются в маслянистой говняной субстанции, после чего начинается прицельный огонь в мою сторону. Руки, одной из которых я держу хвост, а другой набираю раствор и вливаю его в собаку, слабо защищённые халатом, до локтей покрываются ароматным коктейлем. К ним быстро присоединяются ноги, на которые попадают остаточные, и потому самые сочные капли. Увернуться от этого изобилия невозможно, и я смиряюсь. Рукава и штанины методично пропитываются жидкостью с характерным фекальным амбре. Наконец, один из каменных костяных комков с усилием вываливается из собаки. Однако, здравствуйте! Подбираю его и демонстрирую хозяину овчарки острые, торчащие отломки надкостницы:

– Вы спрашивали, можно ли давать кости собакам.

Он кивает, давая понять, что я услышана. Тут и без слов всё понятно. Набираю новую порцию жидкости в шприц.

Тут овчар изворачивается и кидается на меня, как на источник жуткой боли, происходящей у него под хвостом. К счастью, хозяин успевает вовремя отреагировать и резко дёргает его за ошейник, а я рефлекторно отпрыгиваю и валюсь на землю. Возле уха раздаётся сочный лязг зубов. Быть в говне, да ещё и искусанной – сценарий, прямо скажем, не самый оптимистичный! Теперь мой халат приобретает творческий вид и сзади.

Женщина, взглянув на меня, заливается звонким смехом, а затем закатывает глаза к небу и требовательно восклицает:

– Девушка! Можно уже побыстрее? Я же русским языком сказала, что очень опаздываю! Сколько можно возиться?

Молча ректалю собаку: очередной костный кусок стоит на выходе.

– Там ещё один, – констатирую для особо нетерпеливых.

– Ещё вазелина? – Гость аж пританцовывает от нетерпения.

Он стоит на приличном расстоянии и поэтому говорит заведомо громче: голос звонкий, дикция идеальная. Женщина находится ещё дальше, демонстративно поглядывая на часы. Одна Эмма – рядом, держит чашку с разведённым для клизмы раствором – кому-то же надо быть в эпицентре событий.

– Да, – отвечаю Гостю, – купите ещё две бутылочки и заодно резиновую спринцовку. Большую.

– Живо чтоб! Мухой! – подгоняет его женщина. – Тут и так быстро работать не научились! Бардак, безобразие!

Да уж куда нам быстро, да ещё и работать, мисс Пассивная Напомаженная Агрессия! Гость кидается в иномарку, разворачивается на пятачке земли и исчезает за поворотом. Возвращается он ещё быстрее, чем раньше. Ключи на всякий случай оставляет в машине – и вот напрасно, как оказалось – случай ждать себя не заставил.

– Аптекарша странно на меня посмотрела, – говорит Гость задумчиво, вручая мне бутылочки и спринцовку на вытянутых руках.

Оставляю это без комментариев: ох, её можно понять.

Новые и новые клизмы, фонтаны ароматной жидкости, – с резиновой грушей всё происходит быстрее и эффективнее. Однако, это не спасает мои ноги, обутые в сандалии: тонкая ткань сияюще-белых с утра носков не в силах защитить от бурных собачьих потуг и последующих испражнений. Когда новая порция говняной жижи попадает на мои несчастные ноги, стекая со штанин, со стороны женщины раздаётся:

– Две минуты и как хотите!

– Не мешай. Ты видишь, работают люди? – осаживает её мужчина.

– Я опаздываю на педикюр! – взвизгивает она.

«А у меня свидание после работы», – мысленно парирую ей в ответ.

И зачем только мы так договорились? От меня ж теперь такой стойкий парфюм, что аж глаза режет! Несравнимый по стойкости даже с самыми дорогими, изысканными духами, типа «Jar Parfums Bolt of Lightning»! Остаётся только забить этот самый «Bolt».

Ну почему вместо запаха тёртой смородины, свежескошенной травы, цветущих георгинов и сломанных веток я вынуждена благоухать, простите, собачьим дерьмом, параллельно выслушивая претензии от подобных цветущих женщин?

Расстроенно запиливаю собаке в зад ещё две полные спринцовки жирной воды и зажимаю хвост. Чтоб, значт, настоялось до каберне совиньон или, там, шардоне. Ну давай уже, выдай нам, не держи в себе! Изящные ноготочки отдельных личностей больше не могут ждать – помирают без педикюра.

Дальше случается непредвиденное.

– Да сколько можно возиться! – женщина подбегает и отталкивает меня от пса. Хвост шлагбаумом задирается кверху.

Не, ладно бы подбежала, но толкаться и наклоняться было зачем?

Ей в лицо, прям в лобешник в струе из жирного говнеца выстреливает костный кругляш. Меткий выстрел, прям бинго! И мелкие брызги веером на пальто, бывшее пару секунд назад кипенно-белым.

Окрестности оглашает вой пожарной сирены и наш гомерический хохот, – благо, я успеваю скрыться за клёном, согнувшись напополам. Гость рыдает. Эмма утыкается носом себе в плечо. Мужик отворачивается, закрыв рукою лицо. Дама прыгает в машину и, разъярённо захлопнув дверь, заводит мотор.

– Стой! Куда! – воет мужчина, давясь от смеха, но машина со стоном покрышек трогается и с рёвом уносится вдаль.

На педикюр, куда-куда…

…Когда остатки компании уезжают, – вызвав «такси для животных» и кое-как уболтав водителя уложить благоухающую собаку в ногах, – я медленно стаскиваю с рук перчатки, неведомым образом традиционно пропустившие стойкий запах и спрашиваю у Эммы:

– А тёплая водичка с мылом у нас имеется?

– Не, только холодная, – отвечает она с усмешкой. – Но могу предложить освежитель для туалета!

– У меня свидание с Константином Венианимовичем. То есть Вениаминовичем, – говорю я, всё ещё икая от смеха. – Да тьфу ты… Какой к чертям освежитель? Чтобы от меня пахло говном в альпийских лугах? Или свежим бризом очистных сооружений?

Эмма только хохочет:

– Ландышевый подойдёт?

* * *

Свидание проходит в дорогом кафе, в окна светит остывающее, но пока ещё по-летнему тёплое солнце, какое и бывает в конце августа. В помещении так жарко, что рабочее амбре смело раскрывается в стойкий, узнаваемый аромат. К нему примешивается концентрированный запах ландышей.

Константин – среднего телосложения, лысоватый, толстоватый, с короткими, словно сардельки, ухоженными пальцами, уверенный в себе мужчина, с которым мне посчастливилось познакомиться намедни, – заказывает вино. Он ведёт себя, как на рабочем совещании, – не улыбается и словно считает каждую минуту времени.

Меня не покидает чувство, что нужно было заранее распечатать и принести своё резюме. В двух экземплярах. Вместе с родословной и результатами всех анализов, доступных в нашей галактике.