© Авторы, 2024

© Дизайн обложки и форзацев: А. Пашук, 2024

© Оформление: ООО «Феникс», 2024

© В оформлении книги использованы

иллюстрации по лицензии Shutterstock

AI Generator / Shutterstock / Fotodom.ru

* * *

Детство кончится когда-то

Святослав Логинов
Сергей Петрович из 6 «А»

«Серый я был а тебя нету!» – гласила надпись мелом на недавно покрашенной стене рядом с его дверью. Сергей Петрович поморщился и решительно позвонил в соседнюю квартиру. На звонок никто не отозвался, значит, действительно «Серого нету». Сергей Петрович открыл свою дверь, через полминуты вышел с мокрой тряпкой и надпись стер. Ежели Сережкиным приятелям угодно что-либо сообщить ему, то можно написать записку и сунуть в дверь. А стены марать – не дело!

Дома Сергей Петрович повесил пальто на вешалку, достал из шкафа стеганую куртку, которую собирался надеть завтра, и почистил ее щеткой. Надо было бы еще почистить пальто и вообще подготовить его к летнему хранению, однако Сергей Петрович вдруг почувствовал, что страшно хочет спать. Бросил недоуменный взгляд на часы – двенадцать минут седьмого, что за чудо? Волоча непослушные ноги, дотащился до дивана, обессиленно ткнулся головой в шершавую диванную подушку. «Заболел?» – мелькнула мысль. Густой волной наплывал сон. И изумленный неожиданным нарушением привычного распорядка Сергей Петрович провалился в него, успев еще подумать: «Что я такое делал, раз так спать…»

Ничего экстраординарного в этот день Сергей Петрович не делал. Поднялся по звонку будильника ровно в полседьмого. Несколько раз для порядка махнул руками – зарядка! – и поспешил на кухню. На завтрак поджарил пару тостов. К тостам Сергей Петрович сварил какао. Конечно, по утрам следует пить кофе, но Сергей Петрович любил какао, хотя и стеснялся этого, почему-то считая какао старушечьим напитком. Позавтракав, Сергей Петрович отправился на работу. В пятницу идти на работу – одно удовольствие, ведь завтра выходной.

Был конец марта, и, как всегда в конце квартала, навалилась куча работы. Только в самом конце рабочего дня у Сергея Петровича нашлось время для станков с программным управлением. Машиностроительный завод, на котором работал Сергей Петрович, недавно сумел получить четыре таких станка. Начальство гордилось новинкой, а вот Сергей Петрович совсем не гордился. Он знал, что четыре станка пользы не принесут, надо менять всю линию. Использовать программный станок на одной операции – все равно что привинчивать магнитные подковки к лаптям. И все же Сергей Петрович присобачивал эти подковки на заводские лапти, хотя и ворчал про себя.

Домой Сергей Петрович отправился пешком, а там неожиданно и глупо уснул, хотя ничто не предвещало такого странного нарушения давно сложившегося распорядка.

– Сережик, вставай!

– М-м?..

– Вставай, вставай, пора уже!

Медленно и тяжело просыпался Сергей Петрович. Сон, тягучий и липкий, не отпускал, не давал сосредоточиться и понять, кто его будит. Наконец он узнал голос – соседка Вера Федоровна. Но откуда она здесь и почему называет его несерьезным именем «Сережик»? Они же почти незнакомы!

Все это Сергей Петрович хотел сказать, а также хотел вежливо, но твердо объяснить, что не терпит фамильярности, но вдруг неожиданно для самого себя пробормотал сонно:

– Ну мам, я еще минуточку…

От удивления Сергей Петрович вздрогнул и сел на кровати.

Он был не дома!

Сергей Петрович узнал комнату в квартире соседей, где бывал несколько раз. Потом он увидел собственные торчащие из-под одеяла ноги и ему захотелось кричать. Это были не его ноги. Худые и тонкие, совершенно мальчишеские, на правой, чуть пониже колена, темнеет большой синяк.

