Пролог

Разбуди всех своих демонов.

– Тебе страшно?

– Нет.

Соврала, хочу, чтобы все быстрее началось и закончилось. Половина суммы уже есть на счету, вторая будет только утром, таковы условия аукциона. Обладатель лота должен убедиться лично, что я девственница.

– Почему тогда дрожат твои пальцы?

– Немного неуютно.

– Тебе приходилось продавать и предлагать себя раньше?

– Нет.

– Что же изменилось?

Мужчина слишком близко, чувствую тонкий аромат его парфюма, запах сигар. Он как раз сжимает ее своими крупными пальцами, ведет ими от кисти до локтя, вызывая еще большую дрожь внутри. Дым окутывает нас, проникает в легкие, хотя и так нечем дышать от страха.

Да, мне очень страшно.

– Можно я не буду отвечать на ваши вопросы? Мы ведь не за этим здесь собрались.

– Хм… забавную мы купили шлюху.

– Я не шлюха.

Он склоняет голову, закусывает сигару зубами, хватает за подбородок, больно, но терплю.

– Смотри в глаза.

Снова дым, но, когда он рассеивается, меня парализует. Это именно тот взгляд, который я чувствовала, не видя перед собой практически ничего, стоя обнаженной на сцене ночного клуба.

Там было много мужчин, они пожирали взглядами, имели, унижали, сулили удовольствия и боль, но я остро чувствовала именно этот.

Так смотрят люди, у которых есть все. Они устали от денег и власти. Им скучно, им нужны забавы, адреналин, драйв, острые ощущения.

Но и всем этим их не удивить.

Им нужно просто кого-то поломать, услышав хруст позвонков, увидеть слезы, услышать мольбы о помощи.

Их это тоже развлекает.

Жадно вглядываюсь в крупные черты лица мужчины, губы изогнуты, нет, не в усмешке, а так, словно он трогает что-то мерзкое, грязное. Оценивает меня, еще сильнее сжимая подбородок двумя пальцами. Темные глаза, густые брови, на носу горбинка, высокий, широкоплечий, трехдневная щетина, короткая стрижка.

Его нельзя назвать привлекательным, но та энергия, что исходит от него, валит наповал.

Сглатываю, но ком так и стоит в горле, стараюсь медленно дышать через нос, не могу отвести от него взгляд. А он словно заглядывает в душу, обволакивая липкой темнотой, прощупывая каждый уголок, каждое укромное место, где могут быть скрыты все мои тайны.

– Отпустите. Больно.

– Молчи, здесь говорю я. И мне решать, когда и как делать тебе больно или хорошо.

Спина леденеет. Я чувствую, как пахнет мой страх, который я источаю. Хватаюсь за его локоть, но сразу отпускаю.

– И ты будешь трогать меня, когда я скажу. Ты на двадцать четыре часа наша кукла.

Прикрываю веки в знак того, что я все поняла, меня отпускают, но легче не становится. Почему я думала, что все пройдет просто и легко? Что нужно будет всего лишь лечь, раздвинуть ноги и отрешиться от происходящего. Наивная.

– Сними одежду.

– Что? – теряюсь от такого прямого приказа.

– Сними с себя все. Хочу еще раз видеть, за что мы заплатили.

Наша? Мы? Не понимаю этих фраз.

Но я совсем забыла, зачем сюда пришла. Напомнили.

Развязываю пояс пальто, затем расстегиваю пуговицы, не знаю, куда его деть, кидаю под ноги. У меня нет задачи соблазнить, нужно просто провести ночь и подарить, нет, точнее будет сказать, отдать купленный на аукционе товар – свою девственность.

Мужчина отворачивается, подходит к бару, наливает себе в бокал алкоголя, садится в кресло, которое ярким пятном выделяется на фоне темного интерьера, и снова уничтожает взглядом.

Может, он извращенец? Сейчас на меня наденут наручники, ошейник, в рот засунут кляп, поставят раком и будут всю ночь насиловать в извращенной форме.

Я не исключаю такого расклада. Я знала, на что шла.

Пальцы начинают дрожать еще больше, не могу расстегнуть молнию на спине рабочего платья. Ушла после своей смены в гостинице, сняв только беджики и фартук, не надев предложенный наряд после аукциона. Сердце колотится в бешеном ритме, но как-то справляюсь с замком.

