Посвящается Оле, Вите, Жене, Андрею

Глава первая,
в которой Хранитель и его юные помощники выступают на внеочередном Совете Старейшин книжного мира

Женька сидел на чердаке лыковской библиотеки и занимался очень странным делом. Человек со стороны, не знакомый с особенностями сотовой связи в отдаленных деревнях, наверное, принял бы его за шамана. Женькины глаза были устремлены в потолок, взгляд пронзал крышу и терялся где-то в эфире. Гарнитура «блютуза» в ухе помаргивала голубым огоньком. Толстую, с большой палец руки, альпинистскую веревку Женя то отпускал, то снова чуть натягивал. Через слуховое окно веревка была заброшена на самую верхушку старой березы, а на ее конце болталась двухлитровая пластиковая бутылка, в которой лежал простенький сотовый телефон. Женька специально выбирал самую дешевую модель (если вдруг упадет, то будет не жаль), но при этом такую, чтобы «блютуз» дотягивался как можно дальше.

Подготовка к первому выходу на связь была долгой и сложной, почти как у наших разведчиков в фашистском тылу из фильмов и книг о Великой Отечественной войне. Предварительно поколдовав над антенной, Женька вырезал «окно» в бутылке из-под лимонада, сунул в нее мобильник и поднял свое сооружение на березу. С высоты дерева модернизированный телефон начал худо-бедно связываться с ближайшей вышкой – что раньше никак не получалось. Эсэмэски отправлялись и принимались вообще прекрасно, но вот для того, чтобы поговорить, приходилось «шаманить» в поисках места, где соединение было лучше всего. Надо ли говорить, что после того, как Женька нашел способ улучшить телефонную связь, все высокие деревья в Лыкове оказались увешанными бутылками? Буквально через два дня местные жители переняли опыт москвича и остались очень довольны его открытием. Сан Саныч, Женькин дед и по совместительству лыковский библиотекарь, шутя говорил, что на его памяти это первый случай, когда через бутылку и веревку в деревню пришла цивилизация.

Сейчас Женька общался с родителями. Алексей, его папа, уехал в командировку в США еще перед Рождеством, потом к нему улетела, выписавшись из больницы, мама Рита^[1], и теперь Женька, по меткому выражению Оли, своей подруги и помощницы Сан Саныча в библиотеке, «ловил Америку». Он уже отчитался перед родителями о своей учебе, похваставшись пятерками, но не скрывая и троек, вкратце рассказал, как принял участие в переоборудовании школьного спортзала, чтобы там можно было заниматься борьбой, и похвалился последними спортивными достижениями. Правда, мальчик умолчал о том, что фехтовать его теперь раз в неделю учит не кто иной, как мушкетер Атос – граф де Ла Фер, и что однажды он, Женька, даже задел шпагой плащ самого д'Артаньяна, а вот в умении читать следы ему еще расти и расти до деда, знаменитого Следопыта и Зверобоя.

Это была их с Сан Санычем тайна, и посвящать в нее родителей Женя не собирался. Ведь никто, кроме него и Оли, понятия не имел о том, что лыковский библиотекарь – не обычный человек, а литературный герой Натаниэль Бампо, персонаж книг Фенимора Купера, посланный в наш мир из мира книг с миссией охранять портал, их соединяющий. Когда-то тайну знал и Алексей, отец Жени, и мама Рита, которая на самом деле была Бекки Тэтчер, героиней утерянного романа Марка Твена о юности Тома Сойера и его друзей. Алексей и Бекки, случайно встретившись в книжном мире, полюбили друг друга и не захотели расставаться, поэтому Хранитель и автор книги помогли Бекки тайно попасть в мир людей. А после того как влюбленные поженились, Сан Саныч счел за лучшее сделать так, чтобы сын и его жена навсегда забыли историю своего знакомства.

Так что свои путешествия по литературному миру Женя держал в секрете и ничего не рассказывал родителям о дружбе с книжными героями. Зато похвастался, что Оля освоила рецепт пирога с грибами и курицей, который мама Рита записала для нее перед отъездом, и теперь в лыковской библиотеке минимум раз в неделю пахнет родительским домом. Мама Рита со своей стороны Женьку похвалила, передала привет от отца и посоветовала беречь деньги на счету. На том разговор и закончился.

Женька встал, не выпуская веревку из рук, подхватил с пола длинную палку с крюком на конце и пошел к окну «вылавливать средство связи» – телефон пора было ставить на зарядку.

Пока он воевал с веревкой и бутылкой, в проеме лестницы, ведущей на чердак, появилась огромная собачья башка. Услышав шумное сопение, мальчик обернулся и удивился.

– Баська? Ты-то как здесь оказалась?