Сергей Петрович не закричал. Он против своей воли попытался нырнуть обратно под одеяло, произнеся что-то вроде: «Вот, я уже встал», – но Вера Федоровна сильной теплой рукой поймала его за шею, заставила подняться и подтолкнула к дверям.

– В ванную беги, – приказала она. – Помоешься и сразу проснешься.

Сергей Петрович зашлепал в ванную. Там из зеркала на него недовольно уставилась много раз виденная заспанная физиономия Сережки – сына Веры Федоровны.

Сергей Петрович уже не пытался сопротивляться. Ему хотелось заплакать.

На завтрак была манная каша. Сергей Петрович, блестяще справлявшийся со своим холостяцким хозяйством и гордившийся тем, что может приготовить манную кашу четырьмя разными способами, сразу увидел, насколько эта каша не отвечает его кулинарным требованиям. Но как бы ни была она плоха, Сергей Петрович никогда не позволил бы себе так копаться в тарелке, отпихивая комки, и скучно ныть:

– Опять манка!.. Не буду я ее есть… Невкусно…

– Ешь давай! – покрикивала Вера Федоровна. – Завтра воскресенье, в школу торопиться не надо будет, тогда и нажарю тебе картошки. А сейчас некогда.

«Хорошо взрослым, – уныло думал Сергей Петрович, – у них два выходных. Вон сосед, зануда толстая, дрыхнет еще небось…»

До Сергея Петровича дошло, что это он самого себя назвал толстым занудой, и он поперхнулся кашей.

– Не торопись, – сказала Вера Федоровна.

С горем пополам проглотил Сергей Петрович слипшиеся комки манки, оделся и вышел на улицу.

Он бежал по тротуару – вприпрыжку! – и очень боялся, что кто-нибудь из сослуживцев заметит его за таким несолидным занятием. Мысль, что его попросту не узнают, в голову не приходила. Вместо этого в голове в такт прыжкам возникали соображения, что по математике все в ажуре, по литературе – тоже, географию можно подчитать на большой перемене, а по французскому все равно не спросят. Мама обещала мопед на четырнадцать лет купить, но не купит, конечно, денег-то у нее нет. И Юрка вчера обещал новую схему принести, а сам не пришел.

– Ведь это я, наверно, Юркину надпись стер! – догадался Сергей Петрович и успокоился – значит, был Юрка.

В школе Сергей Петрович немного пришел в себя. Первое время бесчисленные отчаянные попытки изменить происходящее не приводили ни к чему. Что бы ни пытался Сергей Петрович сделать, внешне это не проявлялось никак. Он примерно сидел за партой, что-то писал, а будучи вызван к доске, продекламировал стихотворение, которого прежде, во взрослой жизни, и в глаза не видел.

Ну хорошо, он не знает, что с ним случилось, но что он вообще знает? Зовут его Сергей Петрович, ему тридцать три года, инженер-конструктор второй категории, работает на машиностроительном заводе в отделе главного технолога. Сергей Петрович принялся перебирать события своей заводской жизни, все, какие сумел припомнить, но при этом продолжал сидеть на своем месте (шел урок французского), громко скандировать со всем классом «Же фем, же фем!» и вспоминать о том, как зимой на каникулах они с мальчишками ходили в двухдневный поход на лыжах. Он знал, как зовут сидящих вокруг ребят, и вперемешку с воспоминаниями об институте мелькнула мысль, что мама обрадуется пятерке за стихотворение.

Короче, это был он, Сергей Петрович, но не только он, а еще и Сережка тринадцати лет, ученик шестого класса, живущий вдвоем с мамой в соседней квартире.

Теперь надо выяснить, что он может. Сергей Петрович осторожно пошевелил пальцами. Пальцы послушались. Удача обрадовала Сергея Петровича. Он совершил еще несколько движений: вздохнул, поправил волосы, согнул и разогнул под партой правую ногу…

– Сергей, не вертись, – сказала Людмила Константиновна, и опыты пришлось прекратить.

