Рецензенты:

доктор филологических наук Н. А. Богомолов,

профессор университета Южной Калифорнии А. К. Жолковский

Редактор-составитель Андрей Борейко

Оформление Филиппа Нуруллина

От автора

Название этой книги расшифровывается просто: мне действительно захотелось собрать под одной обложкой свои главные статьи нескольких последних лет, исключая только вошедшие в мой предыдущий сборник «Поэты и газеты» (М., 2013). «Чтобы самому хоть немного нравилось» – вот единственный критерий отбора, которым я руководствовался, и он многое (почти все!) предопределил в составе этой книги.

Во-первых, она получилась небольшой (хорошенького понемножку); во-вторых, методологически, стилистически и тематически – очень пестрой. Хочется надеяться, что некоторое естественное единство статьям этого сборника все же присуще.

Посвятить его хотелось бы студентам и преподавателям Школы филологии гуманитарного факультета НИУ ВШЭ, где я преподаю со дня основания в 2011 году.

Четыре заметки к построению «читательской» истории литературы^[1]

1. Диалог с читателем в русских журналах 1900-х – 1910-х годов

Как русские журналы начала ХХ века взаимодействовали с читательской аудиторией? Разумеется, в нашей первой и короткой заметке мы не беремся исчерпывающе ответить на столь глобальный и требующий освоения огромного материала вопрос.

Зато в наших силах попытаться наметить некоторые типовые варианты ответа. Выберем (почти наугад) из пестрого спектра отечественных изданий 1900-х – 1910-х годов три журнала с заведомо разными целевыми аудиториями и художественными программами, а затем внимательно проштудируем комплекты отобранных журналов за тот год, когда они начали выходить, и проследим, какими способами редакторы и авторы налаживали (если налаживали) контакты с читателями.

Наш выбор пал на: а). элитарный модернистский журнал «Новый Путь»; б). детский журнал «Тропинка»; в). предназначавшийся для массовой аудитории «Синий журнал».

1.

Первый, январский номер символистского «Нового Пути» за 1903 год открывается установочной статьей главного редактора Петра Перцова. В ней потенциальный читатель по крайней мере один раз подменен автором статьи. Перцов от имени читателя высказывает претензию к журналу и тут же, но уже от имени редактора, ее отводит: «“Это эклектизм”, скажет недовольный читатель. “Это – наше отношение к прошлому”, ответим мы»[1]. Такая подстановка себя на место читателя – ход для русских символистов неслучайный. Они стремились моделировать поведение своей потенциальной аудитории, не только объединяясь с сочувственниками, но и отсекая «недовольных».

В этой же программной статье Перцова сообщалось, что в «Новом Пути» будет функционировать специальный отдел «частной переписки», который «имеет явиться органом непосредственной связи журнала с читателями»[2].

В свою очередь, во вступлении к этому отделу, напечатанном в том же номере «Нового пути» и озаглавленном «От редакции», его будущая структура и принципы отбора материала для печати описывались так:

Этот отдел журнала предназначается для писем и сообщений, идущих из среды читателей. Он разделен на две части: в первой будет помещаться материал теоретического характера (обсуждение общих вопросов философии, религии, политики, литературы и т. п.); во второй – сообщения, касающиеся частных явлений практической жизни.

Обычные вступления и окончания писем, а также обращения личного характера опускаются.

На письмах необходимы (для сведения редакции) имя и адрес автора. Анонимные сообщения уничтожаются. Нелитературностью изложения просят не стесняться, так как придание материалу литературной формы составляет задачу редакции[3].

