Глава 1

На свежем холмике жирной темной запашистой земли установили невысокий деревянный памятник с именем Катерины Яромировны Леснянской. К его подножию люди, пришедшие проводить мою бабулю в последний путь, принесли множество красных гвоздик – словно капельками крови покрыли могилку. Рядом, в пределах одной ограды, с гранитных плит тоскливо поблескивали, словно взирали на меня, еще несколько до боли родных имен: прабабки, деда, мамы, а теперь вот и бабушки. Отныне я единственная наследница по материнской линии.

Я замерзла, слишком долго пробыла на кладбище. Мы захоронили очередную урну с прахом, ни в одной из могил нет тел, только пепел. Леснянские испокон веков следовали своим традициям, по мнению многих, языческим: имена детям давали старославянские, покойников всегда кремировали, а памятники на кладбище – лишь место памяти для живых.

– Елечка, замерзнешь совсем, простынешь, может, по домам? – ласково, виновато предложил отец.

– Ты иди, пап, тебя же дома заждались, а я еще чуточку посижу и тоже домой поеду, – натянуто улыбнулась я, пряча ладони между коленей, чтобы согреть озябшие пальцы.

– Ты уверена? Может, лучше к нам? – осторожно уточнил он и, отметив, как я кивнула, а следом отрицательно мотнула головой, едва заметно, облегченно выдохнул.

Да, у него давно другая семья, дети, я там лишняя. Взяв организацию и оплату похорон бывшей тещи на себя, отец таким образом проявил заботу обо мне, старшей дочери. Помог и деньгами, и участием.

Мягко, но неуверенно потрепав меня по макушке, папа постоял с минуту, а потом, на прощание пожав мое плечо, ушел. Я же осталась на лавочке, пока еще не в силах уйти, и тоскливо провожала взглядом его фигуру в черном пальто. Несмотря на возраст – пятьдесят лет, – отец по-прежнему подтянутый и красивый. К тому же, в нем идеально сочетаются ум, привлекательная внешность и хороший характер.

Одиночество и тоска совершенно непривычны для меня. А сегодня, похоронив самого близкого человека, я по-настоящему осиротела. Маму я помню смутно. Когда она погибла, участвуя в мотогонках, мне было всего пять лет. За пару лет до того они развелись с моим отцом, он ушел к другой женщине, чуть старше и не такой красивой, как моя мама, зато любящей и любимой. Сейчас мне понятно, что ему хотелось покоя и стабильности, а не азарта и вечной погони за приключениями, которые горели в крови Майи Леснянской.

В новую семью отца бабушка меня отдавать категорически отказалась, она потеряла единственную и позднюю дочь, лишиться еще и внучки – ни в коем случае! Мой папа это принял, особо не настаивал – они с женой ждали собственного первенца – и вел себя ответственно: содержал, как положено, до совершеннолетия. Близки мы никогда не были, встречались лишь по праздникам, но я всегда знала: отец меня любит и по-своему заботится. А вот бабушка любила меня безмерно и за всех разом, душа у нее была огромная и светлая, всех одаривала теплом. И в этом тепле я никогда в жизни даже на миг не ощущала себя одинокой или чего-то лишенной, как сегодня.

В этом году я закончила факультет иностранных языков, мне двадцать один год, и до сих пор не представляю, чем хочу заниматься в жизни.

Родилась я не в обычной семье, хотя эту необычность осознала только в школе, когда мамочка одноклассника презрительно, но с опаской обозвала меня ведьминым отродьем. И это в двадцать первом веке! Мы жили в крепком просторном деревянном доме возле леса. С одной стороны, на машине до города и лучшей школы рукой подать, с другой – почти на выселках живем и за забором «грибы да ягоды».

Сколько себя помню, наши праздники не совпадали с государственными, летом и осенью с утра до вечера, а бывало и ночами, собирали лесные травы и корешки, сушили, потом моя бабулечка продавала эти сборы. Более того, до поры до времени меня не интересовало, зачем к Катерине Яромировне Леснянской то и дело приезжают разные люди: женщины и мужчины, молодые и пожилые. Нет, она никогда не гадала и ничего не предсказывала, даже ругалась и «плевалась» на такие умения. Но вот своими травками да заговорами пользовала нуждающихся. Деньги у нас всегда водились – добровольные пожертвования исцеленными делались от щедрой души. Бабуля, как говорится, в рекламе не нуждалась: страждущие сами приходили благодаря доброй молве.

Наш дом, построенный еще в начале девятнадцатого века, пережил не одно поколение Леснянских, и народ в округе в курсе, что живет здесь старый ведьминский род. Живет обособленно, в скандалы и склоки местных никогда не встревает, внимания не привлекает… Ну как: потихоньку жутковатые ритуалы проводит да празднует не пойми что. Даже в лихолетье наш старый, потемневший от времени дом не трогали, обходили стороной, будто чувствовали опасность. Женщины наши между собой очень похожи: замкнутые, часто одинокие, гордые, красивые и загадочные…

У нас в горнице-зале-гостиной на стенах развешено много старых и новых фотографий представительниц рода Леснянских. При разных отцах, во все времена наши женщины таинственным образом передавали из поколения в поколение характерные черты. Большинство – шатенки с толстыми косами, высокие, статные, стройные, но фигуристые, с очень светлой, нежной кожей и невероятно яркими изумрудными глазами. Мой отец – блондин, поэтому я скорее русая, чем шатенка, но все остальные черты Леснянских «налицо». И глаза зеленые – как трава, и кожа – как дорогой фарфор, густая шевелюра укрощена короткой модной стрижкой, стройная фигура с высокой грудью и округлыми бедрами, всегда с прямой спиной. Еще бы, чуть ссутулишься – и получишь от бабули промеж лопаток.

Да, я прямая кровь, как говорила бабушка Катерина. Правда, потом она тихонечко бурчала, что сильно разбавленная, ведь едва «чую» землю и растения, совсем капелька родового дара мне досталась. И скоро совсем наследие предков потеряем. Может, потому что крайняя в роду, не чую земли, и слабосилок, как бабушка называла за детские или подростковые безобразия. А меня, вопреки ее озабоченности потерей родом какого-то-там-дара, разбирали смех и ирония: какие ведьмы в наше время? Какой дар?

То ли дело сила интернета, благодаря которому я спокойно подрабатываю фрилансером-переводчиком. А бабуля моя в травах разбиралась, потому что ботаник по образованию, – вот и все тайны. Но теперь я одна, слезы выплакала, сижу на кладбище, вокруг буйство осенних красок, пахнет пожухлой травой, руки-ноги замерзли, и на душе зябко.

Ведь и правда, надо идти домой, в пустой, одинокий дом на краю леса. А я словно застряла на перепутье: прошлое напоминает о почти домашней, привычной мистике, ритуалах и бабушкиных зельях, а будущее пугает жесткой реальностью, где правят технологии и ни во что не верят, кроме денег.

Может, зря я к отцу не поехала? Хотя нет, там чужая мне женщина, сестра и брат с их подростковой ревностью к отцу, а мы с ним видимся несколько раз в год. И к подругам не поехать, обе неожиданно и по любви недавно вышли замуж. Даже наш старенький кот умер месяц назад. Эта потеря и подкосила бабушку; может, потому инфаркт и пропустила незамеченным. Думала, душа от тоски болит за Митрофанушку, а оказалось… Эх!..

Сырой холмик, под ним урна с пеплом – частичка от бабушки, которая все-все отдала мне: свое время, часть жизни, море любви и тепла. А я… не верила, мысленно снисходительно хихикала над ее делом и родовым даром, даже не думала о том, какую боль своим непринятием причиняю родному человеку.

Хлюпнув носом, я неожиданно ощутила что-то горячее в душе, вину, протест и жгучее желание все исправить. Вот прямо срочно. Клятва далась мне легко, от души: «Я обещаю тебе, что постараюсь стать ведьмой, как ты хотела. Постараюсь не забыть то, чему ты научила, не забуду, чья кровь течет во мне».

Даже дышать стало легче, ведь в кои-то веки у меня появилась настоящая, важная цель, долг, нет, практически целый план жизни.

Подул холодный осенний ветер, словно вынуждая уйти с кладбища. Я окончательно продрогла и решила, что дальше и впрямь высижу здесь только цистит. Поправила цветы на могилках, кинула прощальный взгляд на родные имена на памятниках и отправилась домой. Ну и так как очень замерзла, с полминутки помучившись сомнениями и стыдом, решилась срезать путь до своей машины. Точнее, посмотрев по сторонам, нагло перелезла через забор – всего-то полутораметровый – и спрыгнула в прилегающую к кладбищу лесополосу. Буквально в сотне метров проходит узкая асфальтированная дорожка для велосипедистов и пешеходов, дойти до нее – плевое дело, а там и до парковки рукой подать.

Я почти дошла до дорожки, когда справа заметила странное мерцание. И вот зачем оно мне сдалось? Замерзла как собака, устала, кладбище за спиной, вокруг ни души, но любопытство, присущее всем Леснянским, – бабушка называла его самым страшным проклятьем рода – по наследству передалось и мне. Причем оно с лихвой компенсировало недостаток дара.

В общем, ноги сами пошли туда, где светилось что-то такое загадочное, и привели к прямоугольному нечто, похожему на прозрачную, слегка искажающую пространство дверь, вот прямо как в фантастических фильмах показывают. Еще и пробегающие по загадочной плоскости голубые искорки подтверждали, что это не «дыра», а вход… или выход.

Я нервно оглянулась: на дорожке и вокруг – никого, а «вход» мерцает искорками, красиво так, призывно… Нет, непреодолимо любопытно. А там, за ним, еще более завлекательно играет красками потрясающий воображение пейзаж, причем буквально – как в роскошном ботаническом саду! Раскидистые деревья с фиолетовыми широколистными кронами, похожие на цветущую тропическую жакаранду; кусты с желто-зеленой листвой, словно весенняя форзиция; бурая, но вряд ли пожухлая от заморозков трава.

Чудеса, да и только! Затаив дыхание, я глядела, будто зимними сумерками в окно дома, где светло и тепло, глядела… в другой мир. Ну и что мне делать дальше? Мелькнула здравая мысль: сообщить компетентным органам об этой странности, а пока – ноги в руки и валить отсюда подобру-поздорову. Мелькнула и сдохла, жестоко раздавленная наследственным любопытством.

Мой покрасневший от холода палец сам собой коснулся мерцающей пелены. Только потрогать хотелось, но неожиданно, не ощутив сопротивления, он проткнул это сияющее нечто.

Я испуганно отдернула руку. Ничего, вот абсолютно ничегошеньки не произошло, и палец целым остался! Теперь любопытство не только зашкаливало – жгло! Видимо, за последние три дня я выплакала все мозги и потеряла осторожность, потому что спустя пару минут сунула «на ту сторону» еще и голову. Как же не разглядеть получше невиданный ранее, чуждый лес? Чуждый, потому что точно не на Земле…

Высокие фиолетовые деревья; кусты, усыпанные яркими ягодами; полянка, заросшая даже с виду густой упругой травой; нереальное изумрудно-голубое небо; слепящее оранжево-желтое солнце, а рядом с ним на небосклоне зависли круглые, разноразмерные, цветные диски спутников. И воздух на этой незнакомой поляне по-весеннему теплый, насыщенный ароматом цветов и чего-то свежего, яркого, вкусного – хотелось дышать и дышать.

Именно жгучее желание вдохнуть этой загадочной сладости поглубже заставило меня совершить очередную глупость: полностью преодолеть силовой барьер, шагнуть на чужую землю. В чужой мир.

Стоило мне оказаться целиком по «ту сторону», я глубоко, с наслаждением, вдохнула. Казалось, лучи чужого солнца пронизывают мое тело насквозь, заряжая энергией, словно иссохший аккумулятор. Шепот ветра, шелест листвы и тишина. Ничего страшного не произошло – сплошная благодать. В груди будто разжалась пружина, что напряженно дрожала после смерти бабушки. Да и чего бояться, ведь в шаге за спиной проход обратно? Вот посмотрю, подышу, погреюсь, как на курорте!

С растерянной улыбкой я задрала голову и уставилась в небо, изумрудно-голубое, чистое, прозрачное, затем полюбовалась окружающим меня густым лесом, нереально ярким, прямо-таки фантастическим. До чего же вокруг красиво и покойно! В душе родилось и буквально ощутимо росло, распирало грудь острое чувство счастья, будто надышалась чего-то «веселенького». У меня вырвалось радостное:

– В этом раю можно и остаться!

Ответом мне был глухой хлопок. Обернувшись на звук, я задохнулась от ужаса: «дверь» исчезла! Осталась лишь примятая бурая трава, и то там, где я потопталась. Заныв от накатывающей паники, я опустилась на четвереньки, пытаясь найти в траве хоть что-то, что бы указало, как вернуться. Ни-че-го!

Вскоре пришлось признать, что прохода больше нет, как и разумных идей насчет того, что делать дальше. И в этот момент пугающую тишину нарушил глубокий грудной голос:

– Ну здравствуй, преемница!

Я подпрыгнула от неожиданности и закрутила головой. И увидела невдалеке, у подножья заросшего багрово-зеленой травой большого холма, женщину, сидящую в кресле-качалке. Немолодую, но и не старую, лет шестидесяти. Как говорила бабуля, тех лет, когда в душе ты еще молод, но лицо уже выдает возраст. Она спокойно смотрела на меня, неторопливо раскачиваясь и пуская из мундштука маленькие облачка дыма.

Похлопав глазами – откуда она тут взялась?! – я наконец рассмотрела у холма небольшой добротный дом, который, видимо, задней частью врос в него или стал рукотворным продолжением. Даже крыша почти сливалась с ярким дерном. Так сразу и не заметишь это симпатичное укромное жилище, только встав лицом к двери и окнам. Разглядывая вполне обычное человеческое лицо незнакомки, я изумленно просипела:

– Здравствуйте! Вы меня тоже понимаете?..

А про себя подумала: «Может, это все же мой мир…» Но, посмотрев вверх-вниз, налево-направо и убедившись, что такой занятной выставки спутников на нашем небе точно не бывает, содрогнулась от кошмарных перспектив. Я буквально ощутила, как внутри что-то ухнуло в пятки от страха, поэтому, так и не услышав ответ на свой вопрос, срывающимся голосом зачастила:

– Пожалуйста, пожалуйста, верните ту… дверь или хотя бы скажите, как мне вернуться обратно? То есть как открыть тот портал… или силовой барьер, или я, в общем, не знаю, как это точно называется. Но я очень хочу вернуться домой, помогите, пожалуйста, я вас умоляю! Откройте мне дверь, пожалуйста, мне очень-очень надо домой!

Незнакомка заметно тяжело поднялась из кресла и направилась ко мне. Вроде не тот возраст, чтобы так тяжело вставать, но, может, болеет? Она приближалась, а я паниковала и вместе с тем надеялась на спасение. Да-да, мало того, что я неприлично любопытная, к тому же еще и наивная.

Женщина остановилась в шаге от меня и, пристально разглядывая, изучая и явно оценивая, наконец ответила:

– Это не дверь, детка, а портал между мирами. Он пропускает только в одну сторону и лишь один-единственный раз. Ты больше никогда не сможешь вернуться в прошлую жизнь, и я уверена: тебя там ничего и никто не ждет. Иначе призыв не сработал бы.

– О чем вы говорите, я не понимаю? – пискнула я, невольно делая шаг назад, не на шутку перепуганная: вот дурища, сунулась в непонятную дыру, как еще сразу мою глупую голову не оторвали.

– Уверена, ты меня хорошо понимаешь. Знание призванным языка призывающего входит в условия ритуала.

Я нервно потерла виски, пытаясь вернуть себя в реальность и вникнуть в странные слова слишком уверенной женщины, но ничего не изменилось: все там же, все с ней же.

– Дело не в словах, а в смысле! – отчаянно выдохнула я, а потом, чуть не плача, еще отчаяннее взмолилась: – Я вас очень-очень прошу, верните меня обратно, домой. Пожалуйста!