Платье опускается к ногам, перешагиваю его. Господи, пусть это все пройдет быстро. Не могу смотреть на мужчину, оглядываюсь по сторонам, мы в гостиной, здесь нет кровати, только диван, но он огромный, занимающий почти все пространство.

На стеклянном столике – массивная пепельница, рядом коробка с сигарами, задерживаю на ней взгляд.

Стою в одном белье, самом простом, в колготках и туфлях на невысоком каблуке. Понимаю, что надо раздеваться дальше, но жду приказа, как толчка в пропасть.

Молчит.

Ждет.

Расстегиваю лифчик, бросая его в кучу вещей, заливаясь стыдом, снимаю колготки и трусики. Колотит от холода, кожа покрывается мурашками, а спина – испариной.

– Опустись на колени и ползи ко мне.

Господи, за что мне все это? Я ведь хочу сделать добро. Почему для этого нужно пройти через унижения, ломая себя, втаптывая в грязь?

Я и есть грязь в его глазах.

Девка, которая продала себя подороже, даже не проститутка, те ежедневно обслуживают клиентов, это их работа. А я же нашла более легкий способ сорвать куш.

– Ты глухая?

– Нет.

Опускаюсь на четвереньки, длинные, не собранные волосы рассыпаются по плечам, задевают пол. Я, передвигая ногами и руками, двигаюсь в сторону мужчины.

Когда оказываюсь совсем близко, сажусь на колени, снова смотрю в его глаза. Становится холодно, так, что трясет, это стресс, зря не выпила коньяка, а девочки предлагали.

– Как тебя зовут?

– Зачем вам мое имя?

– Ты забыла, о чем я тебе говорил недавно? Здесь я задаю вопросы, и я решаю, что ты делаешь.

Вздрагиваю от испуга, когда в углу бьют часы, так громко, отмеряя своими ударами, сколько мне осталось еще жить.

– Александра.

Густой сигарный дым обволакивает, хочется раствориться в нем, исчезнуть. Потому что я наверняка не выберусь из этого особняка живой. Да что там, из этой комнаты.

Радует лишь то, что часть денег дошла, я сама видела переведенную сумму, мне показали устроители аукциона, что она была благополучно переведена на счет. Бабушка утром снимет, так надежнее, отнесет в клинику, а там начнут шевелиться.

– Мы заплатили за твою девственность немаленькую сумму, ставки были высоки.

Мы? Снова эта оговорка. Или нет?

Сжимаю кулаки, не понимаю, отчего больше трясет: от страха или холода? Глубоко дышу, звон пряжки ремня, как щелчок предохранителя, взрывает нервную систему.

– Тебе снова говорить, что ты должна делать?

– Нет, я все поняла.

– Делала минет раньше?

– Нет.

Опускаю глаза, потому что чувствую, как он считывает мою ложь, воздух электризуется, облизываю пересохшие губы.

Не знаю, на что я надеялась, идя на эту авантюру? Мне были нужны деньги, быстро и много, очень нужны. Спонтанное решение, дурацкий план, наиглупейший, в надежде на то, что мужчина ничего не почувствует, будет пьян или под кайфом. А там я уже сымитирую, порежу палец, испачкаю себя и его.

Не поймет, что я продала пустышку.

Что я не девственница.

– Смотри в глаза.

Кусаю щеку изнутри до боли, смотрю, а у самой все обрывается внутри. Он словно гипнотизирует меня, забравшись в голову, где уже яркими вспышками мелькают картинки, одна откровеннее другой.

Начинаю задыхаться, хочу отстраниться, но мне не дают.

За спиной шаги, движение, оборачиваюсь, но вижу только чьи-то ноги, в мужских, до блеска начищенных ботинках.

На плечо опускается рука, сухая, горячая ладонь, сильные пальцы сжимают до боли.

А до меня доходит его сказанное: «Мы».

Глава 1

– Ты почему так рано проснулась, солнышко?

Улыбаюсь, смотрю в сонные глаза дочери, они у нее синие с темными лучиками. Заправляю короткие пряди волос прядь за ушко, сама прикусываю губу, чтобы не заплакать, совсем недавно они были длинные и вьющиеся.

– Сон плохой.

– Это всего лишь сон, милая, все плохое осталось в нем.

Беру малышку на руки, такая легкая стала, целую, она крепко обнимает меня. Мое сердце переполняют и радость, и боль одновременно. Как можно было уготовить ей такую сложную судьбу? Она – мой ангел, и зовут ее Ангелина.

