– Это перст истории, – сказал Аркадий Сергеевич и, конечно, вздернул свой узловатый и прокуренный перст. – Само смоленское небо бунтует. Нечего ему дерзить. Туман – значит, туман. Но как может польский лыцарь испугаться смоленского тумана?
– А я бы сравнил этот налетевший вихрь с платом, который распростерла Богородица во Влахернской церкви, спасая Константинополь от врагов, – сказал часовщик, безумно синея глазами.
– Сомнительное сравнение, – сказал Борис.
– Они летели только поклониться костям соплеменников, – поддержал его и Валентин. – Там были и женщины.
– И все же, сколько можно тыкать нам под нос эти кости? – спросил часовщик.
– Ну да, – тут же откликнулся Борис. – Мы же напрочь забыли своих красноармейцев, тысячи, сгнившие в их концентрационных лагерях Стшалково, Тухоли… Спроси любого у нас про эти лагеря, никто не знает. А скажи: Катынский лес, – сразу ответят: Сталин, поляки, Сталин. Как пароль – отклик. Это уж так!
– Но все-таки не будем их демонизировать, – сказал Валентин.
– Они сами демонизируют наш город. Он у них как проклятье, – сказал Аркадий Сергеевич. – Сколько фантастических версий изобрели после крушения! Мина на борту, выстрел из пушки, злоумышленники-операторы. И даже искусственный туман! – Аркадий Сергеевич саркастически рассмеялся. – Какая-то видеозапись, на которой слышны выстрелы. Ну? Министр ихней обороны говорит о трех выживших в крушении. Где же они? В застенках или смоленских лесах. Или их уже перестреляли русские. У лыцарей явная паранойя. У предков был знаменитый гонор, а у этих – паранойя, и ничего более. Один корифей из Штатов, но, разумеется, чистокровный поляк, увидел на космических снимках некие белые пятна, на которые и рухнул самолет. Так он выдвинул теорию какого-то волшебного вещества, порошка, притягивающего алюминий. Еще эксперты никак в толк не возьмут, мол, отчего это смоленская береза оказалась прочнее алюминиевого крыла? Оттого!..
– Порошком, наверное, сами эксперты и балуются перед своими экспериментами, – заметил часовщик.