Глава 1. Эпоха стали и пара

Тивница, столица Марнейской империи. Тивницкий императорский университет, аудитория №8. 14 апреля 5735 года. 10 часов утра.

– Ну что, уважаемый Ингас Тиноич, – прямо на ходу молодой князь Рыков вполоборота глянул на профессора Тапурова, – очень надеюсь, что я не зря поддался вашим уговорам и решил потратить это чудесное субботнее утро на открытую лекцию вашего чудаковатого профессора Юнгера.

– О-о-о…, уважаемый, – льстиво протянул профессор Тапуров, – вы не пожалеете. Я пригласил вас, ибо вы интересуетесь новомодными паровыми машинами. Лекция профессора Юнгера так и называется: «Эпоха стали и пара». Обещаю, как минимум, наш выскочка вас развлечёт.

Профессору Тапурову давно перевалило за пятьдесят. Однако с молодым князем Рыковым он ведёт себя не как положено почтенному преподавателю, а как половой в дешёвом трактире перед богатым купцом. В свою очередь молодой князь Рыков, как прямой наследник одного из богатейших аристократов Марнейской империи, давно привык к подобострастию подобных профессоров и чиновников, а потому перестал обращать внимание.

– А почему вы постоянно называете его выскочкой? – язвительно поинтересовался князь Рыков.

– Так он выскочка и есть, – профессор Тапуров нарочито равнодушно пожал плечами. – Получить звание профессора в неполные тридцать два… Это, знаете ли, весьма подозрительно. Однако, нужно признать, профессор Юнгер умеет облечь в самые простые слова даже самые сложные и абстрактные материи и тем самым донести их до массы студентов.

– А, может, – князь Рыков едва сдержался, чтобы не улыбнуться, – всё дело в том, что профессор Юнгер если и не гений, то, как минимум, талант?

Профессор Тапуров недовольно насупился. Вопрос, даже намёк, молодого аристократа ему явно не понравился. Про себя князь Рыков громогласно расхохотался. Старые профессора традиционно не любят молодые дарования. А всё потому, что на их фоне они неизбежно превращаются в самоуверенных, надутых и глупых индюков. Князь Рыков стрельнул глазами на немолодого профессора Тапурова в величественном сюртуке насыщенного и дорогого чёрного цвета. Тем более интересно, почему многоуважаемый Ингас Тиноич всё-таки решил, даже настоял, на посещении открытой лекции своего молодого противника. И только ли дело в новомодных паровых машинах?

– Признаться, – князь Рыков с улыбкой поспешил сменить тему, – вы меня заинтриговали. Будет очень интересно узнать, что это за эпоха стали и пара такая?

– Самая что ни на есть эпохальная, – в голосе профессора Тапурова мелькнул тщательно скрытый сарказм. – Вы просто обхохочитесь. Впрочем, мы пришли. Прошу вас.

Профессор Тапуров остановился перед распахнутыми дверьми в знаменитую аудиторию №8. На его лице застыло такое почтительное выражение, будто у полового в дешёвом трактире, который получил-таки от богатого купца щедрые чаевые.

Князь Рыков не стал разыгрывать учтивость перед давно неюным учёным мужем и первым переступил порог аудитории. На него тут же со всех сторон обрушился шум и гам возбуждённых голосов. Аудитория №8 самая большая в Тивницком императорском университете, однако сейчас даже она забита под завязку. Многочисленные студенты в поношенных сюртуках, тужурках и даже в жилетках плотно заняли все столы, стулья, скамьи, словно сельди в бочке набились даже в проходы между рядами.

– Ого, – удивлённо протянул князь Рыков, – а лекции профессора Юнгера явно пользуются большой популярностью у студентов.

– Ничего страшного, уважаемый, – профессор Тапуров вежливо подтолкнул князя по проходу вниз, – первый ряд столов оставлен для профессуры и почётных гостей. Это такая давняя традиция.

Аудитория №8 построена на манер амфитеатра. Полукруглые ряды узких столов спускаются к небольшой сцене со скромным письменным столом и простенькой деревянной трибуной для оратора. Зато, словно компенсируя малые размеры стола и трибуны, на стене за ними висит огромная школьная доска. Некогда чёрно-матовая поверхность сплошь покрыта плохо смытыми разводами мела.

Пока князь спускался по проходу к первому ряду, то и с интересом поглядывал по сторонам. Среди массы студентов, юношей, молодых мужчин и подростков то и дело мелькают приятные лица дам с подкрашенными губками и локонами пышных причёсок. Даже непонятно как к этому относиться? То ли хорошо, что женщины, особенно молодые и красивые, проявляют интерес к наукам, то ли это плохо, что женщины, особенно молодые и красивые, начали проявлять интерес к наукам.

Первый ряд столов и в самом деле занят всего лишь наполовину учёными мужами. С десяток седых многоуважаемых старцев с важным видом расселись на изрядно потёртых и шатких стульях. Морщинистые лица, убелённые сединами и серьёзностью, и нарочитое спокойствие ярко контрастируют с буйством и непоседливостью молодости у них за спинами.