Баська, самая настоящая дочь собаки Баскервилей из истории о Шерлоке Холмсе, из лопоухого щенка превратилась в здоровенную собаченцию, ростом с небольшого теленка. Женька каждый раз смеялся, когда Оля, давая любимице очередную вкусняшку, по привычке говорила: «Открой ротик…» Этот «ротик», полный крупных и острых зубов, мог одним движением перекусить хребет матерому волку, а при необходимости и целой стае волков. Правда, учитывая, что характер у Баси остался щенячий, таких вот «перекусов» пока, к счастью, не наблюдалось. А поскольку степенности у псины тоже совсем не прибавилось, то каждый раз, когда Баська чему-то или кому-то сильно радовалась, в округе прибавлялось небольших, но разрушений. Она смущенно отводила глаза от уроненной мебели или разбитой посуды, но исправляться не собиралась.

На протяжении всей своей жизни Баська вела суровую войну с лестницей лыковской библиотеки. Собака была настроена к ней крайне недружелюбно, и, что самое удивительное, лестница платила ей тем же. Женька не раз видел, как нижняя ступенька на первом этаже неожиданно уменьшалась в размерах и чуть отодвигалась, когда Баська спускалась или поднималась. Тогда ноги у собаки разъезжались, и она с размаху плюхалась на пол, а вредная ступенька тотчас возвращалась на место, давая щенку увесистого пинка под зад. Песик вскакивал, рычал и со всей злостью кусал ненавистную ступеньку. Первое время, когда Бася была всего лишь жизнерадостным мохнатым комком, ее гнев лестнице был не страшен. Но чем старше становилась дочь собаки Баскервилей, тем больше неприятностей стали доставлять лестнице ее укусы. Однажды, увязавшись за Олей на второй этаж, Баська забыла про свою вражду с лестницей и, не заметив внезапно исчезнувшей ступеньки, скатилась вниз, потешно растянувшись на полу. Наблюдавшие за этой сценой Сан Саныч и Женька с Олей рассмеялись. Видимо, их смех переполнил чашу Баськиного терпения, потому что она вскочила, грозно зарычала и со всех ног кинулась к лестнице. Одно движение головой, громкий треск и хруст – и вот уже половина толстой, в три пальца взрослого человека, дубовой ступеньки в пасти у Баськи! В три укуса Бася превратила кусок крепчайшей доски в мелкую щепу, затем, мотнув головой, закинула остатки под лестницу и выскочила из дома. Сан Саныч с Женькой потом полдня провозились, чиня ступеньку, а собака с тех пор к лестнице старалась не подходить.

И вот теперь Бася забралась по ненавистной лестнице аж на чердак! По-видимому, произошло нечто такое, из-за чего у лестницы с Баськой было объявлено перемирие. Женька, который уже привязал веревку к гвоздю, крепко вбитому в стену, и поставил телефон заряжаться, с некоторой тревогой обратился к Баське:

– Ну, что там стряслось? Оля сама за мной подняться не могла?

Собака всем своим видом показала: мол, да, Оля не могла, потому что лучше нее, Баськи, никто сбегать за Женькой не может. Потом вздохнула, понуро опустила хвост и подтолкнула мальчика к лестнице. Женька стал спускаться, гадая, что же могло произойти. Баська пыхтела рядом. Добравшись до входа в библиотеку, Женька обернулся и увидел, что пес улегся рядом с лестницей, положил голову на последнюю ступеньку и смотрит на Женьку торжествующим взглядом. Потом Бася лизнула ступеньку, закрыла глаза и сделала вид, будто спит тут уже очень давно, а Женька просто мимо проходил…

Сказать, что мальчик удивился, значит, ничего не сказать. Неужели непримиримая война собаки и лестницы закончена? Он собрался было позвать Олю и деда посмотреть на это чудо и уже взялся за ручку двери, как вдруг из библиотеки раздался хорошо знакомый звон дедовской книги-портала – официальный сигнал, сообщающий, что кто-то из книжного мира выходит на связь с Хранителем. Женька открыл дверь в библиотеку, но войти не успел – первой туда меховой кометой влетела Баська, чуть не сбив его с ног. Дочка собаки Баскервилей была крайне любопытной и никак не могла допустить, чтобы такое важное событие, как получение известий из книжного мира, обошлось без нее. Сан Саныч сидел за своим столом и читал сообщение книги-портала. Оля высунулась из-за стеллажа, а Баська села рядом с Хранителем и требовательно уставилась ему в лицо.

Сан Саныч закрыл книгу и поочередно посмотрел на каждого из ребят.

– Что ж, этого следовало ожидать. Нас троих вызывают в Букбург. Скоро нам нужно быть на Совете.

Ответили ему хором, все трое. Баська озадаченно заскулила. Женя коротко, по-мужски, ограничился одним словом:

– Когда?