– А ты куда так рано уходишь?

– На работу, милая, ты будешь с бабулей, я приду поздно.

– Не уходи, мамочка.

Дочь начинает плакать, пытаюсь ее отвлечь, не показать собственных слез. Я должна быть сильной, ради нее. Ради ее сердечка.

– Смотри, какой красивый единорог, как ты его назвала?

– Сеня.

– О, какое интересное имя для сказочного существа.

Маленькую плюшевую игрушку купила вчера, в детском магазине есть корзина «Распродажа», у розового единорога с радужным длинным хвостом был оторван один глаз. Пришила две одинаковые пуговицы, дочка очень обрадовалась, такое счастье видеть ее улыбку.

– Пойдем, покажем Сеню бабуле и, конечно, покормим его кашей, чтобы он вырос в сильного и резвого скакуна.

– Он не будет таким, он же волшебный.

Дочка устроилась удобнее, вытерла слезы, погладила игрушке хвост, сделала губки бантиком, всегда так делает, когда задумывается.

– Он, когда немного подрастет, сможет выполнять любые желания, сейчас он еще совсем малыш. Даже самые заветные.

– Совсем любые?

– Да, я загадаю, чтобы больше не бывать в больницах и чтобы папа пришел ко мне. Он ведь не приходит, потому что я больная, я знаю, так говорила одна тетя, а еще, что такие дети, как я, никому не нужны.

Шею бы сломать той тете, зла не хватает! Как можно быть гадкой и бесчеловечной, чтобы говорить такое при ребенке?

– Это была очень злая тётя, не слушай никого и не верь плохим словам. Ты моя самая лучшая девочка на свете, и все будет хорошо, осталось совсем немного.

– И мой папа ко мне придет?

Не знаю, что ответить дочери, ее папа ни разу не приходил и никогда не придет, ему не нужна дочь, никогда не была нужна.

– Обязательно придет, потому что ты самая прекрасная и сильная девочка на всем свете, да еще с волшебным единорогом Сеней. Пойдем, умоемся, бабушка сварила кашу.

Идет в ванную, в маленькой бабушкиной квартире совмещенный санузел, все уже такое старое от времени. Но на ремонт не то что нет сил и времени, нет денег. Бабушкиной пенсии и моей зарплаты хватает на коммунальные услуги, скромную еду, большая часть уходит на лекарства для Ангелины.

Врачи поставили диагноз – дефект межпредсердечной перегородки. Скорее всего, Ангелина уже родилась с ним, но чем старше она становилась, чем активнее двигалась, тем ярче проявлялись симптомы данного заболевания.

Все началось полгода назад, после того как дочери исполнилось четыре года, частые простуды, сильная утомляемость, одышка. Сначала нужно было дорогостоящее обследование, затем препараты, поддерживающие хотя бы нормальное состояние ребенка.

Клиники тянули все больше денег, настаивали на операции в университетском госпитале Стамбула, стоимостью больше миллиона рублей, и, конечно, чем раньше, тем лучше. А еще деньги на перелеты, проживание, восстановление.

Голова шла кругом, руки опускались, я не знала, за что хвататься и у кого просить помощи.

– Ты сегодня опять допоздна?

Бабушка даже не смотрит на меня, разливает чай, ей тоже нелегко одной весь день с маленьким ребенком, и он не понимает, почему ему нельзя бегать по парку, как всем детям, кататься на велосипеде, о котором Ангелина так давно мечтает.

– Да, возьму ночную смену, есть работа в прачечной и на кухне, я договорилась с менеджером, лишние деньги не помешают.

– Саша, ты хоть понимаешь, что, работая такими темпами, ты себя загубишь? На тебе лица нет, под глазами круги, ладно, я старая, мне помирать скоро, но ты-то должна думать о будущем, ни одному ребенку не нужна замученная мать.

– Не говори ерунды, ты будешь жить сто один год, я тебе это обещаю.

Не обращаю на ее слова внимания, редко теперь смотрю на себя в зеркало, это незачем. Мне скоро двадцать пять лет, но ощущение, что в три раза больше, от нервов совсем мало ем. Да и какая мать будет бегать бодрая и веселая со здоровым румянцем на щеках, когда ее ребенок практически медленно умирает?

– Ты бы оставила свою гордость и сходила к ее отцу.