Здесь обращают на себя особое внимание два не вполне тривиальных пункта, вновь свидетельствующие о стремлении модернистской редакции «Нового Пути» не столько найти общий язык с читателем, сколько навязать читателю собственное представление о его, читателя, идеальном тексте, годящемся для публикации в журнале. Наверное, можно говорить даже о притязаниях редакции «Нового Пути» найти адекватное языковое воплощение для смутных чаяний еще не научившегося новому языку читателя, безжалостно отбраковывая все лишнее, не имеющее прямого отношения к главному, по-настоящему важному. Поэтому редакция (1) взяла на себя право «литературной» (то есть языковой) обработки присылаемых читателями материалов и (2) объявила, что не станет печатать «обращений личного порядка», а также «обычных вступлений и окончаний писем».

«Натолкнуть читателя на более культурные предпочтения, чем те, к каким он традиционно привык к 1903 гόду», – так Петр Перцов ретроспективно изложил художественную и идеологическую программу своего журнала[4]. Чрезвычайно энергичный, подразумевающий некоторое насилие над читателем глагол «натолкнуть», употребленный в этом мемуарном пассаже, очень точно передает господствовавший стиль взаимоотношений редакции с аудиторией «Нового Пути».

Весьма характерно, что первым материалом, опубликованным во все том же, дебютном номере журнала за 1903 год в разделе «Частная переписка», стал текст «По поводу книги Д. С. Мережковского “Л. Толстой и Достоевский”. Отрывок из письма», автором которого значился некий «студент-естественник». За этим псевдонимом скрылся Андрей Белый, который никаким просто читателем для Мережковских и Перцова в это время, конечно, уже не был, да и само это письмо-рецензию на книгу «Л. Толстой и Достоевский» Белый отправил Мережковским еще в начале 1902 года. «Они показывали его Розанову и он-де нашел его гениальным, – вспоминал Белый многие годы спустя. – Впоследствии часть письма с выпущением центральных, так сказать, эсотерических мест была напечатана в “Новом Пути”»[5]. То есть отдел «Частная переписка» открылся текстом, уже утратившим статус личного письма, текстом-образцом, сразу же поднявшим планку разговора читателей и редакции на необходимую для отдела теоретическую высоту и задавшим тон всего последующего разговора. В вышедших далее в 1903 году номерах «Нового Пути» под видом читательских писем были напечатаны тексты Александра Бенуа (обозначенного как «художник А. Б.») и Александра Блока.

Отчасти сходную игру вел на страницах журнала Перцова и Мережковских Василий Розанов, в распоряжение которого был предоставлен специальный отдел «В своем углу». В заметке «От автора», предварявшей первый, февральский выпуск этого отдела, Розанов сначала анонсировал «введение» в него «частной переписки»[6], а затем при помощи простой метафоры объяснял, какого эффекта намерен добиваться, сшивая целое подведомственного ему куска журнала из отдельных, разрозненных фрагментов:

Этот отдел расширяет рамки обыкновенного журнального сотрудничества и в некоторых отношениях приближает литературу к тому безыскусственному, свободному и разностороннему обмену мнений, который составляет преимущество разговора между друзьями в кабинете перед объяснением с публикою на эстраде[7].

Метафора Розанова ясно демонстрирует, что разговор в отделе «В своем углу» предполагалось вести между людьми одного круга, то есть между теми, кто сначала пройдет негласный отбор для пропуска в «кабинет». Остальным же читателям отводилась роль «публики», терпеливо дожидающейся выхода «друзей» «из кабинета» для педагогических «объяснений» «на эстраде».

2.

Знакомство с детскими журналами советского времени (в первую очередь, с замечательными ленинградскими изданиями, которые курировали Самуил Маршак и Николай Олейников) твердо приучило нас к тому, что стремление завязать контакты с маленькими читателями и тем самым активно вовлечь ребенка в процесс создания журнала явственно прослеживается едва ли не в каждом материале каждого номера. В случае с находившимся в орбите символизма «журналом для детей» «Тропинка» (первый номер вышел в январе 1906 года) подобные ожидания не оправдываются. Здесь изредка имитировались реплики, напрямую обращенные к читателю, но на деле ответная реакция не предполагалась и никакого пространства для высказываний ребенку на страницах «Тропинки» предоставлено не было.