Зато Оля не стала скрывать своего волнения и тут же засыпала библиотекаря вопросами:

– Ой, Сан Саныч, неужели они узнали вашу тайну? В смысле – тайну тети Риты, Жениной мамы? И что же теперь будет?

Хранитель только пожал плечами:

– Пока ничего не могу сказать с уверенностью. В сообщении нет ни даты проведения заседания Совета – ее сообщат позднее, ни темы заседания. Нам остается только ждать и надеяться, что все обойдется.

Дед выглядел совершенно невозмутимым, чего никак нельзя было сказать об Оле и Жене. Ребята с тревогой смотрели друг на друга. Они отлично понимали – если в книжном мире узнают, что главный Хранитель нарушил закон взаимодействия миров, пусть даже из самых лучших и благородных побуждений, это может закончиться плохо. И даже очень плохо…

* * *

Шло время, однако нового известия о Совете, которого с таким волнением ожидали в библиотеке деревни Лыково, пока не поступало. Чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей, Оля занялась своим любимым делом – сидя в специально выгороженном для нее уголке за стеллажами, не торопясь перебирала старые книги. Около нее, на большом столе, высились здоровенные стопки томов, настолько высокие, что девочку за ними практически не было видно. Сухой мягкой тряпочкой Оля протирала кожаные корешки, а затем открывала книгу, аккуратно и внимательно перелистывала, вынимая и складывая рядом все то, что люди (много лет назад, или не очень давно, или буквально позавчера) использовали в качестве закладок. Будучи девочкой честной и добросовестной, Оля к каждой своей находке прикладывала бумажку, где тщательно записывала, в какой книге и на какой странице найден тот или иной предмет, а также справлялась по формуляру, кто и когда в последний раз пользовался книгой, чтобы по возможности вернуть вещь хозяину. Но это удавалось редко – ведь лыковская библиотека была не обычным хранилищем книг, а настоящей сокровищницей, с бесценными раритетами со всего мира.

С того времени, как Оля начала помогать Сан Санычу в библиотеке, у нее набралась полная коробка найденных в книгах вещей, и с недавних пор девочка почувствовала, что ее охватил настоящий азарт коллекционера. Оля начала сортировать все эти удивительные вещи и вскоре обнаружила, что стала обладательницей интереснейшего собрания.

Как ни удивительно, но настоящие закладки попадались довольно редко. Зато какие! По узким бумажным – простым, глянцевым или запрятанным в пластик – полоскам можно было проследить историю двадцатого века со всеми знаменательными событиями и праздниками. Закладки давали возможность полюбоваться видами крупнейших городов мира, фотографиями и рисунками, которые в тот период времени считались красивыми или важными. Но больше всего Оле нравились не фабричные, а самодельные закладки – ленты или узкие полоски ткани с заботливо вышитыми на них разноцветными узорами, цветами или незатейливыми текстами-пожеланиями: «Счастливого Рождества!», «Кого люблю – тому дарю» или «Мамочке в день ангела».

Больше всего, наверное, было открыток из разных стран – праздничных, с репродукциями известных или совсем неизвестных Оле картин, с цветами, со всевозможными видами и пейзажами, со смешными или просто красивыми сценками или рисунками. Часть открыток были пустыми, другие – подписанными, и Оля сама не знала, что ей интереснее – рассматривать картинку или вчитываться в текст на обороте. Конечно, она знала, что чужие письма читать нехорошо, но считала, что это относится только к знакомым и ныне здравствующим людям. А если человек жил давным-давно, его письма превращаются из личной тайны в источник информации, подчас очень любопытной. Во всяком случае, Оле казалось необыкновенно увлекательным разбирать почерк отправителя открытки, вчитываться в текст (если, конечно, он был написан по-русски) и пытаться представить себе, что из себя представляли отправитель и тот, кому предназначалась открытка. Разумеется, сухие поздравления с праздниками, сопровождаемые дежурными пожеланиями здоровья и счастья, давали мало пищи для фантазии, но изредка попадались такие тексты, по которым девочка ухитрялась придумать целый роман.

Кроме того, у Оли скопилась большая стопка всевозможных денежных знаков. Юная собирательница всегда удивлялась тому, что многие люди прячут деньги в книги и умудряются их там забыть. В некоторых книгах обнаруживались целые пачки купюр, очевидно, составлявших когда-то немалую сумму. Встречались и отдельные банкноты, которые, похоже, специально использовались вместо закладок, а потом так и забывались в книгах. Чего только не было в Олиной коллекции! В ней хранились купюра достоинством в одну копейку, выпущенная в нашей стране незадолго до Октябрьского переворота, отечественная же купюра 1924 года номиналом в целый миллиард, современные американские доллары и валюта разных экзотических стран вроде Берега Слоновой Кости или Папуа-Новой Гвинеи, крупные, почти с тетрадный лист, купюры столетней давности и совсем небольшие, размером с марку (некоторые, собственно, и были марками). Многие из них были очень красивы, представляли собой настоящее произведение искусства, но больше всех Оле нравилась китайская купюра, на которой тонко и изящно выписанный дракон играл с солнцем, как с жемчужиной. Банкнот оказался в отличном состоянии, и Оля даже положила его в специальный пластиковый файлик.

