Моей семье, родным и близким людям.

Моему Дому.

Моей Бусе, которая всегда со мной.

© Ольга Есаулкова, 2016

Корректор Ольга Шепитько

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Ну, здравствуй! Твой запах антоновских яблок…»

 
Ну, здравствуй! Твой запах антоновских яблок
Мне снится ночами, мне чудится часто,
И если мне грустно, несладко и зябко
Я клею на душу его, словно пластырь.
 
 
Мне вишен твоих назабвенно цветенье,
Черемухи буйство! Какое же счастье,
Когда лишь за ночь, что казалась мгновеньем,
Сирень одевалась в лиловое платье!
 
 
Сугробы твои были мягче перины,
А Деду Морозу известен твой адрес,
Куда неизменно он каждую зиму
Подарков мешок приносил. Или в кадре
 
 
Задумчивый день. И ленивое солнце
Запуталось в желтой листвы паутине,
И облака, что всегда незнакомцы
Плывут над тобой по сентябрьской сини.
 
 
Твой голос: то вдруг заскрипит половица,
То кашлянет дверь, то стена завздыхает —
Он часто мне слышится тоже и снится,
Баюкает он, веселит, утешает…
 
 
И мне невозможно и маятно крайне,
И мне не нужны никакие богатства,
Лишь только вернуться – довольно скитаний!
К тебе и воскликнуть: «О, дом мой, ну, здравствуй!»
 

Кто куда, а я…

– Посторожите это покамест, я мигом туда-сюда, – раздалось откуда-то сверху, и рядом со мной на вокзальную скамейку, видавшую виды и сотни тысяч седалищ, плюхнулась небольшая, но увесистая сумка-баул, как и положено, клетчатая и сильно замызганная.

В тот момент я с наслаждением начала уминать вожделенный, ароматный, исходящий соком, напичканный специями и всеми видами ГМО горячий бургер. Фаст-фуд я позволяю себе только в дороге: эдакое послабление, оправданное тем, что мой организм путешествует и может получать любые, даже запретные, гастрономические удовольствия. И вот та самая ситуация: вокзал, чемоданы, вкусная снедь, первый лакомый кусок – и… Ну как так можно, а? Ну, нельзя трогать человека, если он ест, это же просто варварство в чистом виде!

– Мммм, – только и смогла произнести я, но обладателя баула уже и след простыл. Я радею за безопасность всей душой, но, каюсь, тогда моя душа молчала, а желудок требовал сиюминутно употребить аппетитный сэндвич. Вот доем сначала, а потом уже сдам и сумку, и её хозяина-идиота органам правопорядка (хотя в более диких странах таких товарищей наверняка сдают НА органы, причем любые, кроме мозга).

Я откусила очередной кусман, и тут рядом со мной попутным ветром пронесло полицейского. Как вовремя! Я приветливо помахала ему рукой и сообщила:

– Ум умо хмоммо хмумофку фофшафив!

– Женщина, вы пьяны? – полицейский оглядел меня невозмутимо и строго. Под этим тяжёлым, неподвижным взглядом я с огромным трудом и даже болью проглотила кусок, внезапно ставший каменным.

– Я говорю, тут кто-то вот сумочку оставил, – прохрипела я и добродушно похлопала по баулу рукой. Не знаю, как я могла поступить столь глупо и неосторожно, но, видимо, фаст-фуд все же очень крепко и, самое главное, очень быстро поражает мозг. Напрочь вышибает ум.

– Не поднимайте руку с сумки! – взревел полицейский. – Замрите!!!

И события стали развиваться с космической скоростью: все пассажиры вокруг исчезли, а меня вместе со злополучной поклажей взяли в плотное кольцо стражи порядка.

– Оставайтесь на месте, не двигайтесь, не шевелите рукой! – командовали они. – Скоро прибудут сапёры, и мы сможем вас отпустить в целости и сохранности.

