Мы действительно были вместе. Когда двое — это двое, а не два человека рядом, между ними есть словно некая тайна, невысказанный секрет, они находят друг друга особым взглядом, каждый раз узнавая своего. Они похожи на заговорщиков, улыбающихся тому внутреннему угольку, мерцанию, невидимой связи, которую и выразить-то нельзя, это просто знание, сокровенное и на двоих. Их всегда видно в толпе людей, они — замкнутое пространство, они — вдвоем, даже если по отдельности. А когда связь рвется, они по-прежнему вдвоем, и даже за руку, и даже обнявшись, но это уже не двое, а два — два отдельных человека. Словно тонкая оболочка мыльного пузыря лопнула, и тот особый воздух растворился в общем, и пространство потерялось в общем, ушло, и остались просто две единицы из толпы.
У меня был самый необходимый мне все те годы муж. Когда приходят вопросы «Почему?», «Почему любишь?» — это попытка заполнить исчезающий воздух двойства, судорожные глотки рыбы, выброшенной на песок. Исчезает невыразимое, и кажется, будто выразимым и логичным можно заполнить постепенно образующуюся пустоту. Когда детально продумываешь чувство — значит, нет его. Я теряю любовь, когда перестаю любить себя: начинаю изводить свое внутреннее юное существо требованиями, планами и идеалами. И я тогда застываю, замерзаю, мертвею — любовь уходит, уходит жизнь, а с ними и жизненность…