– Прошу вас, – профессор Тапуров замер перед свободным стулом и, словно всё тот же половой в дешёвом трактире, указал дорогому гостю на него рукой.

– Благодарю вас, – князь Рыков присел на предложенное место.

Аудитория №8 является самой большой и вместительной во всём Тивницком императорском университете. По этой причине именно в ней чаще и охотней всего было прочитано множество самых разных, самых громких, самых спорных и, в конечном итоге, самых знаменитых докладов и лекций. Да и акустика здесь великолепная, словно в настоящем театре. Князь Рыков не удержался и оглянулся. Взгляд пробежался по рядам юных и совсем ещё молодых лиц. Профессор Юнгер в очередной раз тем или иным образом подтвердит славу этого места. Тут уж как повезёт, аудитория №8 знала множество не менее громких и скандальных провалов.

Гул голосов в аудитории стих будто по команде старшины на плацу. Князь Рыков тут же сел прямо. На небольшую сцену поднялся профессор Юнгер. На скандально знаменитом докладчике простой чёрный сюртук, далеко не такой дорогой и солидный, как на плечах профессора Тапурова и прочих учёных динозавров. На локтях так вообще выделяются овальные заплатки из почерневшей кожи. Волосы профессора Юнгера коротко стрижены, а щёки старательно выбриты. Молодой выскочка явно не следует давней моде и традиции профессуры Тивницкого императорского университета.

– На нормальном сюртуке и парикмахере экономит, – раздался над ухом тихий голос профессора Тапурова. – Уверяет, что нуждается в деньгах. Он недавно женился на дочери какого-то мещанина. Однако я и прочие профессора нашего университета более чем уверены, что профессору Юнгеру просто плевать на наши давние традиции.

Недовольное шипение учёного мужа князь Рыков пропустил мимо ушей. Как любит повторять его отец, посредственность всегда пытается скрыть собственную посредственность под тканью дорогого сюртука и под сенью давних традиций, тогда как настоящий гений не нуждается ни в том, ни в другом.

– Добрый день, уважаемые, – хорошо поставленный голос профессора Юнгера разлетелся по враз притихшей аудитории. – Благодарю всех, кто оказал мне честь прослушать мою лекцию «Эпоха стали и пара». Хотя понимаю, – профессор Юнгер добродушно улыбнулся, – сегодня выходной день и мало кому из здесь присутствующих хотелось бы посвятить его стали и пару.

Аудитория одобрительно загудела.

– А теперь скажите мне, – голос профессора Юнгера враз превратился в саму серьёзность, – какое сегодня число?

В аудитории повисла неловкая тишина, но ненадолго.

– Четырнадцатое апреля, – раздался с задних рядов робкий юношеский голос.

– Год? Год какой? – громогласно потребовал уточнить профессор Юнгер.

– Пять тысяч семьсот тридцать пятый! – раздался с другого конца аудитории другой гораздо более уверенный юношеский голос.

– Вот именно! – профессор Юнгер выбросил перед собой правую руку. – Идёт уже тридцать шестой год пятьдесят восьмого столетия нашей письменной истории. Однако, буквально на наших глазах, начинается первая и пока единственная эпоха стали и пара.

Впечатляет, князь Рыков чуть заметно кивнул. Начало открытой лекции более чем величественное.

– Железо. Чугун. Сталь. Человечество давно научилось добывать руду и выплавлять из неё железо. Кузнецы давно научились выделывать из железа сталь, причём высококачественную. Однако только в наше время потребление чугуна, железа и стали начало расти во истину в промышленных масштабах. Первые примитивные домны были высотой всего в метр. Теперь же современные доменные печи достигают высоты в десятки метров. Первую сталь приходилось долго ковать тяжёлыми молотками, теперь же её варят в больших количествах в специальных печах словно манную кашу. До сих пор наша цивилизация по большей части построена из дерева, камня и железа. Однако теперь она всё больше и больше становится стальной. А почему?

Профессор Юнгер выразительно поднял руку.

– Почему? – робкий вопрос в притихшей аудитории прозвучал словно пистолетный выстрел.

– А потому, – профессор Юнгер будто специально ждал именно этот вопрос, – что не так давно появилось ещё одно чудо современной инженерии – паровые машины!

Я более чем уверен: – профессор Юнгер шагнул вдоль письменного стола, – все здесь присутствующие либо видели паровые машины на выставках, либо читали о них в модных журналах. О-о-о…, – профессор Юнгер развернулся на месте, – все эти пыхтящие паром и жаром стальные чудовища, что жрут кучу угля и с шумом и треском откачивают воду из глубоких шахт. Именно такой образ сложился в массовом сознании людей. Однако он уже давно устарел.

Паровые машины умеют не только откачивать воду из глубоких шахт. Во Фатрии уже созданы и успешно работают подъёмные краны. Одна такая машина легко заменит сразу большую бригаду грузчиков. Первые паровозы уже таскают по чугунным рельсам вагоны с рудой и всё тем же углём. Ведутся смелые эксперименты по установке паровых машин на суда. Иначе говоря, паровые машины медленно, почти незаметно для праздного наблюдателя, но неотвратимо проникают в нашу жизнь. Однако даже инженеры, создатели паровых машин, плохо представляют, что несёт нам всем научно-технический прогресс.