Бабушка кивает на Ангелину, та сидит в детском стульчике, кормит единорога с ложки кашей, что-то бормочет под нос, такая забавная.

Долго смотрю на бабушку, моя самая добрая и сильная женщина на свете, только она не дала мне с ребенком окончательно увязнуть в нищете после его рождения.

Нина Павловна – мой ангел-хранитель, без нее я бы совсем опустила руки. От меня отвернулись все: мать, отчим, отец Ангелины выгнал с работы, по его же протекции отчислили из института. Долгая история и неприятная.

Поджимаю губы, отворачиваясь к окну. Да о какой гордости может идти речь? Я пять раз к нему ходила, готова была на коленях стоять у порога дома, но охрана не подпускает близко, а сейчас его вообще нет в стране.

– Я ходила, ему все равно.

Отвечаю, глядя бабуле в глаза, она понимающе кивает, медленно размешивает сахар в чае.

– Не забудь дать Ангелине лекарство и, если позвонят из клиники, запиши всю информацию, вдруг я буду недоступна, в цоколе, где прачечная, плохо ловит сигнал.

Быстро целую дочь и бабушку, в прихожей накидываю пальто и платок на голову, проверяю телефон, мелочь на проезд, хватаю сумочку. На улице только рассветает, прохожих не так много, сосед выгуливает болонку, машет рукой, улыбаюсь.

Конец октября, лужи скованы тонким льдом, он громко скрипит под подошвой, поднимаю воротник, чтобы укрыться от холодного ветра. У меня сегодня сложный день, решающий.

Оттого, как все пройдет, зависит не только здоровье дочери, но и моя жизнь. Доехав в тесной маршрутке до нужной остановки, прохожу вперед двести метров, сворачиваю к центральному входу гостиницы.

Отель сверкает огромной золотой надписью «Империал» на сером фасаде. На широком крыльце в больших вазонах декоративные ели, стекла на панорамных окнах начищены так, что кажется, стекол нет вовсе.

Два администратора за стойкой что-то сосредоточенно пишут в журнале посетителей. Начальник службы безопасности стоит рядом.

Хороший мужик, но сейчас совсем не до его ухаживаний.

Иду к служебному входу для персонала. В раздевалке переодеваюсь в униформу горничной. Да, у девочки, подающей большие надежды, отличницы и спортсменки, были другие планы на жизнь. Александра Аверина хотела управлять такими отелями, делать комфорт еще лучше, находиться среди стекла, мрамора, живых цветов и шикарных интерьеров.

Что ж, все почти сбылось.

Но я не управляю. А чищу дорогие унитазы, заправляю на кровати белье из натуральных тканей, убираю за гостями использованные презервативы и полные пепельницы.

Из всех мест, где мне до этого довелось работать, а было их немало – от придорожных забегаловок до второсортных мотелей, этот отель самый престижный и дорогой в городе. Устроиться получилось по знакомству, помог тот самый сосед с болонкой, дядя Женя, здесь поваром работает его племянница.

Но сегодня мои мысли совсем не о работе, а о том, что будет вечером.

Как странно порой устроена наша жизнь, она подкидывает случайные встречи, а затем неожиданные решения. И именно от тех людей, помощь от которых ждешь в последнюю очередь.

Но недаром говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад.

Я ступила на нее без оглядки.

Глава 2

Несколько дней назад

– Аверина, ты ли это?

Иду по коридору отеля, погруженная в свои мысли, не замечая ничего и никого вокруг. Меня окликает звонкий женский голос, останавливаюсь.

Снежана Перова, одноклассница моя, строгий брючный костюм бежевого цвета, через локоть перекинуто норковое манто. Блондинка с короткой стильной стрижкой, яркие губы.

Вот именно встречи с ней мне не хватало все это время.

– Здравствуй, Снежана.

– Аверина, ты работаешь здесь? Тебе идет форма, белый фартук, черное платье, как в гимназии нашей, помнишь? А ты ведь учиться пошла на гостиничный бизнес? Решила начать с низов, так сказать?

В голосе и взгляде Снежаны нет злорадства, она просто констатирует факт, что я и так ничего не добилась бы. Она еще со времен нашей суперпрестижной гимназии указывала мне на место, где я должна быть, естественно, ниже нее на несколько ступеней.

– Да, немного не вышло так, как хотелось.

