Чувствовать — «ненормально» потому, что мы не умеем.
Потому что каждое чувство внутри автоматически переводится в оценку: «Я злюсь на ребенка, значит, я плохая мать»; «Я хочу на ручки, значит, я зависимая»; «Я обижаюсь, значит, я недостаточно работала над собой» и т.п. Нет привычки, умения, побыть в этом «я злюсь», «я обижаюсь», оглядеться в нем, понять, про что оно.
Учить новый язык — а чувства тоже язык — невероятно сложно. Знание языка предполагает не просто знание слов, а понимание другой картины мира — иной, не похожей на свою. Решение не оценить, а услышать чужие чувства вынуждает чувствовать в ответ.
Когда трехлетка вопит, что ему дали сломанный банан, проще всего отмахнуться. Он тебе: «Я злюсь», — а ты ему: «Ерунда». Он тебе про чувства, а ты ему — оценочную тарабарщину.
Так вот ребенок не понимает тарабарский язык. Пока.
Он умеет говорить только на языке чувств. Пока.
Пока не освоится, не вырастет и не начнет писать в пустыню интернета: «Меня никто не понимает и просто хочется, чтобы обняли».
Пока мы не вспомним забытый язык чувств, не будет близости.
Пока мы не заговорим на нем вновь, поколение за поколением будет смутно хотеть на ручки, но даже не понимать, что это и про что это.
Пока мы не сделаем язык чувств языком общения, мы так и будем не понимать своих детей.
Отмести непереводимую какофонию сырых детских чувств оценкой «глупый малыш» проще, чем попытаться их хотя бы увидеть, а увидев — понять, а поняв — позволить себе со-чувствовать. Взять на ручки и почувствовать всю обиду и несправедливость мира, в котором банан сломан.