Один внутренний голос кричит изнутри прямо в висок: «Так нечестно: Я хорошая — Я маленькая — пожалейте МЕНЯ — МНЕ трудно — МЕНЯ никто не любит — все МЕНЯ бросили — Я совсем-совсем одна — Я не хочу ничего решать — Я не хочу ничего делать — это ВЫ во всем виноваты — Я хочу на ручки!»
Другой голос диктует в другой висок холодно и жестко: «Ишь чего захотела — ТЫ не заслужила — посмотри на СЕБЯ — кому ТЫ нужна — ХВАТИТ ныть — ТЫ ничего не доводишь до конца — всем на ТЕБЯ плевать — ТРЯПКА — ДОСТАЛА — УРОДКА — СЛАБАЧКА!»
Они бродят по разным комнатам — обиженный ребенок и критик — и борются за доступ к микрофону, чтобы выплюнуть наружу больное. Ребенок проклинает критичного и черствого родителя. Критик презирает слабого и неуверенного ребенка. Ребенок ищет себе родителя — заботливого, эмпатичного, терпеливого, чуткого. Ищет в каждом партнере, ищет в каждом встречном — и неизбежно разочаровывается. Критикующий родитель ищет себе другого ребенка — удобного, собранного, послушного, трудолюбивого. Этот не заслуживает ничего, кроме пинков и критики. Без жестких мер эта размазня просто никогда не повзрослеет, не справится, не выживет. Ищет другого, правильного ребенка — в детстве, в школе, в университете, на первой работе, второй, в клубе, театре, библиотеке — и не находит, потому что другого не существует.
Они не знают, что они есть друг у друга, там, внутри, за стеной. Неужели они правда не знают?