Отдельную и, признаться, самую любимую Олину стопку составляли приглашения – на балы, свадьбы, торжественные обеды и прочие мероприятия. Среди них обнаружилось даже приглашение на новогоднюю елку в Колонный зал Дома союзов 1936 года, когда в Советском Союзе впервые официально устроили праздник для детей – до того празднование Нового года считалось буржуазным пережитком, не поощрялось и даже запрещалось. Увидев это приглашение, Сан Саныч аж крякнул. Подержал листок в руках, рассмотрел со всех сторон, потом бережно положил на стол и сказал Оле:

– Бесценная вещь, Оленька, бесценная! Сохрани ее обязательно!

И еще раз погладил невзрачную с виду картонку рукой.

Хранились в Олиной коробке еще и перья, и всевозможные билеты, и карманные календарики, и тонкие карандаши, и засохшие цветы, и листья, и палочки для еды, и ленточки, и цветные нитки, и спички, и носовые платки… Был в коллекции девочки и бумажный веер, и чей-то отрезанный белокурый локон, аккуратно завернутый в тряпочку, и даже пожелтевшая от времени нитяная женская перчатка на левую руку.

Однажды Сан Саныч принес древний рукописный фолиант, написанный витиеватым готическим почерком, со множеством рисунков. В большинстве своем там изображались геометрические фигуры, созвездия, странные предметы, стоящие и лежащие чудовища и рядом их уменьшенные копии. Библиотекарь велел Оле тщательно протереть с книги пыль, буквально с каждой страницы, выдал большой кусок пергаментной бумаги, чтобы завернуть фолиант, и попросил поставить его потом на специально отведенное место. Приводя книгу в порядок, Оля тщательно ее осмотрела и нашла за кожаным корешком тончайший трехгранный стилет с простой железной ручкой. В рукоятку был вставлен круглый кусочек какого-то материала размером с ноготь мизинца. Оля так и не смогла понять, ни из чего тот кружок сделан, ни даже какого он цвета – при разном освещении пластина меняла цвет от угольно-черного до бесцветного, в промежутке переливаясь всеми цветами радуги. Оля показала находку Сан Санычу, и тот стал вспоминать, что вроде бы где-то читал о таком материале, а вот что и где читал – увы, забыл напрочь. Так это и осталось загадкой.

Впервые увидев стилет, Женька возжелал немедленно его приХВАТизировать, и Оле удалось отбить свою находку только после вмешательства Сан Саныча и Баси, прибежавших на ее крик. Правда, мальчику было милостиво позволено иногда брать стилет, но обязательно возвращать обратно в коробку с Олиной коллекцией. Женька немедленно воспользовался разрешением, вот только положить на место почему-то все забывал. Оля сначала сердилась и даже жаловалась Сан Санычу, но потом махнула рукой. Мальчишка, что с него возьмешь… После этой находки Женька стал помогать подружке проверять книги, заглядывая не только между страниц, но и под корешок. Вместе они нашли еще один нож и тонкую пилку, заклеенные в корешок книги, которая предназначалась, наверное, какому-то заключенному, а также кучу листочков, писем и газетных вырезок на разных языках. Писем, кстати, у Оли скопилось множество. Прочесть их все Оля не могла, так как не знала иностранных языков, но догадывалась, что каждая сложенная бумажка, вывалившаяся из старинного фолианта, или пара сложенных вместе надушенных листков, исписанных тончайшим женским почерком, оказавшаяся в игривом, судя по картинкам, французском романе, – разрозненные кусочки чьей-то жизни. И Оля вздыхала, думая, как хорошо было в то время, когда не придумали еще электронную почту и мобильные телефоны, когда чувства выражались красивыми словами, а не дурацкими смайликами, а для того, чтобы пообщаться с дорогим тебе человеком, волею случая оказавшимся вдалеке, приходилось писать письма, думая над каждым словом и знаком препинания.

Оля долго бы еще вздыхала, ахала, разглаживая и перебирая так не похожие друг на друга листки бумаги, пока однажды ее не застал за этим занятием Женька. Он как раз спустился со второго этажа поставить на полку книгу Джеймса Джойса «Улисс» (мальчик польстился на название, думая, что в книге описана история Одиссея, с которым он не так давно имел возможность познакомиться лично, но не смог одолеть и двух страниц). Положив книгу на стол перед Олей, Женька плюхнулся на стул и выдохнул: