Просто утки

Пара уток в центре города миллионника. Двадцатое апреля. Площадь Ленина, в районе научной библиотеки эта парочка выбрала местом прогулки. Мелкий весенний дождик превратил площади и улицы города в приятные болотца, наполненные выползшими из недр земли дождевыми червяками.

В канун Чистого четверга страстной недели это явление дикой природы в шумном городе почти никто не заметил. Но это только на руку окружающему нас миру живой природы. Мы привыкли замечать лишь образы и символы на экранах наших мониторов. Кричащие нелепости вроде буквы Zет в триколоре, распятой на фронтоне оперного театра на другом конце площади Ленина, напротив библиотеки.

В годину войны, функции учреждений культуры выполняют бордели, и лишь утки остаются утками, напоминая людям о простых, и в то же время, безусловных циклах живой природы, побеждающих смерть, безумие и ненависть человеческих особей друг к другу.

Камешки на память

Которое утро, просыпаясь, пытаюсь понять: где я. Этот эффект возник после посещения Сахалина, спустя сорок лет, как я уехал с острова. У внезапного возвращения была веская причина: мои одноклассники собирались праздновать сорокалетие окончания школы.

И вот, моя давняя мечта сбылась, но сбылась она вовсе не так, как я себе это представлял.

Очевидно, что это была настоящая авантюра, от которой я все еще не оправился. Понимание того, что это возможно случилось со мной в первый и последний раз, добавляет дополнительных эмоций в мои впечатления от поездки.

Всё оказалось не таким сложным, как представлялось вначале. Я легко забронировал билеты на самолет, и что самое важное, рейсы не отменились и не перенеслись, несмотря на внезапное начало активной фазы спецоперации. Я списался с одноклассником, и он предложил остановиться у него, что решало проблему с размещением, и, самое главное, существенно уменьшало расходы на поездку. Я рисковал, но в то же время, я чувствовал силы для этого. Едва ли мне удалось бы найти более удачный повод. Я убедил себя, убедил подругу, она заняла мне денег и я, как это ни удивительно, в назначенный срок отправился в Москву, а уже из Москвы вылетел самолетом в Южный, где меня встречал мой школьный приятель, у которого я планировал остановиться на две недели.

Встречу одноклассников назначили провести в ресторане, куда собралось более тридцати человек, включая ребят с параллельного класса. Эмоциональную составляющую можно опустить, потому что я действительно не слишком погружался в эмоции – и без того хватало впечатлений, которые мозг фиксировал на уровне заметок: одного взгляда, порой, было достаточно, чтобы не задавать глупых вопросов. Никто никому, кажется, их и не задавал. Где, как, с кем, прошли эти годы – оказалось вторичным. Главным оказалось то, что мы есть, что мы существуем, что мы живы. Может быть, и не так живы, как бы этого хотелось, но, тем ни менее, продолжаем свое существование. Кто-то в режиме доживания, кто-то, целиком посвятив себя семье, детям, кто-то отчаянно пробует эту жизнь на вкус, до последнего надеясь на перемены. Мы успели сказать друг другу ровно столько, сколько успели сказать между второй и четвертой рюмкой водки, перед тем как пойти танцевать.

Мы не в силах повлиять на восприятие себя другим человеком, мы можем только оставить впечатление, и другому человеку предстоит решать, так ли оно важно для него, чтобы помнить о тебе, думать, сравнивать с тем, насколько удачно и интересно прошла его собственная жизнь. Гораздо важнее оценить то живое, что в нас осталось, насколько достаточен этот ресурс, чтобы сохранить в себе желание жить дальше.

Но впереди еще были встречи не только с людьми, но и с природой, с местами памяти, с тем неизвестным, и не до конца разгаданным, что осталось в прошлом. Да и теперь, спустя сорок лет, оно не спешит раскрыться, а лишь дает некие намеки, замыкая круг времени.

Мишкина мама так и не захотела встретиться с одноклассниками сына. Накануне я позвонил ей, чтобы договориться о визите, но даже спустя двадцать лет с его смерти, боль от потери слишком сильна, чтобы пережить ее еще раз.

На столе у меня осталась горстка разноцветных камней, которые я собрал с берега Охотского моря. У самой большой мечты, должно быть какое-то материальное воплощение, а большего и не нужно, наверное.

Чтобы понять, что ты аутист, не обязательно ездить так далеко, разве что для того, чтобы убедиться через сорок лет, что ты действительно где-то на краю земли закончил школу, что еще есть живые свидетели, которые могут это подтвердить. Да, я изменился, разжирел, но все же не настолько, чтобы это сделало меня неузнаваемым в глазах бывших одноклассников.

Мне удалось осуществить все свои планы, и не застрять надолго в чужих мне мирах. Я вовсе и не собирался в них глубоко погружаться. Моей целью было посетить знакомые с детства места и убедиться в том, что они больше для меня ничего не значили. За исключением пика Чехова, куда я поднялся в последний день весны 2022 года. Я совершил во истину петлю во времени, через сорок лет вернувшись в то место, где я чуть было не замерз с приятелем, оставшись на вершине ночевать в полуразрушенном храме богини Аматерасу, где нам едва нашлось места для двоих, и который я принял за геодезический объект, стоящий на самой вершине горы, пронзаемый кинжальными ветрами со всех сторон.