– Бывает… – Девушка сочувственно кивает, продолжая меня разглядывать. – А ты что сейчас делаешь? Пойдем, потрещим, наших вспомним, кто, где, что, как.

– Извини, Снежан, работы много.

Я не знаю, о чем с ней трещать, у меня больная дочь, которая не нужна собственному отцу, пожилая бабушка, я работаю в три смены. У нас не может быть никаких общих тем для разговоров.

– Обидно, да всего пара минут, кофе выпьем, я договорюсь с администратором и управляющим.

Она договорится?

Что вообще Снежана делает в нашем отеле? Она вроде как пошла по великому блату в медицину, у нее вся семья – кто в гинекологии, кто в стоматологии.

– Давай, пойдем, Аверина, не будь букой, как обычно. Лёвушка и слова не скажет, у него жена на днях рожает. А угадай, где она будет рожать? Конечно, у папы в клинике.

Лев Михайлович – наш управляющий, это он тут заведует всеми делами, но горничных не касается, у нас есть своя начальница. Хозяйка «Империала» живет в Греции, у нее четверо детей, прилетает раз в год, я ее так еще и не видела, но зато историй о ней наслушалась сполна.

Снежана тянет меня в сторону ресторана, не сопротивляюсь, у меня как раз обеденный перерыв полчаса. Мегера Оксана Валерьевна уехала по делам, я хотела провести его в поисках благотворительных фондов, куда можно подать данные на сбор денег для Ангелины.

А может, у Перовой занять?

Они богатые, вдруг не откажет? Ее шуба, туфли, украшения стоят как операция моей дочери. Кто сказал, что просить деньги на спасение жизни неудобно? Тому просто не дорога́ жизнь близкого.

Садимся за дальний столик, Снежана заказывает два кофе, гостей в зале немного, обед уже прошел.

– Ну, рассказывай, как жизнь? Вижу, что не особо, круги под глазами, цвет лица серый, надо к косметологу сходить и непременно съездить в Европу на воды.

– Да у меня неинтересная жизнь. Как сама, как работа? Ты ведь так хотела быть моделью, я помню, грезила подиумом и высокой модой.

Перова на самом деле была жуткой модницей и выпендрежницей, самая яркая, красивая, дерзкая, уверенная. Так, наверное, и надо воспитывать девочек, при условии, конечно, что есть деньги, которые придают им уверенности и дерзости.

Почти восемь лет прошло, как гимназию окончили, хорошие были годы, хотя тогда казалось, что ужасные. Подготовка к экзаменам, выбор вуза, мы все полны планов и надежд. Это не считая ту, другую жизнь, что была вне гимназии.

Я еще общалась с матерью и кое-как с отчимом, выбирала платье на выпускной, принимала знаки внимания первого и самого крутого парня гимназии Святослава Воскресенского и, конечно, зацепом – нападки Снежаны, которая по нему сохла.

Веселая школьная жизнь со всеми ее взлетами и падениями, событиями, которые ты принимаешь слишком близко к сердцу, и кажется, что весь мир, еще немного, и рухнет.

Но рушиться он начинает по иным поводам. Жизнь учит, наказывает, делает сильнее. Но вот непонятно для чего.

– Ой, да какая модель? Разве папа позволит? Семейный бизнес – это святое. А твой-то вроде хотел, чтобы ты пошла по его стопам.

– Не хотелось, да там есть, кому идти, – поморщилась, вспоминая ежедневные скандалы, истерики матери, что нужно быть благодарной, дядя Витя так старается, мы должны ему помогать.

Отчим, за которого так удачно, по ее мнению, вышла мать, владел во всей области помойками и мусоровозами. Самый крупный региональный оператор, как это сейчас называется. Мусорный «король» Виктор Иванович Жданов.

Не хочу думать о своей семье, матери, которая отвернулась от меня, отчиме, сводных братьях, там вообще все сложно, даже мерзко и грязно.

– А ты помнишь Свята Воскресенского? Да, конечно, помнишь, у вас же был роман?

– Нет, у нас ничего не было.

– Да как же не было? Он ведь спорил с ребятами на твою девственность и выиграл.

– Выиграл? Это когда такое было?

Состояние, слегка близкое к шоковому, хотя прошло столько лет, и мне абсолютно все равно, что там случилось и кто на кого спорил. Но просто интересно, до какой степени может еще опуститься человек в своей подлости?

– Извини, лишнего сказала.