Примером такой односторонней, не рассчитанной на ответ реплики может послужить зачин написанного специально для этого журнала стихотворения Сергея Городецкого «Весной»:

 
Хочешь, сказку тебе расскажу
Про колдунью, про бабу-Ягу
Костяную ногу?[8]
 

Ответ ребенка в стихотворении далее не приводится, так что заданный вопрос повисает в воздухе.

Риторические апелляции к читателю содержатся также в трех претендовавших на занимательность очерках, помещенных в номерах «Тропинки» за 1906 год[9].

Автор научно-популярной заметки «Зеркало» (перевод с английского) вступает в контакт с условным читателем следующим образом: «Вы можете представить себе, как была рада молодая женщина, когда увидала, что муж ее вернулся домой здоровым и невредимым…»[10].

Заглавный персонаж очерка «История одного австралийского кенгуру (рассказана им самим)» (перевод с немецкого) несколько раз заговаривает с читателем так:

Однако, кажется, я собрался рассказывать, а между тем, по всем правилам хорошего тона, мне необходимо прежде всего вам представиться<…> Постараюсь описать вам его, насколько могу ярко <…> Если у кого-нибудь из вас явится желание навестить меня на Муруби, я буду очень и очень рад. Милости прошу! Только уж, пожалуйста, без собак и без ружей. И еще прошу вас, на всякий, случай, не подходить чересчур близко[11].

Дважды напрямую обращается к читателю и автор очерка «Знакомство с природой»: «Вглядитесь в распускающиеся на деревьях почки»[12] и «Если же кроме рисунка насекомого вы хотите изучить еще и его жизнь, то фотографируйте насекомое непременно в привычной ему обстановке»[13].

Но никаких ответных реплик от ребенка и в этих трех случаях не ожидалось.

Не вполне привычно для читателей отечественных детских журналов советской поры выглядит тот раздел «Тропинки», в котором публиковались всевозможные шарады и задачи. Во-первых, имена и фамилии детей, приславших правильные решения, не оглашались, да и сама возможность присылки в редакцию вариантов решения не предполагалась[14]. Во-вторых, условия задач и ребусов часто формулировались без прямых обращений к отгадчикам, как будто специально, чтобы избежать прямых контактов с ними: «Задача, которую мы предлагаем в этом № нашим читателям…»[15] (не – «тебе, наш читатель»), «Найти шесть слов, из первых букв которых…»[16] (не – «найди шесть слов…»), «Переменить место букв в каждой из данных частей…»[17] (не – «перемени место букв…») и тому подобное.

3.

Уже первый номер массового «Синего журнала», вышедший в декабре 1910 года, открывался многообещающей заметкой от редакции – «К читателям»[18]. Однако на деле это обращение было псевдообращением, поскольку прямых апелляций к читателю не содержало. Более того, на протяжении всего текста об адресате обращения редакции говорилось исключительно в третьем лице: «Просматривая журнал, читатель должен увидеть перед собою отражение жизни всего земного шара» и т. д.[19]

Во втором номере (январь 1911) попытка завязать непосредственные контакты с читателями все же была предпринята – редакция объявила «постоянные конкурсы остроумия», попросив

читател<ей> предложить ответы на помещаемые выше вопросы. Наиболее остроумные из этих ответов будут напечатаны, причем, авторам трех, признанных редакционным жюри наиболее удачными, шуток в виде премии будет посылаться бесплатно годовой экземпляр «Синего журнала» (или, по выбору, отдельные издания «Сатирикона»)[20].

