Он подошел к столу, положил руку на лежащее сверху дело с материалами наружного наблюдения и слегка забарабанил по картонной обложке пальцами, стремясь поймать ритм «Марша коммунистических бригад». В этих толстых делах определенно не было ничего интересного. Может, Усольцев не проявлял должного старания, работал спустя рукава? Все-таки это его бывший отдел, и симпатии к отдельным сотрудникам могли у него остаться – честь отдела и всякое такое.

Нет, Усольцева он изучил. Тому никто не нужен, никакие симпатии не помешают ему исполнить порученную работу. Он, словно заведенный механизм, действует четко и без сбоев. И все же, несмотря на бесплодность проделанной работы, Кислицын чувствовал, что бросать начатое не следует. Пока нельзя. Интуиция так подсказывала.

Он поднял трубку и набрал номер Усольцева.

– Леонид Петрович, вы хотели мне показать видеозапись, я освободился.

Вскоре Усольцев появился у него в кабинете. Он с важным видом подошел к видеомагнитофону «Панасоник» и вставил кассету в магнитофон. Загорелся экран телевизора, словно из тумана возникла улица, магазинная площадка, на которой произошел недавний захват, зазвучали голоса сотрудников. Потом изображение сфокусировалось на санитарном Уазике.

Было видно, что снимали из дома, примыкающего к магазину.

Кислицын знал, что именно хочет показать ему Усольцев – последний захват, проведенный отделом Шумилова. Но Леонид Петрович намекнул на наличие определенных нюансов, о которых хотел бы доложить начальнику. Им, этим нюансам, никто не придал значения – так, немного посмеялись и все. Но он, Усольцев, посчитал, что это не шутка. Вот и сейчас он с хитрым прищуром присел в кресло и, взяв в руки пульт, принялся искать нужное место. Видеомагнитофон глухо завыл, с напряжением перематывая пленку, которая шуршала и слегка потрескивала в металлическом брюхе аппарата.

– Старая кассета, – пояснил Усольцев, – у хозяйственников новых нет, пришлось старую использовать – того и гляди зажует. Ага, вот!

На экране пошло изображение, предшествующее захвату. Цыганков идет к своей машине. Милицейский оперативник подает сигнал. Цыганков и его группа бросаются к продавцам оружия. Цыганков пытается применить захват, но неудачно, и перелетает через корпус одного из преступников.

В этом месте Усольцев нажал «паузу».

– Борис Иванович, – сказал он, не отрывая взгляда от экрана, – обратите внимание.

– И что? Я уже видел, – разочарованно заметил Кислицын, – неудачный захват. Цыганков переволновался и недооценил противника, а противник оказался опытным. На его счастье ему помогли, а то мог и пулю схлопотать.

– И все-таки я хотел бы обратить на этот эпизод ваше внимание, – вкрадчиво продолжил Усольцев и хитро усмехнулся, – мне кажется, он специально промедлил, дав подозреваемому лицу время для изготовки. Вот смотрите!

Усольцев пустил пленку в замедленном темпе. Было видно, как Цыганков медленными прыжками подбегает к торговцу, поворачивает голову вправо и влево, видимо, убеждаясь, что ему никто не помешает.

– Видите, вот эти повороты головы, – Усольцев вновь нажал на кнопку паузы, – они отняли те нужные доли секунды, которые Цыганков мог использовать для завершающего броска. Он специально промедлил, потому что в его подстраховке не было никакой нужды. За ним бежала группа захвата.

Недоверчиво посмотрев на начальника отделения, Кислицын возразил:

– Вы думаете, специально? Ну, не знаю! Для чего? Сорвать операцию, которую сам же и разрабатывал?

Усольцев на мгновение задумался, засопел:

– Да, готовил ее он, но, вероятно, в ходе подготовки на него вышли преступники, состоялся сговор. Цыганков не мог остановить уже запущенный процесс, но помешать этому мог.

– Подождите, подождите! – недовольно остановил его полковник. – У вас есть сведения, что на него выходили бандиты, проводили эту, как у них там говорят, стрелку?

– Ну, прямой и точной информации нет, но Цыганков опер, хорошо подготовленный опер, он может уходить от наблюдения, маскироваться. Мы могли упустить эту связь, она могла совершенно выпасть из поля зрения.

