Самоограничение в чем-то ничуть не лучше, чем непомерное ублажение тела, – продолжил монах, в то время как аскеты продолжали орать друг на друга, будто торговки на рынке, и голоса их в лесной тишине звучали дико и зычно. – Предающийся ему уверен, что совершает нечто важное, и это наполняет его гордыней, а кроме того, он ослабляет и уродует телесную базу для действий и не может существовать в этом мире полноценно. Он думает о своем организме ничуть не меньше, чем помешанная на косметических процедурах женщина или гурман-фанатик…