Тем не менее, в течение довольно долгого времени апелляции непосредственно к читателю на страницах «Синего журнала» встречались лишь эпизодически и носили настолько ситуативный характер, что говорить о какой-либо редакционной политике по вовлечению читателя в деятельность издания просто не приходится. Так, в 14 номере был помещен карандашный портрет полуобнаженной молодой дамы, сопровождавшийся следующей игривой подписью: «Пожалуйста, поверните страницу, – мне нужно раздеться. Читатель!.. Ну же…»[21] А в 16 номере была опубликована немудрящая фотозагадка – несколько человек, повернутых к объективу спиной, а рядом – пояснительный текст: «Читатель за спиной этой группы может шипеть как угодно и высказывать свои догадки. Кто такие? Почему спиной? Что они там рассматривают? <…> В следующем № “Синего журнала” группа повернется лицом к читателю»[22]. В 17 номере это обещание было выполнено – группу (писателя Куприна и других известных личностей) развернули лицом к объективу.

Решительный шаг навстречу реальному читателю был сделан лишь в 21 номере за 1911 год. Тут появилось такое объявление «От редакции “Синего журнала”» (здесь и далее курсив в цитатах – редакционный – О. Л.):

«Синий журнал» в ближайших номерах открывает на своих страницах новый отдел, который будет заполняться сведениями обо всем, что только способен создать живой и пытливый ум. В этом отделе наряду с «кунсткамерой» будут помещаться также сообщения наших читателей о всевозможных изобретениях, интересные разоблачения, оригинальные взгляды и гипотезы, воспоминания, жизненные курьезы и т. д. и т. д.

Особым вниманием будет пользоваться материал, сопровождаемый соответствующими иллюстрациями (снимками, рисунками etc.) или привлекающий своей эксцентричностью и новизной. Желательно также, чтобы сообщения отличались возможной краткостью. Рукописи не возвращаются[23].

Последнее процитированное предложение содержало косвенный призыв присылать в редакцию читательские рукописи.

Так в «Синем журнале» был заведен специальный раздел «Наш музей», печатавший заметки читателей, а также короткие, зачастую насмешливые письма-указания редакционных работников потенциальным авторам из читательской среды:

Отвечаем: Тверь. Самойлову. Ваша “блохоловка” пойдет вместе с другими мелочами. Москва. С-ну, Кишинев. – К-ко, Ломжа. – В-скому. – только не стихи! Тула. – Н-еву. – Вы, наверное, смешали “космическую пыль” с “косметической пылью” – рисовой пудрой…[24]

и прочее в том же духе. Однако этот раздел прекратил свое существование еще до окончания 1911 года, вероятно, потому, что редакция искала и находила другие, куда более нетривиальные способы взаимодействия с читательской аудиторией.

Специально «на конкурс читательской наблюдательности» для 37 номера «Синего журнала» за 1911 год был написан рассказ А. М. Оссендовского «Которая из четырех», оборванный на самом интересном месте следующим авторским пассажем:

Я прерываю рассказ и предлагаю читателям назвать таинственную незнакомку Леонида Петровича. При решении необходимо указать, на чем последнее основано. Имена отгадавших одну из четырех и представивших доказательные суждения будут напечатаны в «Синем журнале»[25].

В 41 номере были оглашены фамилии победителей и отгадка: «—Которая из четырех? – Анна Федоровна! (К рассказу на конкурс “читательской наблюдательности”)» (с. 7).

Удачный опыт был продолжен и развит в 44 номере, в котором появился рассказ Сергея Соломина «для конкурса читательской находчивости и остроумия» «Двуликий». Новация состояла в том, что теперь редакция обещала веселым и находчивым читателям не просто публикацию их имен и вариантов окончания рассказа Соломина, но и денежные премии: «Читателю, приславшему наиболее остроумное разрешение этого вопроса, будет выдана премия в размере – 25 рублей. На конверте отмечать: “Конкурс”»[26].

Количество читателей, откликнувшихся на это предложение, превысило все возможные ожидания редакции. В 48 номере были напечатаны разнообразные варианты окончания рассказа Соломина и объявлены победители, а открывалась подборка по итогам этого читательского конкурса заметкой под названием «Катастрофа»:

На редакцию «Синего журнала» обрушилась целая лавина. Письма, письма и письма! Дешевые лавочные конверты. Конверты всех цветов радуги. Деловые с адресом конторы, фирмы, бюро. Изящные конверты, твердые, как слоновая кость, запечатанные сургучом с оттиском фамильного герба. Маленькие, узкие конвертики, сохранившие запах любимых духов корреспонденток…

– Сколько? – спрашивает редактор.