Это было самым важным событием во всем моем путешествии. Ни рыбалка, ни поездка к морю, ни даже встреча с одноклассниками не принесли мне тех эмоций, ради которых стоило бы проделать путешествие на край Земли.

Никакая физическая близость не делает людей ближе друг к другу, если между ними стена. И это не стена во времени, ни социальные барьеры – это мое желание оставаться на дистанции со своим прошлым, от которого я хотел услышать слова, которые бы приблизили нас друг к другу, но таких кодовых слов не существовало. Всякое приближение чревато непониманием и обидами. Мне есть с кем разделить свое одиночество, если на то пошло, и у меня вовсе нет никакого желания «открыть другому человеку душу» или выслушивать его объяснения, как и почему так, а не иначе сложилась его собственная жизнь.

Одноклассники осторожно интересовались, чем я занимаюсь. На что я честно отвечал, что ничем. Они удивлялись и в голос заявляли, что хотели бы так же жить, ни перед кем ни отчитываясь. На самом деле, никого не интересуют люди, которые в жизни ничего не значат. Я не значу в жизни ничего, но, тем ни менее, я счастлив, как никогда прежде.

Поездка на Сахалин превратила мою жизнь во временные театральные подмостки. Я нигде не узнавал себя: ни на улице, где стоял мой дом, ни в спортивной секции, где я несколько лет занимался спортом, и которая превратилась в обычный тренажерный зал, ни на реке, ни в роще, ни на остановке общественного транспорта: все изменило свои очертания и вовсе не желало соответствовать моим представлениям о былом. Я дважды подымался пешком на Горный воздух, куда мы бегали для тренировки выносливости каждый вторник, но и там всё изменилось.

В конце концов я плюнул, и больше не искал совпадений. Их не было. Мое появление здесь было столь же случайным, как и визиты других, известных гораздо более меня людей, настигающих меня повсюду, где бы я не находился: театр имени Антона Чехова, музей Чехова, пик Чехова, и даже город Чехов, лежащий в руинах. В музее Чехова, за просмотр экспозиции на втором этаже требовали доплату шестьдесят рублей – я отказался, и Чехов, установленный во дворе, явно был недоволен моим поведением.

На Сахалине было прохладно, и почти ничего не напоминало мне о лете, я о нем и не думал. Я все пытался себе вспомнить, такими ли туманными и холодными были дни в конце мая, когда я жил здесь. Лето для меня все еще не вошло в полную силу. Я уже вкушаю его плоды, но слишком отстраненно, так, словно бы я его не ждал, не считал дней до отпуска, не строил на него планы. Я и вправду не ждал, не строил планы, не рвался взять от него по максимуму в отместку за долгую и скучную зиму.

В таком режиме годичный цикл воспринимается более ровно, без резких смен сезонов. Это существенно облегчает мне жизнь. Вероятно поэтому у меня не слишком много общих тем для общения с людьми. Меня мало волнует то, что обычно составляет фон их ежедневных забот, на семьдесят процентов связанных со сменой сезонов. Мне даже нечего им рассказать о себе, так, словно бы я только что проснулся после долгой спячки, в которой видел удивительные сны, поверить в которые невозможно, сколько ни суетись.

Подножье у пика Чехова увешано предупреждающими табличками, о наличии в этих местах медведей. Туристам предлагается издавать громкие предупреждающие звуки, в том числе, включать на полную громкость радио и магнитофоны. Единственные туристки, которых я встретил уже на обратной дороге с горы, были две девушки с лыжными палками. О их приближении я заранее был предупрежден звуками «Ласкового мая». Менее чем через месяц после этой встречи Юра Шатунов умер от инфаркта. Возможно, духи горы приняли жертву. Сама фамилия Юры как бы намекает на связь с хозяином тайги, правда, эта очевидная связь пришла мне на ум намного позже его внезапного ухода.

Даже угроза встречи с хищником не заставила бы меня отказаться от удовольствия общения с величественной природой острова. Впрочем, «величественной» это слишком литературное слово, чтобы описать те эмоции, что я испытывал. Мне, по правде сказать, было вполне комфортно. Единственный раз, когда я оступился и покатился кубарем сквозь заросли курильского бамбука с горы, я был поражен мягкости своего приземления.

Рыба ищет, где глубже, а человек, где вода.

Меня тянула на Сахалин вода, и я поэтому хотел попасть на рыбалку, памятуя о том рыбном изобилии, в которое я окунулся в конце семидесятых, после нашего с матерью переезда сюда с матерью с Украины. Я брал бутерброды с лососем на завтрак в школу, но возвращал их не съеденными, предпочитая рыбным деликатесам, аскетические наборы из школьной столовой по символическим ценам.