Во даёт, князь Рыков подпёр кулаком подбородок. Против собственной воли лекция профессора Юнгера затянула его. С таким воодушевлением, с таким напором и энтузиазмом не сможет выступить на сцене театра ни один даже самый талантливый артист. А что он говорит? Не будь профессор Юнгер преподавателем Тивницкого императорского университета, не будь он сейчас в знаменитой аудитории №8, то его слова можно было бы легко принять за бред. Чугунные дороги из конца в конец материка Науран. Возможность добраться из Тивницы в Вардин, столицу Фатрии, посуху всего за две недели. Такое ни одному балаганному юмористу и в голову не придёт.

Вон, князь Рыков незаметно скосил глаза, даже седые профессора в первом ряду и те на время утратили учёную спесь и во все глаза уставились на молодого выскочку. Из распахнутых ртов, того и гляди, закапает слюна.

От восхваления стали и пара профессор Юнгер вскоре перешёл на другие науки. По его словам, всё, буквально всё, потянется вслед за прогрессом паровых машин, даже сельское хозяйство. Паровые безлошадные машины, что будут пахать поля, это, конечно, князь Рыков качнул головой, просто сказка какая-то.

– Но! – профессор Юнгер резко сменил тон. – Я историк, а не инженер. Не ждите от меня детального описания самых продвинутых и мощных паровых машин. Гораздо больше меня интересуют те социальные изменения и даже, не побоюсь этого слова, социальные потрясения, что принесёт с собой эпоха стали и пара. Увы, как вы все уже догадались, далеко не только хорошее и приятное.

Понимаю и осознаю, – профессор Юнгер вновь развернулся на небольшой сцене, – что многие из здесь присутствующих и без того считают меня дурным пророком. Да, можно и так сказать. Однако я не могу, не имею права петь только осанну и молчать о плохом. Ведь не даром говорят: кто предупреждён, тот вооружён.

Во Фатрии, вместе с ростом заводов и фабрик, уже сейчас растёт эксплуатация трудового класса. Некогда вольные и гордые ремесленники уже исчезли с улиц и рынков наших городов, им на смену пришёл тёмный и забитый пролетариат. Отныне человек всё больше и больше превращается в придаток к паровой машине, к паровым станкам. Тысячи и тысячи неквалифицированных рабочих уже сведены до уровня винтиков и болтиков. Платят им мало, а работать заставляют очень много. Вместо здоровья и процветания паровые машины несут тысячам, десяткам и сотням тысяч тяжкий потогонный труд и бедность. А это всё, уж поверьте, – профессор Юнгер выразительно постучал пальцем по деревянной трибуне, – грозит нам необычайно сильными социальными взрывами. Даже самому бедному крепостному крестьянину есть что терять. Рабочие в городах очень часто не имеют даже собственного жилья и вынуждены ютиться в казармах, на нарах в три-четыре уровня. Наступит момент, когда вся эта масса обездоленного пролетариата, которым нечего терять, кроме вшивых нар, поднимется и громко, очень громко, заявит о своих правах.

– Бред чистой воды, – тихо ругнулся кто-то из уважаемых профессоров, но его возглас хорошо расслышали все присутствующие. – Тёмное безграмотное быдло никогда не сможет договориться между собой.

– Может быть да, а, может быть, и нет, – профессор Юнгер не стал ввязываться в бесполезный спор. – Однако вы забыли о всяких подлецах, проходимцах и демагогах. Подбить нищего пролетария на бунт, на «пограбить богатеев», гораздо проще, чем зажиточного крестьянина или успешного лавочника. Но массовые выступления пролетариата это ещё не самое печальное, что нас ждёт. В конце концов с рабочими можно договориться. Там…, – профессор Юнгер щёлкнул пальцами, – улучшить условия труда, повысить жалование, ввести государственные пенсии по инвалидности и по старости. Да мало ли что ещё. Поезда, паровозы и даже паролёты сделают наш старичок Мирем маленьким. Некогда огромная планета будто сожмётся в десятки раз. Уже сейчас учёные и коммерсанты ведущих держав мира активно проникают в некогда самые отдалённые, неприступные и дикие уголки Мирема. Скоро, очень скоро, свободных земель не останется вовсе. И куда, спрашивается, придётся девать всю ту массу товаров, что в огромных количествах производят паровые станки? Где предпринимателям брать дешёвое сырьё для всё тех же паровых станков?

Острая нехватка ресурсов и рынков сбыта приведёт к войнам, к страшным войнам, между ведущими странами Мирема. Как в своё время изобретение арбалета так и не сделало войну бессмысленным самоубийственным занятием, так и создание бронированных самоходных чудовищ с паровыми двигателями лишь сделает войну ещё более жестокой, ещё более кровавой. Особенно войну на море.