«Продолжу на перемене», – решил Сергей Петрович. Но едва грянул звонок, как Сергей Петрович вскочил и, расталкивая ребят, побежал искать Юрку из шестого «В», который обещал, но так и не принес до сих пор схему детекторного приемника. Напрасно Сергей Петрович пытался остановиться, он лишь мысленно мог ужасаться собственному неприличному поведению. «Ученик называется! – в отчаянии восклицал он про себя. – Знает, что нельзя, а все равно носится сломя голову, хотя у самого уроки не выучены!»

Ноги Сергея Петровича остановились. «Вот, вот! – обрадованно летели «взрослые» мысли. – Мне ведь надо географию “подчитать”!» Он развернулся и прежним галопом бросился в класс за географией. Это была пусть неполная, но победа.

На математике ничего существенного не произошло, на географии тоже не вызвали, и Сергей Петрович с огорчением вспоминал о минутах, зря потраченных на лихорадочное листание учебника. Зато на рисовании Сергей Петрович сумел отличиться. Рисование вел чертежник, донимавший всех бесконечными композициями из геометрических фигур. Сергей Петрович быстро пролистал свой альбом, украшенный кривобокими монстрами, а затем в пять минут на глазах у изумленного чертежника выполнил вполне приличный эскиз пирамиды и шара, положенного у ее основания. В дневнике появилась вторая пятерка. На переменах Сергею Петровичу теперь тоже удавалось сдерживать себя, не встревать в свалки и не орать знакомым через весь коридор. Казалось, дело пошло на лад. Но после уроков произошло событие, абсолютно невозможное в прежней жизни Сергея Петровича, – он поругался с классным руководителем!

Людмила Константиновна перехватила его на улице у самых дверей.

– Сергей! – сказала она. – Беги домой, переоденься в парадную форму. К трем часам тебе надо быть в Доме пионеров на встрече красных следопытов с ветеранами.

– Почему это я? – спросил Сергей Петрович.

Он прекрасно понимал недопустимость такого тона в разговоре со старшим, тем более с собственным руководителем, но фраза сама сорвалась с языка, прежде чем Сергей Петрович успел собраться. А еще через секунду он понял, что снова, как и утром, ничего не может сделать.

– Сергей, – строго сказала Людмила Константиновна. – Тебя еще осенью выбрали в красные следопыты, сейчас март, первый раз тебя попросили что-то сделать, а ты вдруг не хочешь!

– Я и тогда не хотел, – хмуро сказал Сергей Петрович.

Никогда в своей настоящей жизни Сергей Петрович не стал бы так разговаривать с начальством. Ему случалось не соглашаться с вышестоящими товарищами, но свое несогласие он всегда оставлял при себе. И правильно делал! Зато его и ценят на службе, у него хороший оклад, плюс персональная надбавка и прекрасные виды на будущее. Через полгода уходит на пенсию начальник ПКБ отдела, и уже сейчас известно, кто займет освободившееся место. Он отличный специалист, а этот мальчишка заставляет его корчить из себя паяца!

Школьная дверь хлопнула еще раз. Из школы вышла Лена Максимова.

– Лена, – позвала Людмила Константиновна. – Вот, взгляни, какие пионеры учатся в твоем классе. Мне кажется, что ты как председатель совета отряда должна подействовать на него.

Лена подошла, серьезно взглянула на Сергея Петровича, и Сергей Петрович вдруг почувствовал, как разрастается в груди плотный ком и тревожно сосет под ложечкой.

«Этого еще не хватало! – смятенно подумал Сергей Петрович. – Ведь тринадцать лет всего, сопляк, мальчишка еще! Нельзя!» И все же это так. Он, не Сергей Петрович, конечно, а тринадцатилетний сопляк Сережка, был давно и безнадежно влюблен в свою одноклассницу Лену Максимову.

– …если все будут отказываться от работы, то что тогда будет? – звучала Людмила Константиновна.

«Скажи что-нибудь! – внушал себе обеспокоенный Сергей Петрович. – Извинись, объясни, что у тебя есть работа – зеленый патруль и школьная радиоточка. Неприлично же! Как не надо, так он выступает, а тут язык проглотил».

– У меня есть работа, – сказал наконец Сергей Петрович. – Зеленый патруль и школьная радиоточка. А следопытом притворяться все равно не стану.

– Зеленым патрулем занимаются пятые классы, – отрезала Людмила Константиновна, – а радио – восьмые и десятые. К тому же какой из тебя диктор, с твоим-то произношением…

«Не так, болван! – обругал себя Сергей Петрович. – Сначала извинись, а потом вежливо расскажи, что пятиклассники ночью не дежурили, из-за этого под Новый год в сквере все елки чуть не повырубали. А лучше – согласись на это собрание сходить. Убудет тебя, что ли?»

– Через год, – продолжала Людмила Константиновна, – мы будем принимать в комсомол лучших пионеров. Разумеется, только тех, кто занимался общественной работой. Если ты будешь вести себя подобным образом, то вряд ли мы сможем тебя принять.

«Говори!» – скомандовал себе Сергей Петрович. Каждой клеткой он чувствовал, что Лена стоит рядом и смотрит на него. Он набрал в грудь воздуха и произнес:

– И не надо.

Это был конец. Людмила Константиновна ушла в школу, хлопнув тяжелой дверью.

«Неприятностей не оберешься», – обреченно подумал Сергей Петрович. Ему было очень неловко, хотя во всем виноват Сережка, да и неприятности грозят тоже ему. «Но нельзя же так!» – вот что мучило Сергея Петровича.

– Идем скорее, – сказала Лена.

Они пошли рядом.

– Что ты с ней сцепился? – спросила Лена.

– Да ну ее, – буркнул Сергей Петрович. – Далось ей мое произношение! Же фем, же фем! Я, может, в Париже вовсе никогда не буду, тем более голодный. И диктором не буду. А в радиоточке я работаю. Мы с Юркой всю проводку на третьем этаже сделали, от десятиклассников допросишься, как же!..

Он говорил торопливо, объясняя свое поведение, потому что Ленка стояла здесь, и он не хотел, чтобы она ушла так сразу. Но именно эта минута задержки и погубила его.

Из парадной напротив вышел Колюня.

Колюня учился с ними в одном классе. В каждом классе обязательно есть такой тип: закоренелый двоечник и хулиган по призванию. Он был сантиметров на пятнадцать выше Сергея Петровича, а ширину плеч сравнивать просто не хотелось. Колюня ловким движением ухватился за край вязаной шапочки-петушка и натянул ее Сергею Петровичу до самого подбородка. Потом повернулся к Лене, сказал:

– Надо поговорить.

Лена развернулась и пошла прочь.

Сергей Петрович поправил шапку. Он задыхался от обиды и возмущения. Уже двадцать лет никто не смел так вести себя с ним.

– Безобразие! – воскликнул он. – Хулиганство!

– Так, – нехорошо процедил Колюня. – Давай поговорим с тобой. Побеседуем.

И тогда Сергей Петрович бежал. Бежал жалко и позорно. А остаток дня просидел дома, не смея выйти на улицу.

* * *

Сергей Петрович проснулся рано и сразу понял, что ничего не изменилось. Он по-прежнему был тринадцатилетним Сережей. Это не очень удивило его, хотя с вечера он уговаривал себя, что утром все станет на место и он потом сам посмеется над нелепым сном и даже расскажет знакомым, опуская, разумеется, некоторые нелестные для себя подробности.

Часы на этажерке показывали полседьмого. В квартире было тихо. Вера Федоровна, вероятно, еще спала. Сергей Петрович помахал руками. Тело его слушалось. Надо воспользоваться свободой. Но как?

Он прошел на кухню. Здесь царил порядок, на плите стояла кастрюля с начищенной с вечера картошкой. Ему же на завтрак обещана жареная картошка! Но что за манера – оставлять чищенную картошку на ночь? Она же вымокает, никакого вкуса не останется! Сергей Петрович вспомнил кашу, которой пичкали его вчера… Нет уж, дудки! Так вести хозяйство… И Сережка тоже хорош, капризничать может, а нет чтобы самому ручки приложить. И вчерашнее его упрямство по поводу следопытов тоже, конечно, пустое выкобенивание.