– Мне кажется, вы фантазируете, Леонид Петрович! – раздраженно бросил Кислицын, наваливаясь на стол тучным телом, – ваши фантазии проистекают оттого, что вы не обладаете достоверной информацией, а время уходит! Думаете, генерал будет бесконечно продлять санкцию на проверку? Я глубоко сомневаюсь!

Обиженно замолчав, Усольцев вытащил кассету из видеомагнитофона.

– Мы работаем, Борис Иванович, не сидим, сложа руки, – подал он голос, – у нас не все получается, но мы действуем.

– Вот и прекрасно, работайте тщательнее, глубже, не хватайте то, что лежит на поверхности, то, что может подбросить вам противник. Так, кажется, учит нас искусство контрразведки. А меня по таким пустякам, относящимся к вашим догадкам, не отвлекайте! Догадок я сам могу вам привести тысячи. У меня слишком много работы, чтобы ими заниматься. Забирайте свои документы, – Борис Иванович резко двинул от себя стопку, – и принимайтесь за работу!

Когда за Усольцевым закрылась дверь, Кислицын разочарованно покачал головой, представив, насколько бестолковыми могут быть подчиненные. Усердие, как говорили классики, все превозмогает. И все же, все же…

Может, он зря посмеялся над Усольцевым и тот в чем-то прав, не все так просто? Былая подозрительность вновь проснулась в нем. Он принялся читать служебную почту, машинально накладывая резолюции, но мысли неотступно продолжали возвращаться к тому, что показал на пленке Усольцев.

Уральск, Комитет по Управлению имуществом Уральской области, кабинет председателя Плотникова М. Я., 21 июня, 10:05

Для Михаила Яковлевича Плотникова понедельник начался не так плохо, как он ожидал, несмотря на то что еще русский император Николай I называл понедельник черным русским днем. Сначала председатель облкомимущества провел обычное аппаратное совещание, как он называл его для себя – разгонное, по аналогии с рюмкой водки в начале трапезы.

Затем он занялся переговорами с московским банком, в котором у него был открыт личный валютный счет. Ему хотелось уточнить, была ли зачислена крупная сумма долларов, которую Плотников накануне положил на счет. К сожалению, упрямый банковский клерк не хотел давать справок по телефону и пришлось связываться с зампредом правления банка, лично ему знакомым. В результате все оказалось нормально, деньги поступили.

Вообще у Плотникова были далеко идущие планы. Он хотел приобрести небольшой бизнес в Москве и соответственно жилье, достойное его положения. Наилучшим способом для осуществления этих намерений было переместиться по служебной линии в Первопрестольную. Во время командировок в столицу Плотников несколько раз встречался со своими непосредственными начальниками, и они обещали. Единственным условием с их стороны было скорое проведение приватизации в области; Михаил Яковлевич признавал это условие вполне справедливым.

Поскольку день с утра задался, Плотников в оживленном состоянии ходил по своему большому кабинету, который раньше занимал секретарь обкома КПСС по идеологии. Его так и подмывало выйти в приемную и игриво ущипнуть свою новую молоденькую секретаршу, которая вышла на замену внезапно заболевшей Алевтине Георгиевне.

Ближе к полудню в его кабинет заявился Гена Бондаренко. После поездки на металлургический завод к Генералову он развернул бурную деятельность по продаже ваучеров красному директору. Получив в результате хороший куш, Плотников был очень доволен Геной. Теперь следовало получить в верхах разрешение провести в области последний ваучерный аукцион, ведь очень скоро эти аукционы будут прекращены и заменены залоговыми. В Госкомимуществе, правда, без энтузиазма отнеслись к его просьбе, но Плотников был на хорошем счету, своего рода ударником приватизации. Покривив душой и потянув время, в конечном счете ему пошли навстречу в порядке исключения. Москва всегда умела поддерживать людей в трудную минуту.

Гена Бондаренко смело вошел в кабинет, сопровождаемый молоденькой белокурой секретаршей. Он был в летнем двубортном костюме песочного цвета, туго обтягивающем всю его полноватую фигуру, благоухал французским парфюмом и выглядел гламурно. «Одевается как голубой», – хмыкнул Плотников, испытывая желание подшутить над Геннадием, но затем передумал, что Гена крайне обидчив, особенно когда вопрос касался его внешнего вида и пристрастий в одежде.

– Михаил Яковлевич, к вам Геннадий Алексеевич, – произнесла секретарь, испуганно глядя на шефа.

– Ничего, ничего, – махнул рукой Плотников, – все нормально, Настя, я ждал господина Бондаренко.

– Я же говорил, – подмигнул ей Бондаренко, – все будет окейно!

Секретарь вышла, а Плотников посмотрел ей вслед и вздохнул.

– Представляешь, – сказал с сожалением, – такая молодая, а мужа уже посадили за кражу на три года.

– Так она свободна? – цинично осклабился Геннадий.

– Нет, нет, она мужа любит: просила помочь, чтобы пересмотрели приговор. Но я тоже не всесильный, к судейским у меня нет подходов. Может, у тебя?

– Откуда? – Бондаренко отрицательно покачал головой.

Они прошли к столу, но разговору помешал звонок телефона. Плотников взял трубку.

– Да, Олег Викторович, заходите.

Дверь в кабинет открылась, и вошел среднего роста мужчина. Как и Бондаренко, он был в двубортном костюме, только темном, в рубашке с короткими рукавами – из рукавов пиджака выглядывали голые волосатые руки.

– Михаил Яковлевич, вот бумаги на подпись, – сказал мужчина, с любопытством поглядывая на Бондаренко.

Плотников взял папку с документами, открыл ее и, бегло просматривая принесенные материалы, принялся визировать. Это продолжалось недолго, вскоре сотрудник Плотникова, получив обратно папку с подписанными документами, деловито удалился.

– Знаешь, кто это? – серьезно спросил Плотников, включая кондиционер. В его кабинете стояла влажная летняя духота, несмотря на распахнутое окно.

– Помилуй, Михаил Яковлевич, откуда мне знать ваших клерков?

– Это чекист из конторы Алексеева. Некто Веревкин.

– Что он здесь делает? – насторожился Бондаренко, – зачем вам лишние глаза и уши гэбэшников?

Плотников насмешливо взглянул на Геннадия, как смотрят взрослые на несмышленых малышей, не понимающих простых житейских истин:

– Во-первых, Гена, их глаза и уши здесь могут быть и без нашего ведома, а так мы знаем кто и где. Во-вторых, я думаю, ничто человеческое ему не чуждо, мы его прикормим, как рыбок прикармливают в пруду. Они потом становятся такими упитанными, такими вкусными.

И Плотников плотоядно зачмокал толстыми губами, вспомнив, как недавно ловил красноперых карасей у одного из своих приятелей, взявших пруд в аренду.

Бондаренко засмеялся:

– Типа деньги не пахнут?

– Вот именно!

– Михаил Яковлевич, а как продвигается дело с аукционом? Нам пора решать вопрос по металлургическому заводу. Я недавно разговаривал с Генераловым, он торопит, и его понять можно – время уходит, потом будет труднее.

Достав пачку сигарет, Бондаренко вытащил одну, закурил. Плотников пододвинул пепельницу.

– Делаю все, что можно, – возвестил он, – уже договорился с Москвой. Они дадут разрешение, но, сам понимаешь, не задаром. Как говорил Шаляпин, даром только птички поют. Труднее всего будет решить вопрос с Медведевым. Этот мухомор возомнил себя вождем народа Уральской области, вознесся выше некуда. Не знаю, какие бонусы он затребует.

Выпустив длинную струю дыма, Геннадий глубокомысленно подытожил:

– Какие бы бабки он ни просил, надо договариваться – другого пути нет! Это вопрос принципиальный. Генералов для нас пробный шар. Если другие красные директора увидят, что тема прокатила, они тоже пойдут к нам. Наварим кучу бабок. Сейчас самое время для этого, не все же одному Березовскому иметь.

– Я уже думал о наших перспективах, – глубокомысленно заметил Плотников. Он покосился на комнату отдыха и, дрогнув обвислыми щеками, осведомился: – Выпьешь?

Гена озабоченно глянул на часы.

– Извините, Михаил Яковлевич, еще не все сделал. Мне надо забежать еще в пару мест. Жара не улице неимоверная, и если присоединюсь к вам, то развезет в два счета.

– А я, пожалуй, выпью.

Плотников поднялся и, проследовал в комнату для отдыха, где налил рюмку коньяку, а выпив, решил добавить. Все это время Бондаренко терпеливо ждал в кабинете. Когда Плотников появился, его бледный, нездоровый цвет лица сменился болезненным румянцем, и Геннадий подумал, что если Плотников не перестанет активно употреблять, то, пожалуй, цирроз печени в недалеком будущем ему обеспечен.

– Я намерен в ближайшее время решить наш вопрос, – несколько пафосно сообщил Михаил Яковлевич, продолжая разговор, как ни в чем не бывало. – Если Медведев будет артачиться, то подключу Дергачева. Думаю, что против представителя Президента он не пойдет.

– Будем надеяться! – Бондаренко засобирался. – Ну, мне пора! Да, чуть не забыл, к вам хотел зайти предприниматель Матвеев, познакомиться, так сказать.

– Матвеев? Это который…

– Да, да, – подтвердил Бондаренко, – тот самый всем известный бизнесмен. В последнее время он набирает вес, того и гляди выдвинется в Госдуму на следующих выборах.

– Да брось ты!

– Не будьте наивным человеком, Михаил Яковлевич. Бандиты сейчас активно идут во власть. У них появились деньги, солидные капиталы, и никто не хочет, чтобы все в одночасье улетучилось. Им нужны гарантии неприкосновенности, а это может дать теперь Дума. Так вы его примете?

– У меня, в принципе, есть время до обеда, – согласился Плотников, посмотрев записи в ежедневнике. – Пусть приходит сейчас, пока есть окно. А еще лучше, если ты его проведешь вроде как своего знакомого, не хочу, чтобы Веревкин на него обратил внимание. Не исключено, что он может его знать, тогда пойдут разговоры, сплетни, вони не оберешься.

С Матвеевым Геннадий договорился сразу, позвонив из кабинета Плотникова по известному ему номеру.

– Пойду его приведу, – предупредил он Михаила Яковлевича.

– Давай, давай! – разрешил тот. – Я пока посмотрю бумаги.

Выйдя в приемную, Бондаренко увидел, что молоденькая секретарь, чуть наклонив голову с заплетенной золотистого цвета косичкой, сосредоточенно печатала на машинке. Лицо ее обладало правильными чертами с несколькими крупными деталями, которые его совсем не портили: большие глаза, большой рот, прямой нос, удлиненный овал лица. Геннадий отчего-то захотел похвастать перед этой незнакомой ему девушкой.

– Настя, – сказал он со значением, – я сейчас приведу к Михаилу Яковлевичу одного человека на беседу. Плотников просил, чтобы его в это время не беспокоили.

– Хорошо! – спокойно произнесла Настя.

– Это не простой человек, он самый главный у нас в области по части…– Бондаренко замялся, не зная, как мягче сказать, – ну, по части криминала, что ли.

В глазах Насти возник интерес.

– Он что, бандит?

– Нет, он бизнесмен – уважаемый человек.

– А в колониях, – девушка на мгновение задумалась, – он кого-нибудь знает, например, в нашей, Клыковской?

– Наверное. Можно спросить у него.

– Хорошо, я спрошу.

Не добавив больше ни слова, девушка повернулась к пишущей машинке и снова быстро застучала по клавишам, сухим треском наполняя приемную.

В прохладном холле областной администрации его уже ждал Матвеев. По виду он выглядел как бизнесмен средней руки: дорогой костюм, кожаный портфель, коричневые туфли известной фирмы. На пальцах золотые перстни-печатки. Заметив Бондаренко, Матвеев подошел к нему, и они коротко поздоровались.

Каждая встреча с Матвеевым или как звали его среди криминала – Матвеем, с той минуты как их познакомил Беспалый, вызывала у Бондаренко неведомый, безотчетный страх. Такой страх испытывает слабое животное, повстречавшее в лесу хищника. Никогда не знаешь наперед – сытый хищник или голодный, пропустит он тебя или бросится в погоню. Инстинкт в таких случаях диктует меры самосохранения, лучшая из которых, держаться подальше от опасного зверя. Но бизнес иногда сильнее инстинктов, и Бондаренко был вынужден поддерживать отношения с бандитским авторитетом.

В приемной Матвей тоже обратил внимание на миловидную Настю. Он негромко поздоровался, а та оторвалась от машинки, подняла голову.

– Михаил Яковлевич ждет вас, – сообщила она официальным тоном, внимательно разглядывая незнакомца. Как показалось Бондаренко, в ее взгляде проскользнуло нечто недосказанное: то ли любопытство, то ли испуг, то ли нечто другое, и он заметил, как ответно дрогнули веки Матвея.