На этот раз за рыбой пришлось ехать на речку за триста километров от города. Мне не удалось поймать ни одной рыбешки, но зато я был достаточно усерден в том, чтобы не дать рыбе сорваться с крючка, подхватывая ее у самого берега с удочки приятеля. Рыба была живой. Все, что от меня требовалось – это убить ее одним ударом. Я так наловчился, что даже слышал, как рыба испускает дух, когда я бил ее палкой точно в основании головы. Впервые в жизни я задумался над тем, что рыба – это живое существо, и всякий раз просил у неё прощения, перед тем как лишить жизни.

Я довольно быстро потерял к рыбалке интерес, и вскоре стал в тягость своему попутчику, не разделяя с ним ни его радостей, ни разочарований.

После рыбалки я купил краба на рынке за тысячу рублей, а мой товарищ два литра пива.

– Ты пиво-то пей, что ты на краба налегаешь? – говорит мне приятель.

– Хочешь – пей, что я пива в своей жизни не пил?

– Краб – это закуска.

– Да ты сам смотри сколько пропускаешь? Кто так краба ест? Фаланги ты кому оставляешь?

– Ты достал! Корейца краба есть учишь!

– Да какой ты кореец, Генка, ты – эскимос. Ты же жару не переносишь.

– Сам ты эскимос, зря я тебя на рыбалку взял, пить не пьешь, а только продукты переводишь. Я тебя пьяным еще ни разу не видел.

Хозяйка, которой я отдал выделенный мне из улова трофей, запекла рыбу в картофеле, приготовив отменное блюдо, но как рыбак я чувствовал себя уязвленным. Я еще помнил те времена, когда мы ловили рыбу голыми руками, выстроившись цепью вдоль русла река, в которую заходил лосось на нерест. Первый человек, стоявший в цепи, метал в рыбу камень, и, если ему удавалось ее оглушить, остальные ее добивали. Этим человеком, метавшим камень был я, и придумал этот метод лова тоже я. Мы оказались на берегу без каких-либо снастей в компании строителей из организации, где отчим работал прорабом. Мне было четырнадцать. В те былинные времена коллективные выезды рабочих коллективов на природу были обычным делом. Время смыло былые забавы, оставив по берегам обрывки сетей.

В этот раз мне больше повезло с листом морской капусты, который я нашел на берегу Охотского моря. Я приготовил из него отменный салат, послуживший отличной к семейному ужину. Супруга приятеля делала вкусные блюда, а я покупал водку, но вечер никогда не затягивался слишком долго, за исключением первой ночи, которую я провел на полу. Перепив водки, я решил держаться ближе к земле, чтобы успокоить свое головокружение.

Я скучал по дому, по привычной мне обстановке, по Вере, с которой я мог проявлять себя, не заботясь о том впечатлении, которое я произвожу. К счастью, мне удалось выдержать это испытание временем и, напоследок, одноклассница из параллельного класса неожиданно подарили мне полный пакет мороженной рыбы килограмм на пятнадцать, перед самым отъездом на материк. Так Сахалин отметил мое возвращение, не позволив мне улететь домой без трофеев. Правда, на этот раз, это была дань дружбе, выдержавшей испытание временем и расстоянием.

Последние два дня перед отлетом я провел, гуляя по парку. Парк в Южном был лучшим местом в городе, и время его изменило к лучшему. Я отказывался от всех предложений, которые как-то могли бы повлиять на мое внутреннее равновесие. Выполнив все пункты своей программы, я не хотел рисковать. В Москве меня ждали дела. На этот раз посыпалась плитка в санузле. В пятницу мой самолет приземлился в Домодедово точно по расписанию. Вера вызвалась приехать на выходные ко мне, чтобы помочь с ремонтом. Ее приезд оказался как нельзя кстати. Она помогла мне уравновесить мои далекие от реальности мысли с необходимостью действовать, чтобы быстро решить проблему и вернуться к ней на дачу, где меня ждал заросший травой участок.

Тернии

Через неделю после возвращения я уже косил траву на садовом участке, запущенном с самой весны. В окружении буйной растительности и теплого климата Черноземья, я чувствовал себя гораздо комфортнее, чем в сахалинских лесах, на ставших мне чужими улицах и дорогах, в по-осеннему прохладном и туманном климате острова.

Из осени я вернулся прямо в лето. Дни стоят прямо золотые. Они летят один за другим, освещенные ровным солнечным светом. Птицы свили гнездо под крышей и теперь сторожат его и днем и вечером. Утром я слышу, как они пробираются куда-то вовнутрь, но это только если я сплю не крепко. Все бы хорошо, но порой мной овладевает скука. Особенно в первое время, когда я еще не обвыкся со своим безмятежным времяпровождением и пытался разнообразить его разного рода напитками, в которых часто не угадывал меры.

Место для отпуска выбрано тихое, но днями и ночами над дачами летают военные самолеты, намекая на относительность покоя в современном мире. Мой отпуск затянулся.

Каждый день я намечаю небольшие планы и их выполняю. Обычно я занят чем-то с утра, что