Сергей Петрович залез в холодильник, достал молоко, масло, отыскал в шкафчике пакет с манкой. Большой кусок масла, шипя, поплыл по горячей сковородке. Молоко скоро закипит, а пока надо слегка обжарить крупу на сливочном масле. Так… Соль, сахар, а теперь прямо в кипящее молоко выложить золотистую, скворчащую в масле манку. Комков нет и быть не может, но все равно необходимо помешивать все пятнадцать минут, пока каша доходит. Вот это будет каша, такую не стыдно на стол поставить. То-то мама удивится! Сергей Петрович мельком заметил, что назвал Веру Федоровну мамой, значит, Сережка уже продрал глаза, но не вмешивается: верно, не может понять, что происходит. Ничего, это тебе не с учителем ругаться, поучись-ка кашу варить…

– Сережик, ты это что?!

В дверях стояла мама. Халат ее наброшен поверх ночной рубашки, заспанные глаза глядели испуганно и удивленно.

– Завтрак готовлю, – сказал Сергей Петрович. – Мойся скорей, а то остынет.

Мама плакала от умиления, расхваливала кашу и даже переписала рецепт в специальную книжечку.

– Где ты научился такую прелесть готовить? – спросила она.

– Я не учился, – внутренне сжавшись, солгал Сергей Петрович. – Я в трамвае подслушал. Одна тетка другой рассказывала, вот я и решил попробовать.

– Умница ты моя, – сказала мама и всхлипнула.

И тут Сергею Петровичу стало стыдно. Он неожиданно понял, что своим поступком просто-напросто сделал выговор матери за то, что она недостаточно ловко управляется на кухне.

– Ладно, мам, ничего, – смущенно сказал он. – Давай я посуду помою.

Вера Федоровна разрыдалась.

После завтрака Сергей Петрович хотел было бежать во двор, но вспомнил Колюню и сумел остаться дома. Час он провел, лежа на диване и листая «Одиссею капитана Блада», но потом на память пришла схема, и Сергей Петрович помчался на улицу, на ходу надевая пальто и успев только крикнуть:

– Мам, я к Юрке на полчасика!

Юрка стоял на кухне и с убитым видом вертел ручку мясорубки.

– Мясо мелю, – со вздохом сообщил он. – Будто в магазине фарша нет. Мясорубку теперь купили.

Сергей Петрович глянул и удивленно воскликнул:

– Это же наша мясорубка!

– Как – ваша? – переполошилась Юркина бабушка. – Вчера только в хозяйственном купила. У вас, верно, такая же, а эта – наша!

– Да нет, – досадливо поправился Сергей Петрович. – Она наша в том смысле, что ее завод наш делает, машиностроительный.

– Машиностроительный моторы делает, – возразил Юрка, – что я, не знаю?..

– Он вообще моторы делает, – согласился Сергей Петрович, – а в цехе ширпотреба – мясорубки. Теперь каждый завод должен цех ширпотреба иметь и что-нибудь выпускать. Вот и делают мясорубки.

– Слава те господи! – сказала бабушка. – Додумались наконец, а то каждую мелочь пока в магазине отыщешь, с ног собьешься. Только что-то мало делают. Расхватали мясорубки, и опять их год не будет.

Что мог ответить Сергей Петрович? Что цех не столько работает, сколько стоит, потому что стащили туда со всего завода изработавшийся механический хлам: разболтанные довоенные ДИПы, шлифовальные станки с кулачковыми еще зажимами, громыхающий, залитый горелым маслом агрегат с надписью «Прѣссъ» на чугунной станине. Что заработки там ниже, чем в основных цехах, и уважающий себя человек «на мясорубки» работать не пойдет. Но откуда это знать малолетнему Сереже и станет ли Юркиной бабушке легче от таких объяснений?

– А я почем знаю? – проворчал Сергей Петрович.