Они вошли в кабинет. Судя по еще более покрасневшему лицу, Михаил Яковлевич в его отсутствие добавил не одну рюмку коньяка. «Хотя бы хватило до конца разговора, – подумал с неприязнью Бондаренко, – здесь дела надо делать, а он бухает как сапожник».

– Проходите, садитесь! – радушно предложил Плотников. – Мне Геннадий уже рассказал о вас, господин Матвеев. Какие проблемы? Чем может помочь облкомимущество?

Кашлянув в кулак, Матвеев сказал:

– Да у меня особых проблем вроде нет. Хотел вот с вами познакомиться, Михаил Яковлевич, лично.

– Очень приятно! – ответил Плотников, сбитый с толку. – Что у вас за бизнес, чем занимаетесь?

– У меня несколько продуктовых магазинов. Но есть хорошая тема. Геннадий посоветовал вложить капиталы в ликеро-водочный завод в Краснокаменске. Потому недавно на аукционе я купил спиртовой завод.

– Да, этот бизнес будет давать хороший доход. Народ у нас пьющий, причем пьет в любое время и при любых правителях: что при царе, что при коммунистах.

– Не знаю, что делать с работягами на ликеро-водочном, – продолжил Матвей, собирая жесткие складки вокруг рта. – Половина из них пьет по-черному, выгонять надо, но у меня условия конкурса: нельзя трогать трудовой коллектив в течение года после приватизации. Михаил Яковлевич, можно ли этот пункт обойти? Сильно он мне мешает!

На мгновение задумавшись, Плотников сказал, отводя глаза, чтобы не сталкиваться с неприятным взглядом Матвея:

– В каждых правилах есть исключения. Я думаю, что надо подготовить толковое обоснование. Например, в связи с реконструкцией цехов предприятия требуется сокращение рабочих кадров. Подумайте с Геной, у него есть юристы. Бумагу направите на мое имя, а я постараюсь ее протолкнуть наверх, ускорить процесс, как говорил в свое время незабвенный Михаил Сергеевич Горбачев. А у меня к вам, в свою очередь, тоже есть просьба: у моего секретаря проблемы с мужем. Вы ее видели в приемной. Его вроде как посадили, и он сейчас в Клыковской колонии. Ей нужно передать вещи, я не знаю, может, деньги… У вас есть возможности?

– Конечно, Михаил Яковлевич, попробую помочь, – Матвей ненадолго замолчал, словно просчитывал ситуацию, затем решил поменять тему разговора. – Знаете, у меня сегодня маленький праздник.

– Что такое? День рождения?

– Ну, можно сказать и так. Я сегодня открываю казино, и хотел бы вас пригласить вместе с Геннадием. Открытие будет в семь вечера, так что милости просим!

– Казино? – удивился Плотников. – Но вы говорили о другом бизнесе.

– Знаете, экономисты советуют диверсифицировать: нельзя класть яйца в одну корзину.

– Будем считать, что вы меня уговорили, – охотно согласился Плотников, подивившийся экономической подкованности Матвея. Покрасневший от выпитого, расслабленный, довольный разговором, он пребывал в благодушном настроении: – Я приду! Только мне не хотелось бы сильно светиться. Сейчас Медведеву нужны громкие проекты, связанные со строительством производственных объектов, каких-нибудь откормочных цехов, мостов, дорог. Или нечто типа программы «Дети Уральска». А казино не сильно приветствуется – это атрибут богатых и успешных.

– Учту ваши пожелания. Только в следующий раз! – заметил Матвей, вежливо улыбнувшись.

Через какое-то время, вернувшись в свой офис, арендованный им в центре города, Матвей набрал номер в приемной Плотникова.

– Настя? – спросил он. – Это Матвеев. Михаил Яковлевич сказал, что у вашего мужа проблемы в колонии. Может, я могу чем-то помочь?

– Я хотела найти человека, – произнесла девушка, явно не ожидавшая звонка, – у которого есть возможность передать в Клыковскую колонию деньги и вещи мужу. Я туда ездила несколько раз, но с ним пока свидание не разрешают.

– За что сидит? – деловито осведомился Матвей.

– Да, так…– Настя замялась, – в милиции говорят: за мошенничество, а муж, что ничего не делал. Я толком не знаю.