– Тысяча, полторы, две, три, четыре…[27]

Эта насыщенная гиперболами заметка все же с достаточной ясностью демонстрирует, что редакторские работники, разнообразными способами стремившиеся пробудить творческую энергию читательской аудитории, далеко не всегда оказывались способными разбуженной энергией управлять. Заглавие «Катастрофа», тем не менее, было чистым кокетством, иначе совершенно необъяснимым выглядит тот факт, что в 48 номере «Синего журнала» за 1911 год появилось редакционное объявление о новом читательском конкурсе, причем экономический фактор снова оказался задействованным, а ставки повышены:

Конкурс гримас. Мы предлагаем нашим читателям принять участие в устраиваемом «Синим журналом» «КОНКУРСЕ ГРИМАС». Помимо шуточного характера этой затеи, последняя может представить и особый интерес для специалистов, изучающих выразительность человеческого лица. Пришлите нам свою фотографическую карточку в обычном виде и вместе с ней снимок наиболее сильной, – веселой или грустной, безобидной или смешной, гримасы вашего лица. За лучшие гримасы будут выданы 4 премии. 1-я премия (исключительно для женской гримасы) – 60 руб. 2-я премия – 40 руб. 3-я премия – 25 руб. 4-я премия – 10 руб.[28]

Обратим особое внимание на трогательную попытку редакции расшевелить активность не только мужской, но и женской части аудитории «Синего журнала» – первая премия «исключительно для женской гримасы». Ранее, в 43 номере, специально для прекрасной половины человечества были помещены фотографии В. Дорошевича, А. Н. Толстого, А. Волынского и А. Аверченко с подмонтированными бородами, а также депутата Государственной Думы В. Пуришкевича с подрисованными волосами на голове. К снимкам прилагалась специальная анкета: «Не найдут ли наши читательницы выхода из положения?.. Мы не прочь даже предложить им следующую анкету: 1) Отпускать мужчинам бόроды или нет? 2) Кто из приведенных на наших снимках безбородых писателей напрасно лишил себя бороды?»[29] С результатами этого опроса читательницы и читатели смогли ознакомиться в материале «Итак о бородах и усах (К шуточной анкете “Синего журнала”)», помещенном в его 46 номере за 1911 год[30].

Подведем общие итоги. Символистский «Новый Путь» достаточно агрессивно воспитывал своих читателей, детская «Тропинка» отгораживалась от реального диалога со своими читателями, а массовый «Синий журнал», наоборот, стремился любой ценой расширить контакты со своими читателями.

Как это было связано с финансовой политикой перечисленных изданий? Насколько выявленные стратегии взаимоотношений «Нового Пути», «Тропинки» и «Синего журнала» с читателями характерны для модернистских, детских и массовых изданий начала ХХ века в целом? Что можно сказать об эволюции взаимоотношений модернистских, детских и массовых изданий начала столетия с читателями? Какими способами налаживали контакты с читателями специализированные издания начала века, например, модные, кино- и спортивные журналы?

Одна из задач настоящего сообщения как раз и заключается в том, чтобы привлечь внимание коллег ко всем этим и другим увлекательным вопросам, неизбежно возникающим в связи с темой, заявленной в заглавии сообщения.

Примечания

[1] Перцов П. «Новый Путь» // Новый Путь. 1903. № 1. С. 2.

[2] Там же. С. 9.

[3] От редакции // Новый Путь. 1903. № 1. С. 154.

[4] Перцов П. П. Литературные воспоминания. 1890–1902. М., 2002. С. 280.

[5] Цит. по: Лавров А. В.