«…Если повезёт», – читала я по их губам. Вот попала так попала… И легко сказать «не двигайтесь». После таких слов непременно начинает чесаться нос и зудеть в ухе. А еще от баула просто-таки разило рыбой, точнее – селёдкой.

От волнения и невыносимого селёдочного духа съеденный бургер, будь он неладен, начал проситься обратно, наверное, ему было любопытно, что за сыр-бор происходит снаружи. Но я удерживала его изо всех сил: когда еще мне доведётся поесть, да и доведётся ли вообще.

Погибнуть от взрыва с ароматом селёдки очень обидно, но я страдала ещё и по другой причине: именно в тот день мы с моим мужем Артёмом серьёзно поругались по какому-то совершенно наиглупейшему поводу.

…Вообще-то я отходчивая, мне достаточно пяти минут, чтобы осознать свою долю вины в ссоре и пойти мириться, бодая головой, как телёнок, спину любимого мужа…

Что же нашло на меня в этот раз, я и сама с трудом могу объяснить, а только вот «виноват он, и всё тут». Ко всему прочему, у меня начался отпуск, а за окошком буйствовало невероятно тёплое и ласковое лето. И такая мысль пришла в мою отчаянную шальную голову: «А чего мне, молодой и красивой, киснуть в городе, накручивая себя и укрепляя стены личной трагедии?» Кроме того, нахождение с мужем в одной квартире являлось причиной великого соблазна: снова идти бодать головой спину и признавать поражение. А на меня впервые в жизни нашло отчаянное желание выдюжить, не показать свою бесхребетность. А ещё желательно, чтобы наконец попросили прощения, валяясь у меня ногах. А почему нет? У всех валяются, а у меня пока – ни разу.

К сожалению, при подсчёте моих финансов они дружно спели не только романсы, но и станцевали лезгинку, ламбаду, вальс, откланялись и помахали ручкой.

Вот тут и случилось у меня озарение: тёплой ласковой волной накрыли воспоминания о доме, где я жила в детстве, о тогдашних жарких летних деньках. И я решила, точнее, решилась…

Удивительно, что на сборы чемодана мне хватило пары часов против обыкновенных пары дней. «Так вот что значит целеустремленность», – подумала я и для убедительности данной мысли подняла вверх указательный палец.

А вознамерилась я рвануть в «Туево-Кукуево», где меня, в общем-то, никто и не ждал… Ну хотя как никто не ждал? Там, в деревне Утекаево, жила любимая тётка, которой я позвонила уже с вокзала: «Валентон, это я, Лёля! Я тебе мчууууу, ты слышишь? Жди давай меня!» И Валентон покорно сказала: «Ох, ёшки-матрёшки, кого я слышу! Ну давай-давай, мчи! Только сама знаешь, я тебе тут устрою концлагерь, трудовые будни заключённых!» Она, моя тётка Валентина, – большая шутница и баловница. И, уверяю вас, она прекрасна в этой своей ипостаси! Она безмерно любит, когда её кличут Валентоном, как когда-то придумала я. Она очень весёлая и очень упрямая… И… Увижу ли я её теперь? Все мои планы на лето и вообще на жизнь висели на волоске.

Хоть бы у мужа успеть попросить прощения. Дрожащей рукой я отложила в сторону ошмётки своего обеда и попыталась достать из кармана мобильник, но меня сию секунду одёрнули полицейские: не двигаться, и всё тут!

– Но у меня муж! – пыталась я вразумить блюстителей закона, однако никакие сантименты их не трогали.

– Хорошо, что муж, так не делайте его вдовцом, – мрачно увещевали они меня. Успокоили, нечего сказать.

Я погрузилась в невеселые мысли о злодейке-судьбе и не сразу заметила суету сбоку от меня: там двое полицейских заламывали руки мужику в красном спортивном костюме, который рвался в мою сторону, брыкался и верещал.

– Не имеете права! Она моя! – заходился он в крике и смачно плевался на пол.

– Женщина, вы его знаете? – обратились ко мне полицейские.

– Знать не знаю и не понимаю, почему он говорит про меня «она моя», – скривила я лицо. Конечно, я симпатичная, но чтобы вот так… продираться ко мне через кордоны. Посмотрел бы на это сейчас мой муж, любопытно, как бы он запел…

– Да не ты, дура, – злобно пыхнул в мою сторону мужик, – сумка моя! Там селёдки на несколько тыщ!

Ах, вот оно что… Не я королева этого бала. Ну и ладно, пусть только меня поскорей отпустят! Без движения у меня начало мучительно сводить руки и ноги. Да и до поезда оставалось недолго.

– Да-да, от сумки в самом деле разит сельдью! – пыталась я убедить полицию. Но на слово мне никто не верил. Отвлекая себя от наступающих слёз, я представляла возможные заголовки передовиц: «Селёдка-убийца захватила один из московских вокзалов», «Не закуска, но террористка: иваси угрожает миру», «Сельдь, напичканная тротилом: террор по-русски».

Наконец приехали сапёры. Служебная собака с умными глазами и серьёзным выражением лица, то есть морды лица, обнюхала баул, очень по-человечески наморщила влажный блестящий нос и громко, брызгая слюнями, чихнула. Это был самый прекрасный и замечательный чих в моей жизни!

– Будьте здоровы, – сказала я собаке и от умиления пустила слезу. Собака легонько кивнула: «Спасибо».

– Да нет тут никакой взрывчатки, – подтвердили собачью версию сапёры, проверив сумку, – рыба тут, как есть – селёдка.

– А я что говорил, – трубил краснокостюмный мужчина, размахивая освобождёнными руками, словно чокнутая мельница.

Меня тоже больше никто не удерживал, и я поспешила на поезд, радуясь жизни и свободе. Попыталась сообщить о своём счастливом спасении Артёму, но его мобильный был недоступен. Ну что ж, дорогой, значит, не зря я придумала своё путешествие, попляшешь ты ещё у меня!

Возле вагона меня нагнал запыхавшийся владелец мерзкого рыбного баула. Морда виновника моих злоключений сравнялась по цвету с его же костюмом. Я попыталась пройти в вагон, но мужик перегородил мне дорогу всё той же клетчатой сумкой.

– Эта, ты извини, если чо. Я не специально же. Просто билет надо было купить, а сумка тяжёлая, сама понимаешь, – бубнил он. Нет, я не понимала и не хотела понимать.

– И эта, я там сказал, ну эта… сгоряча! Ты не дура, а очень себе знатная бабёнка, честное слово, – горячился опомнившийся донжуан. Поздно, добрый молодец, красну девицу окучивать, когда она сама Кощея одолела! Но красномордый не сдавался:

– Давай я тебе в качестве «извини» селёдки хоть отгружу, а? Вкусная, с икрой!

– Давай, – устало согласилась я. Как же ты мне надоел, и ведь хватает наглости и тупости…

Обрадованный товарищ полез в сумку, долго там копался, поднялся с ещё более пунцовым лицом, держа в руке жирную и действительно аппетитную сельдь.

Я аккуратно приняла её, улыбнулась почитателю иваси самой сладкой улыбкой… размахнулась, метко забросила хвостатую добычу прямо в гущу снующей толпы и со всей дури заверещала, подражая манере базарных баб:

– Оооой, тут мущщина селёдкой по людЯм кидается! Спасите! Он совсем сошёл с ума! Он рехнулся! Бандит! Помогите!

Толпа отозвалась на мой клич визгами, криками и отборными матюками. Оттолкнув ногой баул, я впрыгнула в тронувшийся поезд, а наряд полиции уже бежал к опешившему обладателю клетчатого потрёпанного баула. Несладко ему придётся – только вроде оправдался, а уже опять рецидив. Точно несладко – с таким-то солёным грузом!

…Усталость от насыщенного событиями дня взяла своё, и потому, едва только поезд тронулся, я погрузилась в приятную дрёму и проспала все долгие часы дороги, ни разу не приоткрыв глаз.